Чернила и кость - Скайла Мади Страница 2

― Успокойтесь, леди. Никто не заставлял их…

― Она права. ― Я разворачиваюсь и направляюсь к входной двери. ― Я буду снаружи.

― Вы двое идите с ним. Я не хочу отвлекаться. ― Ханна стискивает зубы. ― Только не ты, девочка. Мне нужна твоя помощь.

Я толкаю москитную дверь, и она распахивается, ударившись о дом. Выхожу на крыльцо, пока она не захлопнулась у меня перед носом. Холодный резкий воздух ударяет по мне. От холода волоски на руках встают дыбом, и на вдохе дыхание обрывается. Мои тяжелые ботинки громко стучат по гниющему дереву, но по сравнению с головной болью, гудящей в частичке — каждой частичке — моего мозга, это тихий шепот.

― Не парься о ней, ― бормочет Хасс, проскальзывая на крыльцо. Выдохнув, он подходит к дальней стороне и падает в шаткое кресло-качалку. ― Тэд ― ее детская любовь.

― Они вместе? ― спрашивает Джоэл, закрывая за собой деревянную дверь.

Хасс качает головой, закидывая ноги на деревянные перила.

― Нет. Она любит его. А он любит себя.

Скрестив руки на груди, я прислоняюсь к тонкому деревянному столбу, что поддерживает вес жестяного навеса над нами. Смотрю на Хасса. Смотрю, как расслабленно он задрал ноги, словно ему все равно.

― Ты уверен, что хочешь быть здесь, когда Тэд очнется? Когда узнает, что ты сделал…

Хасс опускает ноги, садится, подавшись вперед, и, прищурившись, смотрит на меня.

― А ты бы не сделал то же самое?

Блядь, нет.

― Предал своих друзей?

― Защитил свою семью.

Джоэл смотрит на меня, и я вижу это по его лицу. Сострадание. Понимание. Он не считает Хасса ответственным за то, что случилось с Эмили… но могу гарантировать, что, если бы на ее месте была Моника, он бы уже пристрелил Хасса. Это факт.

― Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, Джай, но дело не в какой-то бабе, которую я встретил в гребаном туннеле. Речь идет о моем сыне. Частичке меня, которую я растил с самого рождения. Мне жаль это говорить, но он превосходит твою маленькую подружку. Говори мне все, что хочешь. Сделай все, что захочешь, но я убил бы ее сам, если бы дело дошло до выбора между ней и моим мальчиком. Каждый. Раз.

Я стискиваю зубы. Мое эго хочет бороться с ним, а сердце хочет расплющить каждую косточку в его теле, но моя голова… ну, моя голова пытается убедить меня, что Хасс должен был сделать, что сделал. Гнев сочится из моих пор, и моя кровь остывает. У него есть ребенок… он сделал то, что сделал бы на его месте я. Оттолкнувшись от опоры, я подхожу к ступенькам и сажусь. Без гнева, без того, чтобы винить кого-то, боль внутри меня разворачивается, нападая на единственного человека, которого я могу считать ответственным за потерю Эмили…

Себя.

Черт.

Вздохнув, я смахиваю зуд, танцующий на кончике моего носа, и опускаю затылок на деревянную балку, на которую опираюсь. Задница онемела. Как долго я здесь сижу?

Я открываю глаза и смотрю вниз на длинную узкую грунтовую дорогу, уходящую к горизонту. Полоски оранжевого цвета покрывают чернильное небо, а звезды уже давно поблекли. Я тянусь вперед, застонав от того, как напряжены мышцы. Мне не было так больно с моих первых нескольких недель обучения в Академии. Это был просто ад.

Я опираюсь предплечьями о колени и позволяю голове повиснуть. Крошечные невидимые гири свисают с моих ресниц. Каждый раз, когда я закрываю глаза, перед мысленным взором появляется лицо Эмили… ее печальные губы… изгиб бровей, говорящий, как она волновалась, что я не вернусь к ней. Мне не следовало брать ее с собой. Не стоило оставлять ее с Хассом.

― Ты там как? ― Я вздрагиваю, когда Джоэл сползает вниз по балке рядом со мной, постанывая от собственной боли. ― Хоть поспал немного?

Я не заметил, как он переместился от ржавой балки, что по другую сторону крыльца.

Я отрицательно качаю головой.

― Не-а.

Наступает тишина, и звук становится невыносимым. Или, по крайней мере, до тех пор, пока зубы Джоэла не клацают, пока он жует внутреннюю сторону щеки. Это еще хуже.

― Я знаю, что ты хочешь вернуться за ней, Джай, но…

― Никаких «но», ― говорю я ему. ― Я вернусь, как только узнаю, что с Тэдом все в порядке.

― И что ты собираешься делать, когда попадешь туда? ― рявкает Джоэл, что аж воздух валит из носа. ― У тебя нет ни оружия, ни поддержки. Ты все равно что покойник. ― Он чешет голову. ― У меня есть план, ясно? Тебе он не понравится, но это все, что у тебя есть.

Я поворачиваю голову.

― Кто единственный человек, или единственный ворон, который может стать нос к носу с Черепом?

Я хмурюсь. Единственный ворон? Что он… оу.

― Нет. Точно нет.

Он чокнулся, если думает, что я собираюсь просить помощи у Испорченных Сыновей. Снова.

― Это все, что у нас есть.

― Ты обещал Джокеру Нью-Йорк. Помнишь? Ты сказал, что доставишь ему город на серебряном гребаном блюдечке.

― И?

― У тебя ни хера нет. Он убьет тебя за то, что ты потратил его время этой ночью.

― Позволь мне побеспокоиться о Джокере.

Я дергаюсь, когда тяжелая деревянная дверь дома открывается. Звук ржавых петель, пронзительно скрипящих в тишине, заставляет мое сердце подскочить к горлу. Кожа покрывается мурашками. Ханна выходит, почесывая лоб, ее большой палец касается темного пятнышка крови на брови. Выдохнув, она медленно идет по крыльцу и вытирает окровавленные руки грязным белым полотенцем. Дверь позади нее захлопывается, и, несмотря на дрожь в коленях, я поднимаюсь на ноги и делаю к ней шаг.

― Пока он стабилен, ― бормочет она, и с моих губ срывается вздох облегчения. Он стабилен. Он все еще здесь. ―