Людмила Толмачева - Двое под звездным ливнем Страница 2

– Здрасте, – ответил Костя, удивленный этим визитом.

Раньше местный богач не удостаивал своим вниманием приезжего горожанина, живущего в старом домишке. Но, похоже, внимание фермера привлек не хозяин дома, а его гостья.

Даже не взглянув на Костю, Садырин уставился на девушку с умильной улыбкой на толстом лице:

– Клена Андреевна, я, наверное, смогу вам помочь. Ну, я имею в виду, в поиске оставшихся староверов. В соседнем селе, Рыжково, есть две семьи, которые как раз жили в скиту, то есть не они сами, а их предки, деды с бабками. Давайте завтра прямо туда, в это Рыжково, и съездим. А потом можно и до самого скита махнуть. Я, значит, с утра разнарядку сделаю да в банк смотаюсь, а потом и махнем. Ну как?

«Клена Андреевна? – мысленно переваривал новое событие Костя. – Неужели ее так зовут?»

Резунова почему-то не обрадовалась садыринской инициативе, напротив, ее брови нахмурились, а тонкие ноздри сердито раздулись.

– К сожалению, я не смогу, – отчеканила она. – С утра мы с Константином Ильичом собрались в лес.

Рифмы, роившиеся в Костиной голове, моментально вылетели. Их место заняла прочно застрявшая мысль: «Откуда она меня знает? Ведь я не представлялся. Кто дал ей мои координаты?»

– Жаль, – скис Садырин и метнул недобрый взгляд на Костю. – Мне показалось, что вы всерьез заинтересовались нашим скитом. Ну тогда, может, вечером?

По всему было видно, что этот человек не привык сразу сдаваться.

– А вечером у нас литературные посиделки, – вдруг нашелся Константин. – И если у вас есть что показать, к примеру, стихи или рассказы, то милости просим. Новичкам у нас всегда рады.

Клена с благодарностью посмотрела на него, улыбнувшись уголками губ.

– Ну- у, это не про нас, – фыркнул Садырин. – Стихоплетством сроду не занимался. Наше дело – земля. Пахота, сев да уборка. А стихами пусть другие пробавляются. Если они кормят, то отчего не сочинять? Каждому свое.

С этими словами фермер ушел не попрощавшись.

– Сволочь, – с тихой злостью произнесла Клена, усилив свою эмоцию треском раздавленной в зубах карамельки.

– Почему? – остолбенел Костя, еще не переваривший предыдущих новостей.

– Шары подкатывать начал, скотина. Я с ним хоть и демократично, но в рамках. Дистанцию держать я умею. А то мужики с ходу начинают интервью в первое свидание переделывать. И этот туда же, боров неотесанный. Мой демократизм принял чуть ли не за кокетство.

– Он что, начал к вам приставать? – не сразу догадался Костя.

– Ну, до рукоприкладства, конечно, не дошло, но глазенки замаслились. Я эти дела быстро засекаю и на корню пресекаю, – срифмовала Клена и усмехнулась.

– Скажите, а откуда вы меня знаете? – все же задал он свой застрявший вопрос.

– Да кто же вас не знает? – с легкостью начала она, но поперхнулась (очевидно, карамелькой) и закашлялась.

Костя предупредительно налил в чашку воды и подал девушке. Та отхлебнула немного, успокоилась и продолжила объяснение:

– Вас порекомендовал тот же Садырин. Говорит, у нас поэт залетный объявился. Я уцепилась за информацию, мол, кто да откуда? Ну и путем логических выкладок догадалась, что вы тот самый Неустроев. Автор знаменитого «Дирижабля». Я ведь трижды была на концерте «жаблей» и вместе со всеми вопила, чуть голос не сорвала:

Всё суррогат – и даже твои глаза,с синими линзами,лгут. Лишь не порочны грозаи небо, с звездными ливнями!Все суррогат: и даже твои слова,в ночных объятиях —все фальшь. Но стихия праваи невинна, как божье зачатие…

Пропев куплет, Клена радостно уставилась на поэта. Его реакция оказалась не той, что она ожидала. Сцепив лежащие на столе руки и вперив взор в линялый узор клеенки, он долго молчал. Клена заерзала, уже приготовилась задать вопрос, как вдруг он заговорил, медленно и сухо:

– Эту песню группа исполняла на концерте всего один раз. Вы не могли ее слышать трижды «вживую». Текст я сразу же переделал. Весь этот спектакль – домашняя заготовка? Вы прикатили сюда ради статьи о поэте-отшельнике Неустроеве? Говорите правду, или я выставлю вас отсюда!

И вновь наступившую тишину оттенило жужжание мухи и тиканье часов. Клена теребила край носового платка и искала подходящие слова. Как только пауза угрожающе затянулась, и Костя поднял руку, должно быть, для того, чтобы указать коварной обманщице на дверь, она жалобно заговорила:

– Константин Ильич, простите меня, а? Я дура. Переоценила свои возможности. Думала, причешу уши… кхм! То есть я хотела сказать, разведу по легкому… Переиграла, одним словом. Простите меня, а?

Он тяжело вздохнул, поднял глаза на ее безвольно лежащие руки, привычно пожевал губами, коротко отрезал:

– Оставайтесь.

2

– Давайте, я вам помогу. Вот здесь подержать, да?

Покосившись на девушку, Костя с обреченным видом кивнул. Еще пару часов назад ему и во сне не могло присниться, что чинить забор придется на пару с пышноволосой представительницей одной из древнейших профессий по имени Клена. После чая он оставил ее в доме, бросив на ходу: «Вы тут отдыхайте, а у меня дела», и, вооружившись инструментом, отправился в огород. Но не прошло и четверти часа, как она прискакала к нему, полная жизни и боевого задора.

Плотно сжав рот, он что есть силы бил молотком по шляпке гвоздя и вполуха слушал ее болтовню. Теперь речь шла об истории здешних мест. Про себя он дивился необычайно широким познаниям Резуновой и невольно любовался ее речью, стиль которой напоминал древние баллады.

– Вы только не обижайтесь, но я реально тащусь от ваших стихов, – она внезапно сменила тему, а заодно и словарный запас. – В самом заповедном месте я храню именно «жабловские» синглы. Зацените!

– Хм. Интересно взглянуть на ваше самое заповедное место, – сказал Костя, сосредоточенно роясь в ящике с гвоздями.

Не найдя достойного ответа, Клена двусмысленно хихикнула, но тут же сделала серьезную мину и спросила:

– А вам нравится Волошин?

– Волошин? Никогда не думал об этом. Я его мало знаю.

– Странно. Но вы живете и думаете по- волошински. У него есть что-то вроде завещания поэту. Ну, вроде кодекса. Мне кажется, у вас все по этому кодексу – и творчество, и жизнь…

– Хм. Например?

– Ну- у… Я не помню дословно… Кажется, там есть такое правило: если тебя современники хвалят, то не верь им, они не поняли твоей правды. За правду тебе заплатят руганью, клеветой и камнем.

– Ортодоксальная, но справедливая мысль. И что, по-вашему, я не верю хвалебной критике?

– Разве нет? А кто полчаса назад отчитал меня как школьницу? А ведь я, между прочим, искренне говорила.

– Ладно, простите, если обидел.

– На вас трудно обижаться.

– Даже так?

– Угу. Поэт тот же ребенок. Непосредственный, своенравный, но очень милый.

– И на том спасибо.

– Вы суеверный? – вдруг без всякого перехода спросила Клена, прикрывшись ладонью от слепящего солнца и глядя куда- то вдаль.

– Что? – не понял Костя и посмотрел туда же.

– Загадаем? Вот если этот юноша на брусничной «Хонде» остановится возле нас, то сегодня вечером произойдет событие с сумасшедшим кайфом.

– Загадывайте, – пожал плечом Костя и хмыкнул со скрытым сарказмом: – Если без кайфа не можете существовать.

– А вам что же, типа наплевать?

– Типа того.

Возле них с оглушительным треском остановился новенький японский мотоцикл, за рулем которого сидела симпатичная наездница в черной косухе и коротких кожаных шортах, открывавших стройные загорелые ноги.

– Здравствуйте, Константин Ильич! – блеснув зубами, крикнула наездница.

– Здравствуй, Феня! – сдержанно ответил Костя и зачем-то потрогал только что приколоченную перекладину.

– А занятие клуба не отменяется? – расстегнув шлем, уже тише спросила Феня.

– Нет. Отчего же? Если народ соберется, то пожалуйста. Я как бы всегда на месте. А у тебя есть что показать?

– Не-а! Я в качестве вольноопределяющегося слушателя. Вот бы вас послушать, а?

– Это исключено. Мы, кажется, обо всем договорились. Зачем из пустого в порожнее переливать? – проворчал Костя и отвернулся к своему забору.

– Извините, я не хотела. Просто…

Феня надула губки, а затем посмотрела на Клену. В этом взгляде было все, что думает семнадцатилетняя девчонка о старшей, читай, старой сопернице, утратившей свежесть и благоухание юности.

– Ну, я поехала. У нас сегодня последний звонок. Марьсергеевне надо цветов купить…

Мотоцикл, взревев двигателем и сверкнув на солнце брусничными крыльями, увез юную Феню в соседний поселок Бобров, где находилась средняя школа.

Костя внутренне приготовился дать отпор любопытной корреспондентке, которая несомненно полезет с расспросами по поводу Фени и занятий клуба. Но его предосторожность оказалась напрасной. Клена молча проследила за тем, как последний гвоздь в три удара вошел в сухое дерево, точно нож в масло, а затем со свойственной ей непринужденностью оставила хозяина огорода одного. Убежала, напевая мелодию из репертуара «Дирижабля».