Нонна Ананиева - Лекарство от Африки Страница 2

У Марка вылезли глаза на лоб от этой Оли.

Степан сидел далековато, и до него долетали только обрывки фраз, но и этого было достаточно, чтобы понять, что у соседки Марка далеко идущие планы.

– Почему я должна доверять свое здоровье каким-то людям с дипломами, их вечным экспериментам по сбору материалов для очередной научной степени и правилам лечения, которые меняют каждые два-три года? Почему нам ничего не объясняют? А тех, кто пытается объяснить, объявляют, видите ли, вне закона. Всех подряд! Почему они меняют одни таблетки на другие, пока не выпишут третьи, которые борются с первыми и ослабляют действие вторых? А последствия четвертых доводят до нервного срыва и требуют борьбы со стрессом и ожирением. А если я спрошу о той самой первой причине, из-за которой начался весь этот прием лекарств, то она никуда не делась – где была, там и есть. И еще букет побочных эффектов в придачу в виде больной печени, например, или диабета с параличом.

– Вы говорите о себе? – Марк посмотрел ей в глаза.

– Люди всегда говорят о себе в той или иной степени, – сейчас она казалась искренней.

– Если я вас правильно понял, вы хотите стать пациенткой Голдинга? – уточнил Марк.

– Может быть. Но сначала я хочу узнать о нем побольше.

– От меня? – Марк как будто не понял.

– Да ладно вам! Вы прекрасно знаете, что я читаю в настоящий момент, – она повернула книгу задней обложкой: «Марк Находкин – один из немногих российских врачей-натуропатов, признанных мировыми сообществами альтернативной медицины, – представляет новую книгу известного Дэвида Голдинга “Природная аллопатия. ХХI век”». В левом верхнем углу красовалась его фотография вместе с Голдингом на фоне буйной зелени его тропического сада, сделанная Лючией, второй женой Дэвида, красавицей бразильянкой. Дэвид угощал его тогда шербетом из сока асаи и тростникового сахара. Марку до этого никогда не приходилось пробовать сок этого чудо-растения из дельты Амазонки, самой полезной ягоды на земле или, точнее, природного антиоксиданта номер один.

– Да, знаю – правильная и своевременная книжка. Но на свете много полезных и умных книг. Почему вы остановились на этой, Оля? Откуда такое внимание к Дэвиду? Мне очень интересно, не скрою.

– А если я знаю одного вашего пациента? – полуспросила Оля.

– Кого именно? – не выдержал Марк.

– Того, кто развернулся на 180 градусов на полпути к центральной аллее, – она сделала паузу.

– Какой аллее?

– Одного из московских кладбищ. Введенского, кажется.

– Может быть, это нескромно с моей стороны, но таких пациентов было достаточно. Когда он, как вы говорите, развернулся?

– Он не знает, что я знаю. И я не хочу никого выдавать, – она почему-то не захотела больше разговаривать, опять открыла книгу и углубилась в чтение.

Марк посмотрел на Степана.

– Садимся, слава богу! У тебя как с транспортом? – Его наверняка встречала наконец дождавшаяся супруга.

– Не беспокойся, спасибо большое. Я подготовился, – улыбнулся Степан.

Наши летчики садятся лучше всех: какая-то специальная школа по приземлению. Марк давно это заметил.

Самолет подъехал к рукаву и остановился. Все стали собираться. Марк не спешил, смотрел по сторонам на людей, на свою теперь молчаливую соседку. Она вела себя так, как будто они и не разговаривали полдороги. Взгляд стал потухшим. Взяла сумочку, встала и медленно начала продвигаться к выходу. Марк еще сидел. Потом пошел, следя за ней глазами. Оля шла медленно и, можно даже было сказать, тяжело. Она шла походкой нездорового человека. Он приблизился:

– Я планирую пробыть в Москве до десятого сентября.

– Мне больше не на кого надеяться, Марк.

– Держите, – он протянул ей свою визитку.

У выхода из рукава стояла девушка с табличкой «VIP». Оля остановилась у таблички, видимо, попрощаться.

– Скажите, – обратился Марк к своей бывшей спутнице, почувствовав, что сейчас можно было многое спросить. – Кто вас ко мне направил? – Для него это был очень важный вопрос: он давно уже никого не принимал без рекомендации. Исключений не делал. Старался не делать. И боялся не за себя, как можно было бы подумать, а за пациентов, которые могли оказаться жертвами амбициозных и алчных «профессионалов», отстаивающих бездушный и очень часто губительный официоз от медицины. Особенно в онкологии.

– Вам позвонят, Марк. Было приятно познакомиться. Я примерно таким вас и представляла.

2

За окном усиливался шум от просыпающейся летней столицы. С двадцать первого этажа сталинской высотки Москва была похожа на каменный лес с отдельно стоящими выскочками типа «Swiss-отеля» напротив окон ее квартиры. Москва-река выглядела неподвижной и очень старалась хоть как-то отразить небо, чтобы казаться не серо-черной, а хотя бы серо-синей.

Рядом с банкой капсул «Комплекс контроля над калориями» на столе лежала распечатка ею составленного перевода статьи с тайваньского натуропатического сайта. Сайт был большой, в него, как под одну крышу, собирались с публичных мировых порталов материалы, посвященные позитивным изменениям в сознании человека. Речь шла о здоровье, окружающем мире, обществе, консумации, будущем. С него можно было не выходить часами, информация часто была революционной и диссидентской, а иногда и просто шокирующей. Начитавшись, хотелось всем этим поделиться: с друзьями, коллегами, обсудить, но почти все крутили пальцем у виска, недоумевая, как в этой загнанной жизни можно еще чему-то удивляться и тратить время на рассуждения каких-то там журналистов.

Лена отпила кофе. Сегодня эфиопский. Заваренный по всем правилам. На кухне для кофе была отведена отдельная полка. Обычно там всегда можно было найти девять-десять сортов: кенийский, эфиопский, колумбийский, гватемальский, индонезийский, вьетнамский… Пузатые банки с надписями стояли в ряд на самом видном месте. На полке красовалась старая немецкая деревянная кофемолка с маленьким выдвижным ящиком, когда-то принадлежавшая ее прабабке. Кажется, прадед принес ее с войны. Лена помнила эту вещицу в доме с самого детства. Просыпаясь утром, маленькая, она всегда ловила ноздрями запах свежего кофе. Постепенно научилась различать вкусовые оттенки. Сейчас стала сама придумывать смеси в зависимости от настроения. Аромат и вкус доставляли ей огромное удовольствие. У нее была утренняя чашка кофе и послеобеденная – всё, только два раза в день, но зато со знанием дела. Как ни странно, в огромном мегаполисе мало кто по-настоящему разбирался в приготовлении кофе. Москва считалась чайным городом, в отличие, например, от Санкт-Петербурга.

Главная чашка была утренняя.

– К тебе всегда имеет смысл зайти, – заявил как-то сосед с двадцать пятого этажа, специалист по связям с общественностью, Борик Сидор (по паспорту Сидоров), – кофе нальешь реальный. Если бы ты еще не засирала присутствующим мозги своей натуропатией с магнезией, я бы включил твою кухню в путеводитель типа «must». А то придешь к этим, как их, «кофеманам», а жрать дают говнокофе с разными названиями. Они, наверное, за названия какому-нибудь престарелому учителю по литературе больше заплатили, чем за этот свой кофе.

– Я за него счастлива, – честно вставила Лена.

– Слышь, кофе «Луковый», бля… – заржал Борик.

Лена открыла одну из полок и поставила на стол свинью-копилку размером с дыню «Колхозница».

– Сейчас стольник, а будешь продолжать матом изъясняться, придется попросить пятьсот рублей или двухнедельный карантин.

– Да, ты так скоро на «Кайен» соберешь. Опять же для нужд натуропатии, – Борик выудил из своих модных штанов с обвисшей задницей две купюры по пятьдесят рублей. – Как там ваш гуру со своими капельками?

– Все познается в сравнении, – протянула Лена.

– Н-да… многозначительно, – он отпил кофе. – Этот ты делаешь самым вкусным. Это какой?

– Этот – когда дрянное настроение с утра.

– Что, тебя кто-то расстроил? Ну не гуру же?

Борик взял пульт от телевизора и нашел какие-то новости.

– Я че зашел… Это…

– Денег не дам, нету, – зевнула Лена.

– Фигня вопрос. Я хотел машину попросить. Вечером верну. Там, знаешь, надо отвезти макеты…

– Не рассказывай, даже слушать не хочу.

– Лена! Ты же знаешь, что я к тебе чувствую!

– Не совсем, прямо скажем.

Борик был абсолютным асексуалом, человеком, так сказать, четвертой ориентации, входившим в тот самый один процент населения планеты, который был полностью безразличен к сексу. Это давало ему огромное количество преимуществ, как в быту, так и на работе.

– Я как твой самый лучший эко-кофе, без примесей и налетов. Ты мне нравишься не потому, что ноги и задница, а потому что душа тянется, моя истерзанная сомнениями душа.

– Довезешь меня до работы, а потом возьмешь. И чтоб вечером полный бак. Я пошла одеваться.

Сначала Лене казалось, что он ловко маскируется своей «алибидемией», прячет детские комплексы несчастной любви и неполной семьи или, на худой конец, болеет чесоткой. Но Марк, как всегда, раскрыл глаза, сказав еще, что таких людей становится все больше и больше. Упомянул также про работу некоего Доктора Потенжера, который ставил опыты на кошках и вывел, что если кошек кормить не сырым молоком, а пастеризованным, то к пятому поколению у них не только исчезает всякое желание оторвать хвост у навязчивого соперника в марте месяце, они вообще перестают размножаться. Борик же питался как все, то есть он не был, конечно, сыроедом в силу своей неосведомленности, но сказать, что он сидел на пастеризованном молоке и в рот не брал яблока или морковку было бы преувеличением. К тому же он знал, что был не один такой. Асексуалом несомненно являлся известный одессит, мастер интеллектуальных игр Анатолий Вассерман. Правда, поговаривали, что в юности он дал обет целомудрия, но мотивы этого поступка уж точно не были религиозными, так как он везде заявляет о своем атеизме. Или что далеко ходить, великий Карл Лагерфельд уже более двадцати лет живет один и ни с кем не встречается. То есть в данном случае не важно с кем: с женщиной или мужчиной – ни с кем. И это не мешает его творчеству, одна «Шанель» чего стоит и фотоальбомы. Да и Борика нельзя было назвать ни дураком, ни лентяем, ни неудачником. Он был в норме по всем остальным показателям. Он даже модно одевался для себя самого. Иногда он ей говорил, что у него есть женщина и он все может и хочет, иногда – мужчина, стройный, мускулистый с тонкой талией, но в реальности до этого дело никогда не доходило: и женщины и мужчины его одинаково не привлекали, и проводить свободное время в праздных беседах и кувырканиях ему было не интересно. Потрепаться – это да, но только не пошлые анекдоты. В приятели он чаще выбирал женщин.