Алессандра Флид - Семь портретов Страница 2

– Я пропустила начало твоего монолога, ты не мог бы повторить? – ощущая какое-то садистское удовольствие от его замешательства, медленно попросила она. – До того момента, когда ты признался, что тебе даже рядом со мной находиться противно.

Ей показалось, что он может ее ударить, чего, конечно же, не произошло. Он никогда не занимался рукоприкладством и очень редко повышал голос. Наверное, все дело в том, что ему просто было все равно, чем она занимается, и все ее слова обычно пропускались мимо ушей. Настал ее черед.

– Ты была красивой и такой невинной, когда мы поженились. Что с тобой случилось? Где та женщина, куда она исчезла?

Рита вздохнула, проходя дальше и отодвигая занавес в гостиную.

– Не хочу говорить в коридоре, давай в комнате.

До чего же дошло. У нее было свое кресло, у него – свое. Ничего общего. Что за дом, в котором у каждого человека свое место?

Черные подтяжки вернулись на плечи, верхние пуговицы рубашки застегнулись. Антон снова выглядел нормальным человеком.

– Куда делась прежняя Рита, – повторила она, словно раздумывая над этим вопросом. – Знать бы мне самой, милый, куда она запропастилась. Я вот тоже все ищу ее, и не могу найти. Я действительно, стараюсь, но она никак не хочет выходить из своего убежища. Если тебе нужна она, вряд ли ты найдешь ее, приводя домой разных девиц с улицы.

– Карина работает…

– Или сотрудниц своей компании – мне все равно. Если тебе нужна молодая и красивая женщина, то я все понимаю. Если тебе нужна именно прежняя Рита, то твои поступки весьма странно выглядят.

Это было все, что она могла ему сказать. Искать свою молодую жену в любовницах было глупо, и они оба знали об этом. А значит, часть вины лежит все же, не на ней. Это было здорово – вот так разом поставить диагноз и переложить долю ответственности на него.

Она растолстела, утратила свою красоту и перестала смеяться по утрам. Да, в этом заключалась ее вина.

Он захотел изменить ей и сделал это. Просто захотел. Это его часть ответственности.

Рита плохо помнила, о чем они говорили после этого, поскольку уже ничего не имело значения.

Удивляло то, что ей было все равно.

Боль пришла позже. Когда она, лежа в одной из комнат для гостей, замерзая и проклиная собственную слабость, начала плакать. Вот тогда и пришла настоящая боль.

Быть преданной, быть брошенной и опозоренной… что это значит? Пустые слова, которые не могли облечь в доступную форму все то, что она ощущала той ночью. Жалость к себе смешалась с горечью утраты, и Рита плохо понимала, отчего плакала в тот момент.

Не хотелось это признавать, но она все же любила мужа, и именно это злило больше всего. Собственные чувства заставляли смотреть на случившееся, как на нечто непоправимое, так что все казалось потерянным, утраченным и потемневшим.

Это состояние никуда не уходило.

Когда они договаривались о том, что она уедет в другой дом, когда делили вещи – она постаралась оставить в том доме как можно больше вещей – и даже когда приглашали юриста для того чтобы уладить все формальности, ощущение пустоты оставалось.

Она привыкла хорошо одеваться, держать спину прямо и говорить внятно, не используя лишних слов. Теперь строгие рамки, в которые она заключала себя все это время, казались ненужными.

«Почему ты так торопишься?» – спрашивал Антон, вертя в руках перо и не решаясь поставить подпись. «Хочу поскорее съехать», – отвечала она. Больше сказать было нечего.

Рита не любила много говорить, и даже будучи совсем молодой всегда держалась вежливо, но никогда не подпускала людей слишком близко. Муж был единственным человеком, которому она смогла довериться, и вот, теперь выходило, что этого тоже делать не стоило.

Робби пришел немного раньше, чему она также удивилась.

– Сегодня необычный день, – улыбаясь, сказала она.

– Почему? – без особого интереса спросил сын.

– Сегодня все приходят вовремя, – пояснила она, не надеясь, что он услышит эти слова.

Несмотря на всю свою холодность и невнимательность к матери, Робби предпочел жить с ней. Было неудобно вспоминать тот вечер, когда они сообщили ему о том, что собираются развестись. В семьях такого круга разводы были неслыханным делом, но она сама не оставила Антону выбора. С ее стороны это было жестоко и эгоистично, поскольку теперь он должен был принимать на себя все последствия расторжения брака, в то время как она просто выпала за пределы того самого круга и ушла в другую жизнь. Затаилась на дне, так сказать.

Наверное, Антона все же задело то, что Робби тоже не выказал удивления. Он просто вздохнул и, немного подумав, сообщил, что уйдет из дома вместе с матерью.

«Все в порядке, отец, просто я не буду жить в этом доме. Буду жить там же, где и мама».

Ей казалось, что он хотел добавить еще что-то, но удержался. Было бы интересно узнать, о чем он думал в тот момент. Робби рос похожим на нее – скупым на слова и очень осторожным.

– Что на обед? – немного позже, выходя из своей комнаты, спросил он.

– Жаркое.

– Ты очень давно не готовила жаркое, – пытаясь улыбнуться, сказал он.

Рита знала, что сын любит ее. Для этого ей не были нужны слова и заверения, она просто видела в нем это. Скорее всего, он и сам не осознавал, насколько привязан к матери. Однако его поступки и незаметные фразы согревали ей сердце, и она находила в них утешение даже сейчас, когда прошлая и такая знакомая жизнь скрылась за спиной.

– Я вообще давно не стояла у плиты, у нас была кухарка. Теперь буду готовить каждый день, так что тебе даже надоест, – рассмеялась она.

– В новом доме новые правила, – ответил он. – Я ко всему готов.

Вся жизнь теперь будет по новым правилам. Прощайте экипажи, оранжереи и бесцельные прогулки по магазинам. Рита намеревалась ходить пешком, ограничиться теплицей и покупать только то, что действительно нужно.

Глава 2

Артур. Мотоцикл и камера

Новенький мотоцикл на самом деле был стареньким, но хорошо отремонтированным. На другой просто не хватило денег, но по сравнению с тем, что у него было в прошлом году, Артур считал себя настоящим богачом. По крайней мере, ему больше не приходилось ходить пешком, и он мог ездить по улицам сколько душе угодно. Он всегда любил скорость, и не понимал, почему по их городу до сих пор разъезжают конные экипажи, когда автомобили уже успели узурпировать некоторую часть их привилегий. К примеру, новомодные «такси» решали все проблемы максимум за десять минут, и обходились вдвое дешевле.

Артур работал в кондитерской, совмещенной с магазином, так что, когда наступало затишье, он мог выйти на улицу, чтобы сесть возле витрины и поглазеть на прохожих. Разглядывать людей он любил всегда.

Впрочем, с появлением мотоцикла все изменилось – теперь он мог использовать коротенькие перерывы для того чтобы выезжать в город и наслаждаться быстрой ездой. И, хотя неторопливость прежних будней уступила место новым ощущениям, его привычка смотреть на людей никуда не исчезла.

Наверное, такая женщина привлекала внимание каждого, кто видел ее хоть краем глаза. В ней было что-то странное. Пешеходов тучного сложения Артур повидал немало, и половина из них были женщинами, так что внушительной фигурой его было не испугать. Однако неспешность и какая-то отрешенность выделяли ее из толпы спешащих прохожих, а потому, если он видел ее на тротуаре, то обязательно задерживался на ней взглядом.

Подобное происходило и прежде, и он никогда не думал, что это ненормально. Встречая на дороге людей вроде нее, он мысленно отмечал их, а затем просто забывал об их существовании до следующего раза. Они были для него кем-то вроде старых знакомых, с которыми он не имел никаких общих дел. К примеру, он наблюдал за тем, как взрослеет мальчик, который жил в одной из квартир дома, находившегося напротив магазина. Артур видел его каждое утро, когда тот направлялся в школу, и каждый раз отмечал настроение своего маленького «знакомого». Еще год назад мальчик казался ему совсем младенцем, но теперь в его движениях прослеживалась уверенность, присущая всем успешным школьникам. Исходя из этого, Артур делал вывод, что малыш завел друзей и нашел любимые предметы обучения. Он бы никогда не заговорил с чужим ребенком, так что проверить истинность своих предположений не мог. Впрочем, ему это было и не нужно – он предпочитал просто делать ничего не значащие пометки в своей памяти, а потом откладывать их до лучших времен.

Эту женщину он видел уже в третий раз. Перерыв, как правило, намечался всегда в одно и то же время, и его поездки также проходили в строгом порядке. Значит, эта дамочка в сером пальто тоже выходила на улицу только в определенное время.

Наверное, сказались эти проклятые мысли и рассеяность – на четвертый день он облил ее водой из новенькой лужи, образовавшейся как раз утром, после дождя. Это был первый раз, когда с ним такое случилось, поскольку с тех пор, как он стал ездить, дождь тоже шел впервые.