Черил Ривз - Подари мне радугу Страница 2

– Он не просил меня это делать, – поспешно пояснила хозяйка. – Просто мне показалось, что это не помешает – на всякий случай. В нашем деле приходится быть предусмотрительной. Я с удовольствием купила бы гномов сама, но побоялась уязвить его самолюбие. Он такой гордый. Так вы позволите мне записать ваше имя и адрес? Обещаю, что больше их никто не узнает.

– Да, я согласна, – отвечала Кэтрин.

– Вот и хорошо. Я вам так благодарна, моя милая! Вы бы только знали, какой это чудесный человек! Он вдовец. И это он сделал все эти замечательные абажуры в моем магазине! Мы так и познакомились – когда я искала мастера по цветному стеклу. Все считают, что у человека должно быть хобби. И он настоящий виртуоз – просто потрясающее терпение для мужчины в его возрасте. В отличие от меня. Я только и делаю, что ломаю все, к чему прикоснусь. Он даже зовет меня миссис Крах! Вам, случайно, не требуется лампа?

– Пока нет, – честно ответила Кэтрин, и дама весело рассмеялась.

– Но вы все равно непременно заходите еще – хотя бы просто полюбоваться. У нас всегда много Народу, ведь рядом остановка. Ну вот, напишите здесь свое имя, а внизу – адрес и номер телефона.

Кэтрин быстро написала. Она уже выполнила свой каприз, и теперь ей хотелось поскорее уйти. Под ее нетерпеливым взглядом женщина аккуратно завернула гномов в газету и положила в пурпурную коробку.

Машинально проведя пальцами по полированному дереву прилавка, Кэтрин вспомнила детство. Точно такие же прилавки были в магазине для шикарных деток. Это было небольшое семейное заведение, торговавшее бархатными платьицами, черными кожаными туфельками на заказ и пушистыми белыми кроличьими шубками, – место, где ее мать заведомо не могла бы ничего купить и куда они постоянно забегали поглазеть на витрины.

Кэтрин опять почувствовала себя виноватой. На примере своей матери она научилась знать свое место в жизни и никогда не зарилась на синий бархат, черные кожаные туфли на заказ или белые шубы. Но с другой стороны, ее мать не дожила до искушения, ставшего доступным с изобретением кредитной пластиковой карты.

Несмотря на дождь, ей пришлось поспешить на автобус. Она уселась на заднем сиденье у окна, крепко сжимая в руках пурпурную коробку и глядя через запотевшее стекло на знакомые улицы. Ей всегда нравилась нижняя часть Уилмингтона. Здесь стояли старые дома, причем большинство из них недавно отреставрировали, а Кэтрин обратила на это внимание только сейчас. Как будто до сих пор она была серьезно больна – настолько, что не замечала изменений вокруг. Она ходила на службу, выполняла там свою работу и возвращалась домой, но все ее мысли были далеки от окружающих.

Она была бесплодна. Какое ужасное слово. Бесплодна. Оно включало в себя все представления Кэтрин о своем теле: пустое, никчемное, мертвое. Ей тридцать два года, и она больше не замужем за любимым человеком. Наверное, было бы легче не верить в то, что их любовь была взаимной и что муж, наверное, не разлюбил ее до сих пор. Но он непременно желал иметь детей – плоть от плоти своей, а не приемышей или подкидышей из приюта. Своих собственных детей. Он любил Кэтрин и все же бросил ее.

Сначала ей казалось, что она не переживет такого чудовищного предательства. Сначала ее предало собственное тело, а потом и муж. На какое-то время все ее существо затопило это чувство боли – она оказалась виноватой без вины. Ведь все врачи в один голос твердили о том, что ни у одного из супругов не обнаружено никаких физических или гормональных изъянов. И Джонатан честно старался поверить в это – головой, но ничего не смог поделать со своими чувствами. Кэтрин видела, что он не просто свалил всю вину на нее, но еще и вообразил, будто она сделала это нарочно. Консультанты советовали им постараться жить как обычно и не зацикливаться на своих неудачах. Но для Джонатана казалась святотатством даже мысль о каком-то ином способе обзавестись ребенком. Он всегда был реалистом – и требовал того же от Кэтрин.

И она понимала его – как и всякая женщина, способная сопереживать и заботиться о любимых ею людях. Джонатан сможет полюбить только того ребенка, которого будет считать полностью своим. А сама Кэтрин постоянно вспоминала Шарлотту Даффи, с которой познакомилась в приемной у гинеколога. Их вместе положили в больницу: у Шарлотты обострилось то, что их матери туманно именовали женскими болезнями, а Кэтрин снова обследовалась по поводу бесплодия. Шарлотта уже родила мужу троих детей, и они приняли в семью сироту, вывезенную из какой-то дикой местности в Центральной Америке. Шарлотта показала Кэтрин целую пачку фотографий худенькой смуглой девчушки, и позже, когда обе женщины лежали в душной тишине больничной палаты и не могли заснуть, Шарлотта призналась в том, что считала греховным, но ни с чем не сравнимым счастьем. Она, Шарлотта Даффи, пестует дитя, не являвшееся благословенным плодом ее собственного чрева, но спасенное ею от ужасов войны, голода и болезней. И она любит эту девочку сильнее, чем своих родных детей.

Джонатан вежливо выслушал историю Шарлотты, но не стал скрывать от Кэтрин, что воспринял ее желание взять чужого ребенка как помутнение рассудка, вызванное собственным бесплодием.

Дело кончилось тем, что его неудовлетворенность победила их любовь. Время уходит. Он желает иметь детей, но не видит возможности иметь их от Кэтрин. Он и так потратил впустую целых три года, и его не впечатляют рождественские сказочки про семейство Шарлотты Даффи. Ему нужны свои дети, а для этого необходима свобода.

Развод стал настоящим адом для обоих. Кэтрин сначала вообще отказалась верить, что такое возможно, отчего вина Джонатана стала еще тяжелее. Он всегда был ее самым близким другом и все же предал ее. Она бы никогда так не поступила с ним. Он же сам подал на развод.

Они все еще иногда встречались – обычно по инициативе Джонатана, не вполне отделавшегося от чувства ответственности за ее судьбу. Они долго дружили, прежде чем стали любовниками, а потом семейной парой – наверное, Джонатан до сих пор по ней скучал. А еще Кэтрин казалось, что он старается сохранить хоть видимость прежней дружбы, чтобы когда-нибудь заявить: “Вот видишь! Я не все разрушил!”

Хотя на самом деле он давно разрушил все, что мог. И Кэтрин не собиралась цепляться за обломки их совместной жизни. Ей предстояло выжить и избрать свой собственный путь.

Первый признак возвращения к жизни появился через полтора года после развода, когда она вдруг заметила, что жуткие алюминиевые конструкции конца пятидесятых исчезли куда-то без следа, на фасадах зданий в нижнем городе вновь появились створчатые окна, а из-под слоев краски и штукатурки выглянула старая добрая кирпичная кладка. Все больше и больше фирм старалось перебраться в старинные, неповторимые дома вроде того, в котором находилась “Пурпурная шкатулка”. Попутно с пешеходных дорожек исчезал потрескавшийся асфальт. Его заменили на брусчатку, не забыв и о зеленых газонах и скверах. Автомобильное движение свели к минимуму, так что старый город мало-помалу превратился в рай для пешеходов. Кэтрин нравилось неспешно прогуливаться по улицам и пересекать их когда вздумается, чтобы попасть к приглянувшейся витрине. Кажется, ей снова захотелось общаться с людьми. При этом не обязательно было разговаривать, хотя время от времени она и могла поболтать с незнакомцем – достаточно просто наблюдать и фантазировать.