Петр Алешкин - Беглецы. Роман Страница 2

Анохин хочет ехать в США не только для того, чтобы спасти свою жизнь, находящуюся под угрозой уничтожения прототипами героев нынешних русских телесериалов, но и для спасения русского языка и культуры там, откуда идут все беды для Руси. Эдакий, можно сказать, Штирлиц во плоти, только в войне во сто крат более грандиозной и страшной, чем Вторая мировая – в войне, начатой Западом во времена Александра Невского, закончившейся пока что установлением господства группы изменников Родине в крупных городах России.

Все вышесказанное может служить лишь оценкой качества экспозиции трагедии «Беглецы». Переход же в завязку в романе столь естественен и незамысловат, что уловить его и в достаточной степени оценить возможно только по прочтении всего текста романа. На мой взгляд, это – свойство высочайшего мастерства писателя, данное далеко не многим. Так вот, завязкой следует признать вовсе не конфликт главного героя романа с журналом «Зеркало», за которым стоит мафия, в том числе и с людьми, находящимися в окружении непосредственно президента страны (тогда еще Ельцина), а…

…встречу Дмитрия с «девушкой по найму» по имени Лиза, которая согласилась поехать с главным героем в США на весьма короткий срок – до начала занятий в институте. Похоже на сказку про Золушку, не правда ли? Мелодраматично в своей сути и, на первый взгляд, предугадываемо: герой влюбляется в нее, а жена героя оказывается стервой, потому ее можно послать подальше – все готово для набора череды приключений со счастливым концом и торжественным вручением новым президентом Дмитрию Анохину ключей от московской квартиры и лицензии на право издательской деятельности в Москве. И юная красавица под боком, и враги повержены – точь-в-точь, как в телесериалах типа «Остановка по требованию» по сценарию пошляка А. Слаповского…

Ан – нет. Встреча Дмитрия с Лизой, поездка их по Америке есть лишь завязка для основного сюжета романа, которая длится больше половины книги, перебиваемая воспоминаниями главного героя о том, как он шел вверх по издательской лестнице, а также кто и почему решил уничтожить дело его жизни. Оба сюжета переплетены естественно, работают на ассоциациях, возникающих в сознании читателя при прочтении то той, то другой истории или сцены. Мне лично было равно интересно и как развивается роман стареющего уже мужчины с юной простушкой, постепенно осознающей истинную силу своих чар, и как развивался бизнес Анохина, столкнувшийся с силой мощной, непреодолимой, в подлости своей бесконечной – новым государством российским.

Детали… Их масса, пересказывать невозможно, ибо каждая из них сцеплена с другой, порождает ассоциации, которые накладываются на ход всего повествования. То есть речь идет уже о собственно той части книги, которая является самим действом: повествованием о том, как механизм государства и законов, которые опытные чиновники могут повернуть в нужную им сторону, делает любого человека (даже из-за богатства своего относительно независимого) жертвой произвола, которого как мафия, так и сросшаяся с ней государственная машина… даже не приговаривают, а обрекают на уничтожение. В мировой литературе подобные задачи ставили при написании романов разве что Клаус Манн да Томас Манн. Но их персонажи становились жертвами обстоятельств, в герой П. Алешкина стал вопреки обстоятельствам героем. Так в чем же парадокс?

История интриги, завязанной бывшим другом Дмитрия, предавшим его в надежде стать на место основателя одного из крупнейших издательств России, – это вовсе не «производственный роман» периода советской власти. Скорее, перед нами – показ новых технологий, которые были отработаны в среде партаппаратчиков и комсомольских вожаков в доперестроечные еще годы, но только с победой группы Горбачев-Ельцин ставшие нормой бытия в новой России. Исчезли все табу, свойственные общинной цивилизации, меркантильные интересы возобладали над прочими человеческими ценностями. Все заповеди Христовы стали не просто нарушаться в России, они стали извращаться самыми бесчеловечными методами: новоявленные президенты, оставаясь в душе поклонниками Сатаны, при восхождении на Престол кладут лапы на Библию и Коран, а окружающие их «братки» всех степеней власти льют кровь людскую, строя при этом храмы и мечети.

Человеку, начавшему свое дело в России с того, что сам он по ночам грузил в эшелоны бумагу для книг, за которыми потом выстраивались перед магазинами многочасовые очереди тысяч людей, не место среди живых. России новой нужны издатели микротиражей и псевдокниг, способные лишь «отмывать грязные деньги мафии», согласные пропагандировать весь сонм смертных грехов и быть послушными рабами в руках Кремля. Это звучит в самом подтексте доноса на Дмитрия Анохина, опубликованном в журнале «Зеркало», равно, как и в серии попыток главного героя романа оправдаться и объясниться. Ибо Анохин еще не понимает истинной мощи силы, вставшей против него. Уголовный мир, сросшийся с государственной властью, превратился в монстра много ужасней «страшилок» Стивена Кинга. Ибо он – реальность современной России.

«Русская трагедия» – название сериала книг П. Алешкина. А мне при чтении этого романа кажется, что можно было бы назвать ее и «Немецкой трагедией». Ибо ситуация, в которой оказался честный предприниматель России, адекватна тысячам тысяч трагедий, свершающихся на территории объединенной Германии. Я сам был уничтожен властями Берлина по указке неонацистов: закрыл единственный в Западной Европе русский детский музыкально-драматический театр, ушел в сторону, преданный и депутатами Бундестага от ПДС, и испугавшимися этой силы своими сотрудниками, и разом попрятавшимися только вчера еще восторженными зрителями. Ушел в сторону, ибо на чужбине не нашел в себе сил выстоять с той силой, с какой столкнулся Дмитрий Анохин в Москве.

В жизни прообраз главного героя романа «Беглецы» оказался в ситуации, созданной прихвостнями из окружения М. Горбачева и Б. Ельцина, поставившими перед собой цель как можно больше национальных богатств СССР перевести из страны в обшорные банки Запада – и уже оттуда ввозить в Россию деньги мелкими частями для того, чтобы создавать банки и заниматься ростовщичеством на легальной основе. В жизни таких ситуаций с созданием с помощью государственной поддержки очень успешных производств и фирм, а потом их исчезновением по указке сверху, были тысячи. Именно таким образом было практически легально вывезено то, что сейчас называют «золотом партии» и о чем пишется так много абсолютно лживых книг, ставящих задачу запутать сознание обывателя и сокрыть от него истинных похитителей общенародного богатства общества общинного типа. Состояния Собчака, Гавриила Попова и прочих практически не упоминаемых ныне в СМИ плутократов создавались в большей части своей именно таким образом. И Дмитрии Анохины были лишь крохотными частичками в хорошо организованной и успешно проведенной бандитской операции.

Потому героя «Беглецов» следует ко всему прочему оценивать еще и как «маленького человека» – персонажа литературы нового времени. Античный герой и маленький человек – симбиоз в мировой литературе уникальный. При этом, персонаж этот проявляет себя не на поле брани, где порой одно отчаяние или тупое согласие на готовность принести себя в жертву делает человека в глазах оставшихся в живых героем, а в жизни обыденной, какая проходит мимо нас и возле нас, сущности перемен в которой мы порой и не замечаем. При этом Дмитрий Анохин вельми грешен, аки всякий из нас, все его оправдания своим неблаговидным поступкам схематичны и не выдерживают не то, что критики, а даже не стоят внимания. Точно так, как делаем это мы в жизни. То есть автор делает персонаж свой человеком во плоти. А читатель очень скоро обращается с Дмитрием запанибрата, почитая его таким же, как и сам он, не хуже, ни лучше, своим, словом, парнем.

На этом аллюзии героя романа с судьбой автора заканчиваются. Далее идет то, что литературоведы называют развязкой, и что по-настоящему делает «Беглецов» высокой литературой. Дмитрий Анохин покидает Россию, становится возлюбленным девушки, которую взял с собою из Москвы и, промчав едва ли не через все Штаты на автомобиле, вдруг осознает себя чужим в этой стране, чуждым самому духу державы Желтого Дьявола, породившей того самого мафиозно-государственного монстра, от которого он бежал из России.

Круг замкнулся. Будущего у человека порядочного, способного принести пользу и добро людям, нет. Все мечты о создании нового издательства, продолжении дела И. Сытина превращаются в прах.

Понимание этого происходит на уровне подсознания у главного героя и у читателя. Никакой дидактики, никакого моралите не допускает автор. Это – как бы высший пилотаж писателя, уникальный в русской литературе вообще, а уж в литературе после Ф. Достоевского, приучившего литераторов разжевывать каждую «слезинку ребенка», и вовсе до П. Алешкина невозможной. Потому – и только потому – писатель принимает неожиданное решение, которое сродни именно античным сюжетам: обвиняет героя своего в кровосмешении.