Патриция Хилсбург - Изгнание из Эдема Книга 1 Страница 2

— Джон Фархшем.

В следующую минуту произошли некоторые изменения на лице адвоката: он открыл и, не произнеся ничего, забыл закрыть рот. Опомнившись, задвигал что-то на своем столе и только после этого спросил:

— Как? Чемпион по любительскому теннису, писатель и боксер-тяжеловес?

— Вы его знаете?

Женщина, зашелестев каким-то своим сверхмодным коллекционным платьем, не выпрыгнула, не выпорхнула, а как-то просто материализовалась с другой стороны стола, стараясь заглянуть адвокату в глаза:

— Вы его знаете? — выдохнула она так раздраженно, что даже тончайший запах духов из Парижа его не смягчил.

Адвокат не спешил отвечать, а с каким-то радостным возбуждением, которое появилось неизвестно почему, наблюдал за женщиной, потом легонько кивнул головой и не скрывая удивления ответил:

— Мы с ним каждое утро занимаемся плаванием в одном из самых фешенебельных клубов Сиднея.

— Подобное знакомство не делает вам чести. Я так сразу и подозревала, что вы недостойный тип.

Джулиус опустил глаза на стол, потому что дама своими карими глазами рассеивала все его мысли, а он любил отвечать с большим достоинством, взвешивая каждое слово:

— Считаю долгом уведомить вас, миссис Джон Фархшем, что мы с ним близкие друзья и…

Ветерок пахнул в лицо адвокату опять легким, почти не уловимым запахом французских духов, а голос послышался уже с другого конца комнаты:

Не смейте меня называть его ненавистным именем. Занесите меня в ваши книги как Стэфанию Харпер ди Парегра. Я три раза выходила замуж, мне ничего от них не надо было, кроме любви. Но…

Адвокат вышел из-за стола и с большим уважением поклонился:

— Польщен такой честью. Прошу вас, присядьте.

Стэфани царственно ответила на поклон, немного успокоилась, глаза на загорелом матово-бронзовом прекрасном лице сверкнули, коротко остриженные волосы светлым замысловатым нимбом, казалось, подчеркивали ее положение женщины не очень молодой, но поры самой высокой элегантности. Красота Стэфани была не только в ее грации, стройности бывшей манекенщицы Тары, а в какой-то энергии, которая исходила не из ее поступков, слов, жестов, а изливалась из глаз. Ее взгляд мог выдержать только достойный ее противник.

— Сядьте лучше сами, — сказала она. — И перестаньте так суетиться.

Джулиус пошел вновь к своему креслу, выражая этим несвойственную ему покорность.

— Если вы так хотите — извольте. Ваш отец был изумительный человек, сударыня.

— Мой отец был самый великий человек на свете и умер нищим. Я никогда не прощу этого свету.

Джулиус приподнялся на своем очень хорошей подделки Чипендейле, желая от возмущения сделать несколько энергичных шагов по кабинету, но вовремя опять сел.

— Нищим? — голос его, казалось, произносил только какие-то свистящие звуки. — Ничего не понимаю. Всем известно, что он оставил вам, своей единственной дочери, тридцать миллионов. Это называется, нищий?!

Стэфани изящно и энергично повела плечами, как будто отбрасывая слова адвоката, как неразумного подростка, у которого предел его мечтаний — деньги в кармане на два билета в кино.

— А что такое для него деньги всего тридцать миллионов? Он потерял полтораста. Обещал оставить мне двести миллионов, а оставил всего жалкие тридцать. Это разбило его измученное сердце.

Джулиус помедлил с ответом, но все же осмелился настойчиво возразить:

— И все же годовой доход в полтора миллиона…

Стэфани сделала еще несколько энергичных шагов по кабинету, опять остановилась около стола.

— Вы забываете о налоге на наследство, милейший. У меня едва остается семьсот тысяч в год, вы понимаете, что это значило для женщины, воспитанной на доходе, который выражался семизначной цифрой? Это вопиющее унижение!

Осмелев, адвокат стал возражать более энергично.

— Вы поражаете меня, сударыня.

Стэфани опять сделала несколько шагов, посмотрела в окно, но, очевидно, ничто там ее не привлекло, ответила резким, каким-то свистящим голосом:

— Я собираюсь поразить себя — мне сейчас не до ваших умозаключений и переживаний.

Адвокат всплеснул холеными руками и, можно сказать, с улыбкой Джоконды посмотрел на Стэфани.

— Ах, да, да! Ваше самоубийство. Я уже совсем о нем забыл. Простите!

В следующую секунду она уже опять наклонилась над столом Джулиуса:

— Вот как! В самом деле? Так вот, потрудитесь на минуту вспомнить о нем и представить мне на подпись завещание, по которому я оставлю Джону Фархшему все, что у меня есть. Все свои деньги, все свое имущество, кроме моей любимой лошади.

— Этим вы хотите оскорбить, унизить его?

— Нет, чтобы погубить его. Уничтожить, морально и физически. Чтобы этот выскочка сошел с рельсов и разбился вдребезги, как поезд, которому неправильно перевели стрелки. Деньги ударят ему в голову. Я уже видела, как они на него действуют.

Джулиус Сэдверборг, почти успокоился и с каким-то даже наслаждением, как на ярмарке, наблюдал за Стэфани. Осмелился даже предположить:

— Мне тоже случалось такое видеть. Но в таких случаях заранее ничего нельзя предугадать. Ваш муж может жениться на разумной женщине.

Поставив руки на свои красивые бедра, затянутые в модную ткань с драпировкой по эскизам дома моделей, Стэфани одно мгновение обдумывала сказанное адвокатом и кивнула головой в знак согласия:

— Вы правы. Внесите оговорку, что он получит наследство при условии, что в течении месяца, со дня моих похорон женится на подлой твари по имени Полли Бесколготочек.

Джулиус взял ручку и стал быстро записывать:

— Оригинальная фамилия!

— Ее настоящее имя Патриция Смат. Но письма к Фархшему она подписывает Полли Бесколготочек, намекая, вероятно, что он должен ей еще купить несколько штук.

Адвокат берет другой листок и опять, что-то записывает. Подняв глаза на Стэфани, он вновь внимательно ее рассматривает, беззастенчиво и, можно сказать, даже немножко нагловато.

— Я был бы рад познакомиться с Полли.

— Это еще почему? — как-то неестественно замерла Стэфани, положив руку на стол адвоката.

— Она этого несомненно заслуживает, если уж Джон предпочитает ее вам. Обязательно попрошу его представить меня ей.

Стэфани не двигаясь стояла у стола адвоката и пристально всматривалась в его лицо, глаз его поймать она не могла.

— Вы не слишком тактичны, Джулиус Сэдверборг.

Сэдверборг, написав еще что-то на листочке, встал из-за стола, весело глянул в глаза Стэфани.

— Обстоятельство, не имеющее значения, поскольку вы получите вот это, — он протягивает ей исписанный листок.