Анна Яковлева - Из ворон в страусы и обратно Страница 2

Иногда Нилка думала, что она – суррогатное дитя. Боженька не давал родителям ребенка, и они нашли способ обхитрить Боженьку – обратились к суррогатной матери.

Хитрить с Боженькой – последнее дело. Он подает за труды – так говорит бабушка.

Нила даже знала точный адрес, по которому ей воздастся: Текстильный техникум в соседнем районе.

По твердому убеждению Неонилы, ее восхождение к счастливому будущему начнется с этого скромного образовательного учреждения.

С мечтой о техникуме Нилка стоически выдерживала все истерики матери, драки и грязные намеки родного отца. В обнимку с этой мечтой она просыпалась и засыпала, мечта давала ей силы и пищу, когда в доме было шаром покати, а это случалось сплошь и рядом.

Теперь от мечты ее отделяла итоговая аттестация, долбаная ГИА – и все.

И тогда она будет допущена к сакральным знаниям о «конструировании, моделировании и технологии швейных изделий».

Ничего другого Нила не хотела сильней. Даже непьющих родителей, даже новых тряпок, даже моднячих кед (таких, как у Тоньки, – черно-белых, с красными, блестящими шнурками) Нила так не хотела.

– Нилка! – спугнула мысли бабушка. – Ты где витаешь? А ну ешь, остыло все.

– Ба! У тебя что, дел больше нет? – прозрачно намекнула внучка.

– Одно у меня дело – тебя на ноги поставить, – с тяжелым вздохом произнесла Катерина Мироновна и умостила свое еще крепкое тело напротив внучки.

Нилка почувствовала легкую панику. Караул. Засада. Придется давиться борщом под всевидящим бабушкиным оком.

Хоть бы Тонька позвонила!

Желание, чтобы бабушка отвлеклась, было таким неистовым, что телефон на самом деле зазвонил. Вот что делает сила мысли!

– Сиди! – Кряхтя и пощелкивая суставами, как гремучая змея хвостом, бабушка поднялась и проследовала в комнату, а Нилка проделала то, что проделывала обычно: вылила борщ в мойку.

Едва она освободила от гущи сток, бабушка вернулась.

– Тебя. Уже? – Катерина Мироновна с подозрением исследовала раковину и пустую тарелку. – Снова отправила в яму?

– Совсем чуть-чуть, – пробубнила Нилка, – всего одну ложку.

– Ох, девка, помяни мое слово: не выйдешь ты замуж. Какая из тебя работница?

Нила уже стояла в прихожей. Прикрыв трубку ладошкой, с недоумением в голосе спросила:

– Ба! А разве замужество – это работа?

…Звонила Тонька Белкина – подруга, соседка, наперсница и одноклассница.

Их семьи жили по соседству в рабочей общаге завода.

– Кива, – сварливо начала Белкина, – ты домой собираешься?

– Делать мне, что ли, нечего? У предков война, а мне готовиться надо. Ты же знаешь, если не напишу тестирование, мне петля.

Русичка и математичка – две мегеры, две ближайшие родственницы Дракулы – висели якорями на мечте Неонилы Кива.

Большие надежды Нилка возлагала на шпоры и Тоньку, которая обещала пронести на тестирование мобильник.

– Вместе бы учили. Первый раз, что ли? – Подруги не только вместе учили уроки. Ниле перепадало со стола Белкиных, с плеча крупненькой Тоньки и в целом от щедрот соседей, не говоря уже о том, что от дебошей отца Нила укрывалась тоже у подруги.

– Нет, я с бабушкой поживу.

– Ой, – приуныла Тонька, – а я думала, ты мне сошьешь платье на выпускной.

Шить Нилу научила Катерина Мироновна – мать практиковалась в другом рукоделье.

Уроки труда мгновенно стали для Нилы любимыми, а походы в магазины тканей – грезами наяву, способом уйти от действительности.

Забывая о времени, Нила замирала, как ящерица, между стеллажами с отрезами, зависала у вешалок с образцами, пробовала на ощупь надменную роскошь парчи и гипюра, простоту вельвета и сермяжность джинсы и млела от счастья – все одинаково притягивало и вдохновляло Нилу… В голове роились волнующие образы и силуэты.

Увы, мечтам суждено было оставаться мечтами, образы и силуэты заселяли виртуальные миры.

Бездарной же, совершенно неспособной к шитью Тоньке ничего не стоило приладить левый рукав к правой пройме, а правый – к левой.

– До выпускного еще две недели, – через паузу отозвалась Нилка, – сошью, куда от тебя деваться.

– А когда?

– После тестирования.

– Успеешь?

– Да что там успевать? Час на кройку, час на сметку и примерку. Прострочить и оверложить – еще два часа.

Это было за гранью Тонькиного понимания.

– Ладно. Да, слушай! Я такая иду из магазина домой, а навстречу Веня такой выплывает – у твоих был.

Вениамин Скрипников считался Нилкиным парнем. Ему было семнадцать, и он собирался в армию – учеба вызывала у Вени непреодолимое отвращение.

В поселке не осталось подъезда, где Веня не тискал бы Нилку.

– Ты меня не любишь, – канючил незадачливый любовник. Возбуждение разрывало пах, виски ломило, губы горели огнем.

Не знающая родительской ласки, нимфетка таяла в неопытных руках кавалера, но стоило ему проявить настойчивость, трусливо отыгрывала назад.

Ссоры возникали перманентно, Веня грозил найти другую, но от угроз к делу не переходил. Так они и существовали.

– Так что жди, – промурлыкала Тонька.

– Черт. Скорей бы его забрили, – вырвалось у Нилы.

Русичка с математичкой по неведомой причине взяли отгул по основному месту службы и из демонов превратились в престарелых ангелов-хранителей. Эти престарелые ангелы-хранители оказались беззубыми, немыми, слепыми и глухими, и Нилка внаглую скатала ответы и нужные баллы наскребла.

В исторический день, 25 июня, отправила в техникум копии документов и две фотографии три на четыре, на которых проявилась, вопреки мрачным бабушкиным прогнозам.

Пропуск в рай был практически в кармане, несмотря на это (а может, благодаря этому), Нила со всей страстью взялась за шитье выпускных – одинаковых! – платьев Тоньке и себе.

Выпускной отгремел, оставив после себя головную боль, засосы на шее и кучу любительских фото, и время, как водится, замедлило движение.

В ожидании ответа из техникума Нила днем отбывала трудовую повинность – корячилась на огороде, а вечерами обжималась с Веней на скамейке перед домом.

Чувствуя надвигающуюся разлуку, Веня домогался с особой настойчивостью, но Катерина Мироновна стояла на страже внучкиной нравственности.

– Нилка! Опять этот малолетний кобель под забором дрочит? – не стеснялась в выражениях баба Катя. – Женилка выросла в ущерб мозгам. Чтоб духу его не было в моем доме и в окрестностях, а не то я ухватом по спиняке пройдусь, мало не покажется. И тебя вожжами перетяну. Ишь, распарились оба, за версту несет срамом.

Вожжи в хозяйстве перевелись вместе с дедом Иваном, мужем бабы Кати, и конем Ивашкой – лет пятнадцать назад, но красная, как вареный рак, Нилка одернула юбчонку, мышью проскочила в спальню и закусила кулаки от обиды.