Элизабет Адлер - Наследницы Страница 2

Облегчение пришло спустя несколько месяцев, когда четвертого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года разразилась война и Маунтджой с головой ушел в работу в военном министерстве. Он закрыл большой лондонский дом, спрятав большую часть своих сокровищ – картины Гойи, Гейнсборо, Ватто и Вермеера, серебро и инкрустированные драгоценными камнями предметы, которые дарили на протяжении веков и которые стали частью состояния рода Маунтджой, – в потайных местах за городом. Он быстро привык к трудностям и лишениям военного времени, проводя долгие часы в своем кабинете и отсыпаясь в клубе, где он мрачно обсуждал с его членами битвы при Вердене, Сомме и Ютландское сражение. И наконец, он вместе со всеми радовался, когда в ноябре тысяча девятьсот восемнадцатого года главные силы добились прекращения военных действий.

Число погибших с обеих сторон составило восемь с половиной миллионов. Молодое поколение Британии почти полностью погибло.

Жизнь постепенно восстанавливалась, но Уильяму не удавалось найти женщину, которая понимала бы его так, как Пенелопа. А сейчас ему было семьдесят – для женитьбы слишком поздно.

Лондонский экспресс, пуская дым, въехал на Паддингтонский вокзал; тормоза заскрипели, вагоны дернулись, и поезд остановился. Лорд Маунтджой сложил «Таймс», надел пальто и котелок, небрежно кивнул своим попутчикам и спустился на платформу.

Бриджес, шофер, ожидал его рядом с серебристым «роллс-ройсом». На дверцах машины были выгравированы герб рода Маунтджой и их начальная буква «М». Интерьер машины был выполнен из прекрасной кожи; на каждом окне были встроены серебряные вазочки с темно-красной розой в каждой; в баре красного дерева стояли хрустальные стаканы.

– Доброе утро, милорд, – приветствовал Маунтджоя шофер, открывая дверцу машины. – Домой, сэр?

Уильям вздохнул и ответил угрюмо:

– Думаю, что да.

Он не переставал думать, как провести этот день, хотя отлично знал, что семидесятый день его рождения будет похож на все другие. Он придет домой на Керзон-стрит, снова примет ванну, так как был человеком очень привередливым и считал, что даже в вагоне первого класса каждый пассажир подвержен грязи и копоти. Затем он переоденется и пойдет в свой клуб, где пропустит стаканчик превосходного темного эля, который презирали его клубные приятели, но к которому с годами он так привык. Он осмотрится, чтобы увидеть, кто присутствует, и, возможно, найдет кого-нибудь из близких друзей, с которыми можно посидеть за ленчем, вспоминая минувшие дни за бутылкой кларета и картофельной запеканкой с мясом, любимой им с детства.

А после пойдет прогуляться по Сент-Джеймсскому парку, пройдет по Пэлл-Мэлл, весело размахивая своим сложенным зонтиком, поглазеет на гвардейцев у дворца, завидуя их юности, затем вернется домой, немного вздремнет за отсутствием дел получше, а потом посмотрит, какие приглашения ему прислали на вечер.

Небо было затянуто тучами, а ветер стал холоднее, когда Уильям Маунтджой поднялся по лестнице своего великолепного дома. Дворецкий уже ожидал его. Распахнув дверь, он почтительно отступил.

– Добрый день, милорд, – сказал он.

– Добрый, Джонсон, – ответил Уильям, протягивая ему зонтик, котелок и пальто.

– Домоправительница приказала зажечь камин в библиотеке, сэр, – сообщил Джонсон. – Она подумала, что там немного холодно, а вам, возможно, захочется выпить там стаканчик хереса.

– Никакого хереса, Джонсон, спасибо, – ответил Уильям, направляясь в библиотеку и закрывая за собой дверь.

Он устало опустился в большое кресло, обтянутое зеленой кожей, положил ноги на бронзовую каминную решетку и оглядел комнату. Полки, сделанные из лучшего бразильского розового дерева, возвышались до самого потолка, поблескивая корешками кожаных переплетов. Бесценная коллекция миниатюр слоновой кости была расставлена вдоль одной стены, соседствуя с портретами собак, живших в разные годы в семье Маунтджой: джекрасселы, лабрадоры, ретриверы, померанские шпицы и пекинесы. Все они были любимцами в семье. На маленьких столиках были расставлены фотографии и разные безделушки; китайские фонарики из шелка голубых и белых цветов с переливами красного удивительно сочетались с бархатными драпировками цвета лесной зелени и ковром в красно-зеленую клетку.

Из всех комнат в доме библиотека была у Уильяма самой любимой; он проводил там счастливые часы своей жизни, читая газеты или подремывая после обеда над раскрытой книгой. Но сегодня все было по-другому.

Маунтджой поднялся и стал взад-вперед ходить по комнате, уставившись на зелено-красные клетки ковра. Война истребила всю его семью, убив обоих кузенов первого колена, затем второго и третьего, пока совсем никого не осталось. Даже каких-нибудь отдаленных родственников. За исключением, может быть, «паршивых овец», ублюдков Джорджа Маунтджоя, предположительно разбросанных по всей Европе и Америке.

– Я одинокий человек, – громко произнес Уильям. – Мои друзья умирают. У меня нет сына, который бы унаследовал все это. Эту красоту, эти традиции. Это имя. Когда я умру, все исчезнет. Маунтджой-Парк будет продан, чтобы покрыть расходы на похороны. Замок запустеет и постепенно разрушится. Этот дом будет снесен, чтобы уступить место какому-нибудь отелю или универсальному магазину.

Маунтджой подошел к массивному, обтянутому кожей письменному столу и, открыв центральный ящик, вынул оттуда какие-то бумаги и стал их просматривать, усевшись за стол. Затем он поднял телефонную трубку и набрал номер своего солиситора в «Линкольнз инн». Поговорив коротко со своим человеком, Маунтджои приказал ему немедленно перезвонить, как только тот что-нибудь узнает.

Заложив руки за спину, Уильям снова стал ходить по ковру, нервно подергивая большими пальцами рук. Время от времени он подходил к столу, смотрел на телефон, но тот не звонил.

– Будь ты проклят, – сердито проворчал лорд Маунтджой, снова опускаясь в кресло и кладя ноги на каминную решетку. В этот момент телефон пронзительно зазвонил, и Уильям вскочил.

– Маунтджой, – отрывисто бросил он в трубку. Затем взял карандаш, записал номер телефона, поблагодарил солиситора и повесил трубку.

С минуту он в задумчивости смотрел на записанный номер: возможно, это решение всех его проблем. Глубоко вздохнув, Маунтджой набрал номер офиса «Суэйн и Маршалл. Частные детективы» на Стрэнде.

Джером Суэйн подпрыгнул на месте, когда услышал, кто ему звонит.

– Я немедленно выезжаю, ваша светлость, – произнес он, поспешно застегивая пиджак.

К тому времени как детектив добрался до него, Уильям уже точно знал, чего хочет.