Дж. А. Редмирски - Песня светлячков Страница 2

Лисса была неплохой девчонкой, но ее прилипчивость иногда просто доставала. Между прочим, это я пустил слух, что она альбиноска. Все совпадало: светлые волосы, кожа белая, как бумага. Потом я очень жалел о своей глупости. Едва услышав это прозвище, Лиссу называли не иначе как Альбиносочка. Но с появлением Брей все издевательства над Лиссой прекратились. В первый же день, услышав, как девчонки дразнят несчастную блондинку, Брей потребовала от них заткнуться, иначе они очень пожалеют. Неудивительно, что Лисса прилипла к своей спасительнице на манер застежек «Велкро»[1].

И как ни в чем не бывало, словно я не называл Брей уродиной, а она не лягала меня в бок, мы отправились к пруду и просидели там часа два. Позже к нам подошел мой дружок Митчелл. Вчетвером мы лежали в траве и смотрели, как в темном безоблачном небе вспыхивают разноцветные гроздья салюта. Мы с Брей вели себя так, будто рядом нет ни Лиссы, ни Митчелла. Мы смеялись глупым шуткам и разбирали по косточкам тех, кто проходил мимо. Этот вечер показался мне лучшим в моей жизни. Мы тогда не знали, что все только начинается.

Фейерверк отсиял, и снова стало темно. К этому времени многие уже свернулись и уехали. Я даже не заметил подошедшей матери.

– Пора домой, – сказала она, вставая возле меня.

Я по-прежнему лежал в траве. Брей лежала рядом, прижавшись головой к моему плечу. Я этого даже не замечал, но мать наверняка заметила. Я часто видел ее испуганный взгляд, однако в тот вечер мать была испугана как-то по-особому. А когда лежишь и смотришь на взрослого человека снизу вверх, это хорошо видно. Я тоже встал.

– Мам, можно, я еще немного тут посижу?

– Нет, Элиас. Уже поздно, а мне утром на работу.

Она нетерпеливо взмахнула рукой. Я хорошо знал этот жест, говоривший: «Хватит торговаться. Идем».

Я неохотно подчинился.

Митчелл решил мне помочь. Он приподнялся на локте. Из-за невыросшего переднего зуба его улыбка получалась глупой. Он тогда обожал стрижку маллет и волосы сзади оставлял длинными, наподобие хвоста. Сейчас этот хвост сполз с его футболки в траву.

– Миссис Клайн, ну позвольте Элиасу остаться. Я его потом провожу домой.

Митчелл был всего на год меня старше. Мне вовсе не требовался провожатый. Я даже рассердился на него. Ишь заботливый какой! На самом деле мне было стыдно перед Брей. Еще подумает, что меня за ручку водят.

Я наградил Митчелла сердитым взглядом. Он снова глупо улыбнулся, будто говоря: «Я же тебе помочь хотел».

– Ладно, ребята, – сказал я. – Пока.

Я взял у матери сумку-холодильник и еще часть поклажи. Мы двинулись на другой конец пастбища, где стоял наш пикап. Тетя Джанис помахала нам на прощание и укатила в своем стареньком «шевроле-корсика».

Дома мать сразу легла спать. Она работала гостиничным менеджером, почти без выходных. Отец жил в Саванне. Три года назад родители развелись, но у меня были прекрасные отношениями с обоими. Летом я в основном жил у отца, но в том году ему по делам понадобилось уехать в Мичиган, и я, впервые после их развода, остался с матерью.

Думаю, это была судьба. Если бы отец тогда не уехал в Мичиган, Брей не появилась бы за окном моей комнаты и не постучала бы в стекло. Я никогда не интересовался, откуда она узнала мой адрес. Должно быть, спросила у Лиссы или Митчелла.

– Ты что, уже баиньки лег? – ехидно улыбаясь, спросила Брей.

Я распахнул окно, и в комнату ворвалась духота летнего вечера.

– Как видишь, нет. Я так рано не ложусь. А ты что здесь делаешь?

Брей снова улыбнулась, но уголками рта. Улыбка получилась заговорщической.

– Хочешь пойти купаться? – спросила она.

– Купаться?

– Да. Поплавать в темноте. – Она встала в свою любимую позу и склонила голову набок. – Или ты у нас трусишка и боишься улизнуть из дома?

– С чего ты взяла, что я трусишка?

По правде говоря, я немного трусил. Если мама меня поймает, «угощение» мухобойкой мне обеспечено.

– А если смелый, докажи. Так мы идем?

Это был вызов. Отшлепает меня мать мухобойкой или нет, я не мог уклониться от вызова, брошенного Брей. Иначе мне жизни не будет. Брей раззвонит по всей школе, настроит моих друзей против меня. Весь город узнает, что я боюсь ослушаться мамочку. Все от меня отвернутся. Ни одна девчонка не захочет быть со мной рядом. Я лишусь жилья и стану ночевать под мостом, где и помру грязным, одиноким, никому не нужным стариком. Картину ужасов я позаимствовал у матери: по ее словам, такая жизнь мне предстояла, если меня выгонят из школы.

Тут было о чем подумать. Последствия моего отказа пойти купаться выглядели намного реальнее исключения из школы. Но Брей не собиралась ждать, пока я буду терзаться раздумьями. Еще несколько секунд – и она скажет что-нибудь ехидно-обидное и умчится в темноту. Перекинув ногу через подоконник, я спрыгнул и приземлился на корточки. Умение красиво приземляться было моей гордостью.

Улыбающаяся Брей схватила меня за руку и потащила прочь от родного дома.

Должен сознаться, что всю дорогу до пруда я думал о мухобойке.

Глава 2

Не знаю, как назвать эту черту характера Брей: свободой духа или полным безразличием к мнению окружающего мира. В ней удивительным образом сочеталось то и другое. Она жила здесь и сейчас. Я это понял, когда мы подошли к пастбищу. Забыв обо мне, Брей вдруг понеслась вперед. С заразительным смехом она бежала, высоко подняв руки, словно хотела дотянуться до звезд. Я тоже засмеялся и побежал ее догонять. Достигнув маленьких шатких мостков, мы шумно плюхнулись в воду. Брей даже не сняла сандалий, а я забыл сбросить рубашку.

Мы резвились в воде, и при каждом удобном случае я норовил ее обрызгать. Потом нам надоело, и мы поплыли к мосткам.

– Ты уже целовался с девчонками? – вдруг спросила Брей.

Ее вопрос застиг меня врасплох. Я смущенно посмотрел на нее, продолжая лупить ногами по воде.

– Нет, – наконец ответил я. – А ты?

Плечо Брей больно ударилось в мое.

– Нет. – Она захихикала и скорчила рожу. – Я бы и не стала целоваться с девчонкой. Еще сыпь заработаешь.

Я тоже засмеялся, только сейчас сообразив, что неправильно задал вопрос. Слишком уж щекотливой была сама тема. Но я попытался вести себя так, будто ничего особенного не произошло. Просто оговорился.

– И я с мальчишками не целовалась, – сказала Брей.

Наступило неловкое молчание. Думаю, больше всего неловкость момента ощущал я. Сглотнув, я уставился в неподвижную воду. В городе еще продолжали отмечать День независимости, и из разных точек в небо взмывали одиночные фейерверки. Но до них было далеко. А вблизи нас неутомимо пели сверчки и заливались лягушки.