Элизабет Бушан - Месть женщины среднего возраста Страница 2

Мы были женаты двадцать пять лет. Я прикоснулась к лицу Натана на фотографии. Мой умный, любящий муж…

Я оторвалась от приятных воспоминаний. Как и в любой газете, у нас существовала определенная стратегия, отдельные факторы которой были вполне безобидны, но все вместе и в подходящий момент могли доставить неприятности. Я спросила Минти:

– По-моему, надо пойти и повоевать с ними. Иначе у Таймона войдет в привычку кромсать книжную рубрику. Как ты думаешь?

Это был риторический вопрос, так как я уже приняла решение; но я привыкла обращаться с Минти так же, как со своими детьми (не во всем, конечно), – мне казалось, что детей нужно вовлекать во все дела.

Таймон был редактором воскресного дайджеста компании «Вистемакс Груп», на которую мы работали, и его слово было закон. Минти сидела ко мне спиной, отыскивая в записной книжке телефон Дэна Томаса.

– Как скажешь.

– Это одобрение или как?

Минти так и не обернулась.

– Может, лучше оставить все как есть, Роуз? Побереги свои силы.

Обычно, когда дело заходило о битвах за печатное пространство, Минти становилась такой же агрессивной, как я, поэтому такой ответ меня насторожил.

– Минти, тебе известно что-то, чего я не знаю? – осторожно спросила я. В нашей компании люди и события постоянно меняются, поэтому работать здесь довольно рискованно: чтобы выжить, необходимо стать гибким, скрытным, может быть, даже коварным.

– Нет, что ты, конечно нет.

– Но?..

У Минти зазвонил телефон, и она схватила трубку.

– Книги.

Я подождала пару минут. Минти нацарапала на листке бумаги: «Самомнение побольше твоей задницы» – и кинула записку мне. Это означало, что она будет говорить по телефону еще несколько минут, так что я оставила ее и вошла в комнату особой планировки, которая именовалась нашим офисом. Руководство часто напоминало своим сотрудникам, что его дизайн был разработан с учетом человеческого фактора; однако люди платили за такую заботу неблагодарностью и не считали этот дизайн удачным: в комнате было слишком светло и просторно, здесь невозможно было уединиться, и, как ни странно, несмотря на гул разговоров и фоновый шум компьютеров, возникало впечатление, будто в офисе висит тоскливая тишина.

Мэйв Отли из редакторского отдела с сарказмом утверждала, что наш офис – рай для вуайеристов. И верно: тут нельзя было расслабиться, спрятать свои печали и разочарования; мы обитали словно в аквариуме, куда хозяева поленились положить хотя бы пару камешков. Вместе с Мэйв, которая тоже была моей подругой, я ворчала по поводу этого изобретения наших боссов, но, как и все остальные, уже адаптировалась и привыкла.

На нижнем этаже, в окружении стопок компьютерных распечаток и схем, с сокрушенным лицом сидел Стивен. Рядом с ним в контейнере покоились недоеденный куриный сэндвич и несколько пластиковых бутылочек с минеральной водой. Увидев, что я иду к нему, Стивен предупредительно поднял руку.

– Не надо, Роуз. Пощади!

– А ты сам пощадил книжную рубрику?

Он с вожделением взглянул на сэндвич.

– Подумаешь: урезал и подчистил. Роуз, твою рубрику можно сократить.

– Что, если я выскажу все Таймону?

– Ты же не такая стерва… Похоже, так ничего не добьешься.

– Какой же важный материал вторгается на мое место? Неужели рецепт пастушьей запеканки?

– Грязный заговор против члена совета министров. Не могу сказать, против кого именно. – Стивен принял важный вид. – Обычная история. Любовница с экзотическими пристрастиями, продвижение знакомых, сокрытие доходов. Очевидно, члены его семьи не подозревают о грядущем скандале, так что все держится в строгом секрете.

Меня пробрала дрожь отвращения. Когда я только начинала работать, меня мучило острое чувство вины за страдания, причиняемые людям такими разоблачениями. Впоследствии реакция притупилась: все это стало казаться обыденным и не очень расстраивало меня. И все же мысль о том, что станет с семьей человека, чье имя будут полоскать все газеты, была невыносима. Что было бы со мной, проснись я в одно прекрасное утро и узнай, что вся наша с Натаном жизнь строилась на обмане? Рассыплюсь ли я на кусочки? О том, как такие истории лжи и предательства отражаются на детях, не хотелось даже и думать. Но я понимала, что ничего не могу сделать, разве что уволиться в знак протеста. «Неужели ты это сделаешь?» – спросил как-то Натан. «Нет». Так что мои личные сомнения и периодические всплески раскаяния я держала при себе.

– Мне их жаль, – сказала я Стивену и мысленно пробежала по списку возможных кандидатов. Я ведь живой человек.

– Не бери в голову. Он это заслужил.

Стивен откусил кусок сэндвича.

– Так мне можно продолжить работать? Заходя в лифт, я случайно наткнулась на Натана и его главного редактора Питера Шейкера.

– Привет, дорогой, – пробормотала я. Мужчины разговаривали вполголоса; Натан весь был в своих мыслях. Глядя на него в работе, я всегда испытывала потрясение – приятное потрясение: у меня появлялся шанс увидеть другую, независимую сторону того человека, которого я знала дома, и это вызывало у меня чувственное волнение. Это напоминало мне о том, что Натан вел еще и отдельное, индивидуальное существование. И я тоже.

– Натан, – коснулась я его руки, – я собиралась позвонить. В восемь мы должны быть в ресторане.

Он вздрогнул.

– Роуз. Я задумался, извини. Я… увидимся позже.

– Разумеется. – Я помахала ему и Питеру, но он не ответил, и двери закрылись. Я не придала этому значения.

Натан работал заместителем редактора ежедневной газеты, выпускаемой «Вистемакс Груп», и очень занятым человеком. Пятница была днем сплошных совещаний, и чаще всего муж возвращался домой вымотанным и усталым. Тогда моей задачей было выслушать его и успокоить. Судя по выражению лица Натана, сегодняшняя пятница выдалась неудачной.

Лифт вез меня наверх. Работа и мужья – как много у них общего. Если повезет, найдешь то, что нужно, в нужное время. Влюбляешься в человека или работу, скрепляешь узы и приспосабливаешься к быту, который тебя устраивает. Должна признаться, то, что мы с Натаном работаем в одной компании (настоящий гигант электронной индустрии, под корпоративным крылышком которого выходит несколько газет и журналов), – вовсе не случайность. Но мне бы хотелось думать, что на этой работе я удержалась благодаря моим способностям и личным качествам.

Поппи терпеть не может то, чем мы с Натаном занимаемся. Сейчас ей двадцать два, она уже не смеется и верит, что мы должны жить с пользой и для всеобщего блага: по крайней мере, так она думала, когда я в последний раз спрашивала ее об этом. «Зачем участвовать в таком громадном и бесполезном предприятии, как издание газеты? Предлог для того, чтобы рубить деревья и печатать обидный мусор?» Поппи всегда глубоко задумывалась над вещами – глубже, чем Сэм. Ее взросление было похоже на перчатку, которую выворачивают наизнанку, палец за пальцем. Если повезет, период взросления пройдет гладко, ведь Поппи живется не так уж плохо, но я переживала, что и у нее были душевные раны.