Татьяна Туринская - Сладкий перец, горький мед Страница 2

А помимо вышеперечисленных причин были постоянные затрещины, издевки физические и моральные, и без конца эта убийственная фраза: "в семье не без урода". А от урода, мол, чего ожидать…

Итак, погрузив полусонных детей в машину, Голики тронулись в путь.

***

Вовкино пробуждение было, пожалуй, не слаще. Накануне, 1 мая, с утра ходили на демонстрацию. Хотя, разве это демонстрация — сорок минут покричали у трибуны, сооруженной на скорую руку в центре поселка, "Слава победе коммунистического труда", "Слава советскому народу", "Слава КПСС", "Слава советской милиции", и, наконец, самое главное — "Слава советской молодежи". На последний лозунг отвечали громче и активнее остальных, потому как кто ж тебе, любимому, прокричит "Слава", если не ты сам? Вот в городе демонстрация — это действительно демонстрация, полдня шагать надо, тысячи людей проходят мимо, а тут же — ба, знакомые все лица! Весь поселок — два с половиной квартала, да несколько пятиэтажек, от них и название такое у их захолустья — Поселок Городского Типа, а сокращенно — ПГТ.

Зато вечером, как и положено, собралась теплая компания. Бормотухой запаслись загодя, закуски — слава Богу, все из Нахаловки ("нецентральный" массив вышеупомянутого ПГТ) — у всех огороды да животина во дворе, так что закуски хватило бы и на роту. Винища, впрочем, тоже — это уж они свои силы явно переоценили… Короче, головка вава, во рту кака, в карманах пусто-пусто… Треснуть бы сейчас рассольчику холодненького из погреба, да бате на глаза показываться неохота — застукал вчера "в нетрезвом состоянии" — сегодня по головке не погладит…

Вовка Дрибница, от роду семнадцати лет, заканчивал десятый класс. К вину не привык — родители держали в строгости, баловаться не дозволяли. Вырос Вовка парнем крепким, здоровым и лицом не уродом — вполне приятный кареглазый юноша, разве что нос немного длинноват и кончик его словно бы обрублен неловким папой Карло. А в остальном парень хоть куда — в меру красив, неглуп и патологически скромен.

Итак, долго спать в этот день не было суждено ни одному из участников описываемых событий — сегодня в Нахаловку ожидался приезд городских родственников, которые, к тому же, должны были пожаловать не одни, а со своими друзьями Голиками.

…Дорога заняла немного больше времени, нежели рассчитывали путешественники: праздничные дни во время посевной — почти королевский подарок от родного правительства и, конечно, все дачники и горожане, имеющие сельских родственников, воспользовались дополнительными выходными в своих "корыстных" целях. Как следствие — забитые напрочь шоссе, то и дело возникающие пробки и прочие прелести родных российских дорог. Не всем удалось выехать 30 апреля или 1 мая — многие, как и Чудаковы с Голиками, в обязательном порядке должны были отметиться на демонстрации. Да и, чего греха таить, любили главы наших семейств это дело — праздник, всеобщее ликование, да и разве с пустыми руками на демонстрацию кто-нибудь ходит? Обязательно походная фляжечка на пол-литра горячительной жидкости, походные же пластмассовые стопочки да любовно приготовленная супругой праздничная закуска. После пяти минут пешей прогулки — минут десять перекура: как раз достаточно, чтобы опрокинуть рюмашку-другую, пообщаться с народом, разные байки потравить, анекдоты. И снова вперед. После нескольких таких стоянок обычно начинались народные песнопения: кто под гармошку, кто под гитару… Романтика! Часа три, а то и четыре так повеселишься, потом галопом по европам мимо трибуны с главнокомандующими партийными боссами городского масштаба пробежишь, покричишь "Ура" на все их призывные лозунги, продемонстрировав тем самым полную свою солидарность с трудящимися всего мира — и домой, догуливать до самого вечера. Правда, с началом перестройки прежнее понятие демонстрации несколько девальвировалось, грозя в ближайшем будущем превратиться в анахронизм, но пока еще были сильны прежние взгляды, социалистическая закалка. А посему пропустить такое действо ни Чудаков, ни Голик не могли.

По всей видимости, немало таких любителей демонстраций осталось в городе до второго мая, дороги, как уже было сказано, оказались забиты машинами, да пока заехали за сыном Чудаковых, Сашкой — в итоге вместо расчетного полудня гости приехали в Нахаловку лишь в четвертом часу дня.

Сашка заслуживает немножко большего внимания, потому остановимся на нем поподробнее. Сашка, двадцатилетний лоб, полностью оправдывал свою фамилию. Более полного совпадения фамилии и человеческой сути ее владельца придумать невозможно. Ну вот, например, блондинка носит фамилию Белая или маленький юркий паренек — фамилию Мышкин. Это все ерунда. Вот Сашка — это Чудаков с очень большой буквы "Ч", в его случае это не фамилия, это его характеристика. Сашка Чудаков. И этим все сказано.

Высок, строен, не красив, но чертовски привлекателен и прекрасно об этом знает. При этом хамоват и нагловат, за двадцать лет лишь однажды порадовал родителей — появившись на свет после долгих ожиданий наследника мужеска пола. Впрочем, радость оказалась преждевременной и единственной. Никогда не отличался добротой, усердием, прилежанием и терпением. К своим двадцати успел три года проучиться в мединституте, причем, за три года едва осилил один курс и теперь готовился к сессии за второй.

К моменту поездки в Нахаловку имел невесту Лилю в родном городе. Лиля — очаровательная девушка, дочь высокопоставленного руководителя городского уровня, с трехкомнатной квартирой в высотном доме в центре города в виде приданного, ангельским лицом и терпением, и, к собственному несчастью, дико влюбленная в этого обаятельного обормота.

Кроме всех перечисленных "достоинств", имел Сашка еще одно — был он страшным матерщинником, матерился безбожно даже в присутствии дам, но делал это столь артистично, виртуозно и к месту, что последние переставали смущаться от нецензурной Сашкиной брани на третьей минуте общения с ним, а на десятой просто сходили с ума от этого милого экстравагантного очаровашки.

***

Гости, наконец, прибыли, знакомство состоялось Чудаковы знакомили вновь прибывших Голиков с хозяевами-Дрибницами. Дети знакомились сами — Таня и Сергей с Вовой и Лидой, старшей Вовиной сестрой, Сашке же было проще — младшие Дрибницы приходились ему двоюродными братом и сестрой, Серегу он уже знал, а Татьяна была ему совершенно неинтересна в силу своего чересчур юного возраста, выходящего за рамки его, Сашкиных, интересов.

Гостей тут же пригласили к столу, причем детей посадили отдельно — стол не был рассчитан на такое количество едоков. Обед плавно перешел в ужин, за родительским столом уже запели. Детям стало скучно, и они, захватив заранее припрятанную бутылочку портвейна, пошли гулять. По дороге зашли за Лидиной подругой, с которой Сашка, похоже, уже был знаком.