Норма Бейшир - Ангелы полуночи Страница 2

– Давай же! – В голосе мужчины послышались нетерпеливые нотки.

Бесстрашно свесив с перил длинные ноги, точно сидя на краю постели, он ухватился за прочную металлическую петлю, надетую на кабель, с силой оттолкнулся и со все возрастающей скоростью понесся вперед, к соседнему зданию.

Женщина вспомнила слова, сказанные им в тот день, когда она училась пользоваться кабелем: «Я дорожу своей жизнью. Но скользить по этому кабелю совершенно безопасно, хоть младенца таким способом отправляй». Она глубоко вздохнула, с грацией танцовщицы поднялась на перила, вцепилась в петлю и устремилась вперед. Ветер развевал вокруг лица темные длинные волосы, когда она, точно ночная птица, мчалась сквозь ночь, а в голове молнией проносились мучительные вопросы. Когда все пошло вкривь и вкось? – спрашивала она себя. С какого мгновения привычный мир начал распадаться на части?

И главное, как она оказалась здесь, как решилась принять участие в… этом?

САНТА-ЕЛЕНА, КАЛИФОРНИЯ

сентябрь 1975 года

Долина Напа утопала в жарком белом мерцании разлитого повсюду солнечного света. Бронзовые тела работавших на виноградниках полуобнаженных людей блестели от пота. Они собирали спелые гроздья – долгий, изнурительный труд, конечной целью которого были изумительные вина, прославившие северную Калифорнию. Кое-где к изготовлению вин уже приступили, и в воздухе витал острый пьянящий аромат. Для этих мест сбор винограда – явление столь же обычное, как многочисленные толпы и постоянные пробки на улицах Нью-Йорка, хотя и не столь общеизвестное. Это винодельческий край, и куда ни глянь, всюду взгляд падал на виноградники и винные заводы.

Около одного из виноградников на поросшем травой холме под большим дубом сидела Абби Гианнини, задумчиво глядя на раскинувшийся перед ней пейзаж. Рядом лежали альбом и несколько карандашей. На девушке был ее обычный наряд – выгоревшие джинсы и свободная блузка цвета слоновой кости с вышитыми по вороту и низу яркими пестрыми цветами. Длинные темные тяжелые волосы волнами рассыпались по плечам, подчеркивая красоту смуглого овального лица. Большие темно-карие глаза, кожа оливкового цвета и прекрасные, почти совершенные черты свидетельствовали об итальянском происхождении Абби.

Все это она унаследовала от своих предков, которые приехали сюда из Тосканы еще в девятнадцатом веке. У них не было ничего, кроме накопленного несколькими поколениями опыта по изготовлению изумительных вин и… надежды. Надежды начать новую жизнь, стать владельцами собственных виноградников и продолжить традиции, хранившиеся в их семьях в течение столетий. В Тоскане Гианнини считались признанными мастерами виноделия, и Абби всегда казалось ужасно несправедливым, что здесь, в Калифорнии, они смогли стать всего лишь наемными рабочими. С тех самых, казавшихся теперь бесконечно далекими времен – больше ста лет назад, – когда ее прапрадедушка, Роберто Гианнини, прибыл сюда, они всегда работали на других. Другие наживались, используя их опыт, в то время как им самим едва удавалось сводить концы с концами.

Абби смотрела на безоблачное небо, восхищаясь его ясностью, голубизной и беспредельностью. В памяти сами собой всплыли слова услышанной когда-то песни: «В ясный день увидеть можно вечность». Почти так и есть, подумала она и потянулась за альбомом.

Незаконченный рисунок на первой странице заставил ее ощутить привычный укол разочарования. Бесчисленные попытки запечатлеть эту сцену – люди, работающие на виноградниках, ослепительный солнечный свет, бездонное небо – неизменно оканчивались неудачей. Ей никак не удавалось передать то, что открывалось взгляду и сердцу. И все-таки, попытавшись оценить рисунок, девушка пришла к выводу, что он вовсе не так плох. Ею руководило отнюдь не тщеславие – Абби просто констатировала факт. Лучше чем кому-либо другому ей были известны сильные и слабые стороны ее художественного дарования. Она талантлива, да, понимала Абби, но тем сильнее было ее огорчение. Она так остро чувствовала самобытность и глубину этой необыкновенно живописной сцены, и тем не менее… Стоило ей перенести свои впечатления на бумагу, как пропадало нечто неуловимое, но, по-видимому, существенное. Рисунок никогда в полной мере не соответствовал оригиналу.

В отличие от предков и даже от собственных родителей Абби не имела ни малейшего желания следовать семейным традициям и тем более связывать свое будущее с винодельческим бизнесом. Довольно рано обнаружив у себя художественные способности, она решила, что спокойная, бедная событиями жизнь родителей, принадлежащих к рабочему классу, не для нее. Она ничуть не сомневалась, что станет художницей. Впереди ее ждет интересная, захватывающая жизнь в Сан-Франциско. Для начала добившись признания в Сан-Франциско, она скорее всего на этом не остановится. Существуют ведь на свете и Нью-Йорк, и Лондон, и Париж! Может быть, ей удастся объехать весь мир, выставляя свои работы. Так или иначе, одно Абби обещала себе совершенно определенно: здесь, в долине, она не останется ни за что.

Девушка поднялась, стряхнула с джинсов налипшие травинки, собрала вещи и спустилась по склону холма к небольшому коттеджу, находившемуся на территории винного завода. Ее родители, Тони и Лючия Гианнини, жили и работали тут почти с тех самых пор, как поженились. Здесь же родились их дети, Роберто и Абигейл. Роберто умер в пятилетнем возрасте, став жертвой острой лейкемии. Сама Абби сделала первые неуверенные шаги именно среди здешних виноградников, произнесла первые слова в этом каменном, увитом виноградом коттедже. Она ходила в школу, расположенную неподалеку, в двух милях от Санта-Елены. Ее первые серьезные художественные работы представляли собой наброски корпусов, выстроенных в выразительном немецком готическом стиле, людей, работающих на виноградниках, жен и дочерей владельцев завода в элегантных дорогих шляпках и сшитых на заказ модных туалетах.

В семьях, где зарабатывали на жизнь собственным горбом – в особенности таких, как у нее, где поколениями традиционно занимались одним и тем же, – было принято, чтобы дети шли по стопам родителей. Юноши становились наемными рабочими, девушки – женами рабочих. Абби, однако, еще в ранней юности решила, что ни за что на свете не проведет здесь всю свою жизнь и не выйдет замуж ни за кого из молодых людей, вместе с которыми выросла. Правда, в глубине души она всегда любила долину – это место, как ей казалось, больше любого другого на земле было связано с небесами. И все же ее безумно раздражал размеренный, неспешный темп здешней жизни. Душа Абби Гианнини томилась по чему-то неведомому, совсем не похожему на то, что ее окружало.