Рэйчел Гибсон - Запутанные связи Страница 2

- Я плачу буквально за все, - женщина с другой стороны от Мэдди жаловалась своей подруге, - даже купила сама себе поздравительную открытку и заставила Джей Ви подписать ее, думая, что ему станет стыдно, и он поймет намек.

- О Боже, - не выдержала Мэдди и посмотрела на женщину через зеркало.

Между бутылками с водкой «Абсолют» и «Скай», она смогла разобрать пышные светлые волосы, которые падали на полные плечи и грудь, выпрыгивающую из красной майки со стразами.

- Ему совсем не стало стыдно! Он просто пожаловался, что ему не нравятся слащавые открытки, как та, что купила я, - она отпила что-то из стакана с зонтиком, - он хочет, чтобы я пришла к нему домой, когда его мать уедет из города на следующих выходных, и приготовила ему ужин.

Женщина смахнула слезы с глаз и шмыгнула:

- Я подумываю сказать ему «нет».

Брови Мэдди сошлись вместе и ошарашенное «Ты издеваешься надо мной?» выскочило у нее еще до того, как она осознала, что произнесла это.

- Простите? – спросил бармен, ставя перед ней напиток.

Мэдди покачала головой.

-Ничего.

Девушка полезла в сумочку и расплатилась, когда песня про Хонки-тонк Бадонкадонк, чтобы это ни означало, загремела из светящегося неоном музыкального аппарата и слилась с постоянным гулом голосов. Мэдди оттянула назад рукава свитера и взяла мартини. Поднеся бокал ко рту, она посмотрела на светящиеся стрелки своих часов. Девять вечера. Владелец заведения обязательно покажется рано или поздно. Если не сегодня, всегда есть завтра. Она сделала глоток, и джин с вермутом согрели путь к ее желудку. Мэдди очень надеялась, что он покажется все-таки раньше, а не позже. До того, как она выпьет слишком много мартини и забудет, почему сидит на этом стуле, подслушивая жалкую поссивно-агрессивную женщину и мужчину, страдающего галлюцинациями. Хотя выслушивание людей, ведущих более убогий, чем она сама, образ жизни, служило для нее порой хорошим развлечением.

Мэдди поставила бокал на барную стойку. Подслушивание не было ее излюбленным методом. Она предпочитала действовать напрямую: копаться в жизнях людей и без стеснения проникать в их маленькие грязные секреты. Некоторые открывали свои тайны добровольно, жаждали рассказать все. Другие же вынуждали ее копать глубже, выводить их из равновесия или вырывать секреты с корнем. Работа ее иногда была полна грязи, всегда неприглядной правды, но она обожала писать о массовых и серийных убийцах и о типичных будничных психопатах. Надо же девушке иметь свою изюминку, и Мэдди, писательский псевдоним Мэдлин Дюпре, была одной из лучших авторов в жанре книг, основанных на реальных преступлениях. Она писала о крови, запекшейся и свежей, о больных и помешанных, и некоторые, в том числе ее друзья, считали, что ее творчество плохо повлияло на личность Мэдди. Сама же девушка предпочитала думать, что это добавляло ей шарма.

Правда была где-то посередине. То, что она видела и о чем писала, конечно же, сказывалось на ней. Не важно, что Мэдди старалась создать барьер между своей здоровой психикой и людьми, с которыми она работала, и у которых брала интервью. Их ненормальность все равно иногда просачивалась сквозь щели, оставляя за собой темную липкую картину, которую очень трудно было выкинуть из головы. Работа научила Мэдди смотреть на мир немного другими глазами, не так как те, кто никогда не сидел напротив серийного убийцы, повествующего о своих «подвигах». Но все это также сделало ее сильной женщиной, которая никому не позволяла командовать собой. Мало что могло напугать Мэдди, и у нее не осталось никаких иллюзий насчет человечества. Она знала, что большинство людей порядочные, что если дать им шанс, они поступят правильно, но также она знала, что есть и другие. Пятнадцать процентов, которых интересовали только их собственное эгоистичное извращенное удовольствие. Из этих пятнадцати процентов только два были настоящими серийными убийцами. Остальные социальные аномалии являлись обычными насильниками, душегубами, бандитами и управляющими корпорациями, которые тайно расхищали счета пенсионного плана 401(к) своих работников. И если существовало что-то, в чем Мэдди была настолько же уверена, как в том, что солнце восходит на востоке, а садится на западе, так это то, что все имеют свои секреты. У нее самой было их несколько. Просто свои она держала ближе к телу, чем большинство людей.

Мэдди поднесла бокал к губам и взглянула в дальний конец бара. Задняя дверь открылась, и с хорошо освещенного переулка в темный холл вошел мужчина. Девушка узнала его. Узнала, до того как он вышел из темноты, до того как тень скользнула по широкой груди и плечам, обтянутым черной футболкой, и до того, как свет, коснувшись подбородка и носа, заплясал в его черных, как ночь, из которой он явился, волосах. Он двинулся вдоль бара, повязывая красный фартук на бедрах и затягивая концы на поясе. Мэдди никогда не встречала его. Никогда не была с ним в одной комнате, но знала, что ему тридцать пять лет, на год больше чем ей. Она знала, что его рост шесть футов два дюйма, а вес сто девяносто фунтов. На протяжении двенадцати лет он служил в армии, летал на вертолете, сея ракеты «хелфайр» . Его назвали в честь отца Локлин Майкл Хеннесси, но он сократил свое имя до Мика. Как и отец, мужчина был невероятно хорош собой. Того типа, что заставляют сворачивать головы, замирать сердца, и наводить женщин на грязные мысли. Мысли о горячих поцелуях, прикосновениях и сорванной одежде, шепоте теплого дыхания, обжигающего женскую шею, и слиянию тел на заднем сиденье автомобиля. Не то чтобы Мэдди думала подобным образом.

У него была старшая сестра Мэг, и он владел двумя барами в этом городке: «Мортс» и «Хеннессис». Последний появился в его семье задолго до рожденья Мика. Бар «Хеннессис» – это то место, где работала мама Мэдди, где она встретила Лока Хеннесси, и где погибла. Как будто почувствовав, что на него смотрят, мужчина поднял взгляд от завязок фартука. Он остановился в нескольких футах от Мэдди, и их глаза встретились. Она поперхнулась джином, который отказался спускаться по горлу. Из его водительского удостоверения Мэдди знала, что у Мика Хеннесси голубые глаза, но они оказались скорее глубокого бирюзового, как Карибское море, цвета. И то, что эти глаза смотрят на нее, шокировало Мэдди. Она опустила бокал и поднесла руку ко рту.

Последние аккорды песни про хонки-тонк замолкли, когда он закончил завязывать фартук и придвинулся ближе, до тех пор, пока только несколько футов барной стойки не разделяли их.

- Ты жива? – его глубокий голос прорезал шум вокруг них.

Она сглотнула и кашлянула в последний раз.

-Думаю, да.