Джоанна БРЕНДОН - ПРОСТО ПОЦЕЛУЙ Страница 2

– Страдал ли Мэйс этой.., э-э-э.., болезнью, когда вы выходили за него замуж? Знали вы об этом? Если да, то почему вышли за него? И почему же вы так долго ждали, прежде чем уйти от него? – Ее тщательно подведенные черные брови в недоумении поднялись.

Мэйс, сам того не осознавая, весь напрягся. Робин поправила нарядный модный шарф, завязанный под воротником розовой шелковой блузки, потом опустила руки на колени и сжала их. Все это были признаки нервозности, которые Мэйс так хорошо знал. Он видел, как она борется с собой, чтобы сдержаться.

– Мне было восемнадцать лет, и я была по уши влюблена в Мэйса, когда мы поженились. – Поистине дьявольская улыбка заиграла на ее мягких губах, а изумрудного цвета глаза недобро заблестели. – Вы – взрослая одинокая женщина, Моника, вам, возможно, трудно будет это понять. Но в том возрасте все воспринималось иначе. Если муж не скажет тебе, что он находится на грани того, чтобы потерять работу, ты и не заподозришь, потому что твой ум занят другими, более важными мыслями.

О! Какое бы ни было у Робин настроение, она умела воспользоваться своей необыкновенной способностью с улыбкой так и жалить словами.

– Спустя шесть-семь месяцев ты на вечеринке слышишь, как он рассказывает своим друзьям и сотрудникам всю эту историю, причем с яркими подробностями. Ты не можешь скрыть своего удивления, но смеешься над этим и соглашаешься со всеми, что он почти гений, потому что может удержаться на плаву, хотя баланс в банке показывает дефицит, а кредиторы угрожают преследованием.

Доктор Андрэс подхватила мысль Робин:

– О, это так типично! – Быстро повернувшись лицом к Робин, она продолжала:

– Держу пари, что когда вы спросили, почему он не поделился с вами своими бедами, он сослался на что-нибудь вроде своего нежелания беспокоить вас мужскими проблемами.

Действительно, Мэйс вспомнил, что говорил ей нечто вроде этого. Говорил о ее чертовской сексуальности, о том, что при ее виде трудно думать о чем-либо другом, кроме занятий с ней любовью. И он не лгал.

Циничная полуулыбка подняла один уголок рта Робин. Она небрежно повела своими красивыми плечами.

– Если ты обожаешь мужчину, то веришь всему, что он скажет.

– Все это так характерно для «Питера Пэна», – добавила Лида Андрэс, деланно вздыхая и кивая в притворном отчаянии аккуратно уложенной темной головой. Обращаясь к зрителям, она продолжала:

– Как я упоминала в предисловии к моей книге, иногда наше нежелание бросить вызов так называемому Питеру Пэну и закрепляет его стереотип поведения.

– Должно быть, для вас было большим ударом узнать в конце концов, что он намеренно удерживал вас в полном неведении? – высказала предположение Дэлла своим действующим на нервы голосом. Она протянула руку и погладила Робин по руке.

Казалось, Робин хотела возразить, но ей помешал мужчина, выкрикнув:

– Похоже, что муж Робин просто старался защитить ее!

– Точно! – промолвил Мэйс, слишком тихо для того, чтобы быть услышанным своей бабушкой. Лу часто обвиняла его в том, что он «подавляет» Робин и как личность, и в профессиональном плане.

– Болтовня! – воскликнула Лу, и Мэйс вздрогнул от ее резкого голоса.

Доктор Андрэс беспокойно закашляла.

– Вы, конечно, правы. – Она подняла руку и заслонила от яркого света глаза, чтобы лучше рассмотреть вставшего мужчину. – Но разве это не указывает на то, что, во-первых, Мэйс не верил в способность Робин самой позаботиться о себе, во-вторых, что он не делился с ней такими важными вопросами, которые часто влияли и на ее жизнь тоже?

– Если вы прочитаете мою книгу, то поймете, почему мы называем мужчин, страдающих «синдромом Питера Пэна», «проповедующими мужской шовинизм нахалами». – Она обернулась и мягко улыбнулась Робин. – Очевидно, и вы так же оценивали Мэйса, но пытались с этим смириться.

Мэйс про себя выругался, потом с облегчением улыбнулся, увидев, что Робин качает головой.

Робин открыла рот, чтобы, конечно же, опровергнуть это утверждение, но закрыла его, потому что грубо вмешалась Дэлла.

– Черт побери, дайте ей сказать, – пробормотал Мэйс, а Дэлла в это время говорила:

– Мужчины именно таковы! Есть много вопросов, которые Джо со мной не обсуждал, потому что это «мужские дела». Например, проблемы, связанные с работой. – Ее голос погрубел от негодования. – Он обсуждал их со своими друзьями и сотрудниками-мужчинами. Именно от них я узнала, что его самолет чуть не столкнулся с другим самолетом во время одного заграничного полета. А брюки и рубашку, которые муж попросил меня зашить, он порвал, когда, споткнувшись, соскользнул с крыла самолета и упал на четвереньки. – Она сдвинула брови. – Что он делал там, наверху…

Робин с облегчением улыбнулась, когда Мэл прервал ее речь и, всем своим видом показывая подобающее случаю сожаление, объявил, что их время истекло.

Давно истекло! Когда по адресу широко улыбающегося Мэла Тэтчера посыпались похвалы, Мэйс обернулся и посмотрел на женщину, которая прервала его первый за шесть недель спокойный сон и властно потребовала, чтобы он вместе с ней в его кабинете выпил чашку кофе.

– Думаю, у тебя была какая-то цель, если ты вытащила меня из кровати и заставила прийти и посмотреть запись этой нудной передачи? – С напускным равнодушием он откинулся назад, вытянул длинные ноги и скрестил руки. Его решительный чувственный рот был плотно сжат, что без всяких слов свидетельствовало о том несчастье, которое он с таким трудом скрывал.

Лу Маркхам критически его осмотрела. На его модных джинсах были белесые пятна, а на трикотажной рубашке – голубые, и все потому, что он бросил ее в стирку с джинсами и носками. Но он считал, что не одежда делает мужчину мужчиной.

Роет у Мэйса был шесть футов и четыре дюйма, он был широкоплечим. Волнистые черные волосы модно уложены по форме головы. Глаза темные, их подчеркивали длинные загибающиеся черные ресницы. Если бы его лицо не портил нос – когда-то сломанный и потерявший свою форму – он был красив, как манекенщик. Но нос не умалял его привлекательности. Этот недостаток даже вызывал интерес и придавал особое обаяние его лицу.

– Ты что-нибудь выяснил? – голос Лу звучал скептически. Она налила чашку из кофейника, стоявшего на столе, и передала ему.

Мэйс сжался. Но он был слишком хорошим актером, чтобы показать переполнявшие его мучения.

– Да. Тэтчеру нужен новый парик. – Он взял чашку, пробормотал «спасибо» и начал пить кофе.

Довольно долго серые глаза пожилой женщины изучали его, оценивая дерзкий подбородок, плотно сжатый неулыбающийся рот, прикрывающие глаза густые ресницы, позволявшие ему смотреть как бы сквозь собеседника, что всегда очень нервировало.