Русалочьи сказки - Наталья Владимировна Иванова Страница 2

Потом как ни в чем заправился, пломбу ей подпилил и говорит, закрывайте, мол, ничего не мешается? Она говорит, да что вы, просто восторг и опупея. Он обрадовался, чудненько, мол, в кассу триста рублей оплатите. Она, улыбаясь, джинсики подтянула вместе с трусами и покинула уютный кабинет, унося вместе с мокрым и скользким от спермы бельем глубокую душевную рану.

От смеха согрелись немножко. Но смех смехом, а шуба кверху мехом — не уходит молодежь, и не думает даже. Снова стали подмерзать, так тут Машка свое решила рассказать.

— Я, — говорит, — с первым своим парнем вообще никакого разнообразия не знала — только под ним и никак больше. А так хотелось попробовать, что же такое все говорят, когда парень орально… ну это самое. И вот я ему вечером так намекаю, мечтаю, мол, проснуться от нежных оральных ласк. Думаю: не будет стесняться меня сонной-то, да и мне сподручнее — не так стыдно. И что вы думаете? Просыпаюсь утром, а он надо мной стоит и мне в губы член свой тычет, а сам сияет как медный пятак.

На этот раз компания на берегу, кажись, смех услышала, подозрительно так покосились. Но, наверное, решили, что показалось, у них музыка гремела канонадой. Вернулись к своим посиделкам с пивком.

Посмотрела я на девок и решила, что пришел мой черед их отвлекать от замерзания. Ввиду небогатого жизненного опыта пришлось импровизировать.

— Ладно, расскажу. Я про этот случай и сама старалась не вспоминать, да что теперь… В общем, помните, лет пять назад я в Омск ездила? А потом еще вся больная приехала.

Девки кивнули, и я продолжила.

— Ну и вот, ехать трое суток, скучища жуткая. Еду в плацкарте, никуда не спрячешься, соседи — божьи одуванчики, пердят, храпят, в общем, то еще удовольствие. И тут на одной станции — не помню уже какой, входит и усаживается на свободное место напротив моего такой мужик, что глаз не оторвать. Я на него гляжу и понимаю, что без шансов, такой никогда меня и не заметит, слишком хорош. А у меня тогда с Саньком все уже закончилось, в общем, и забыла, чем люди в постели занимаются.

Едем, значит, молчим, и гляжу — сосед мой тоже от скуки мается. И так и сяк устраивается, да никак не устроится. Я чисто из вежливости — да-да, чисто из вежливости! — заговорила с ним. Ну, вы меня знаете, я же как монашка, сроду ни к кому первая не приставала… Не считая пары случаев…. Ну так вот, разговорились мы. И Аполлон этот оказался вполне компанейским, все про себя рассказал и про меня расспросил. И такую мы душевную близость ощутили, что пошли это отметить в вагон-ресторан. А жара стояла, пить хотелось. Ну, мы и выпили. Бутылок по пять пива на рыло. Что ржете-то? Чем угощали, то и пила!

И вот стоим мы в тамбуре, курим — я только когда пьяная курю, да! — и его рука уже у меня в лифчике шебуршится, так что встал вопрос раком. В смысле, где бы встать? Ну, ясное дело — в сортире, где же еще. И все бы ничего, и член у него оказался ого-го, и вообще… но у меня же ничего не бывает нормально. В общем, у моего случайного любовника сухостой приключился. Ой, девки, видно, бог меня решил наказать за все греховные мысли разом! Все, что я с ним вытворяла эти полтора часа, люди за всю жизнь не перепробуют. Я и изворачивалась всяко — а вы представьте меня с моими габаритами в сортире поезда! — и сосала, лизала, стонала — пофигу, стоит колом и ни туда, ни сюда. Только-только затеплилась надежда, что скоро уже, как стали в дверь тарабанить. И я ничего поделать не могу — он уже без тормозов, ему лишь бы кончить, а за дверью порядочная толпа собирается, а ссать хочется до безумия — пиво назад просится, а я ни о чем другом думать не могу, как о том, с каким лицом явлюсь потом публике?

Все горит уже от трения, я все на свете прокляла, сама себе пообещала, что ни в жизнь больше ни с одним козлом связываться не буду, а дверь уже ходуном ходит, народ орет, что придет проводница и откроет, и тут он бурно кончает — да так бурно, что у тех, кто снаружи, и сомнений не осталось — так может кричать только смертельно раненый зверь, истекая кровью. Дальше продолжать, или сами представите? Я, как только он вынул, на толчок примостилась и свой кайф ощутила, поклав на мужика все, что он только что мне пихал везде. Дальше сами додумайте. Как пришла проводница, орала на весь вагон, кем меня и сколько раз назвала, а я глазки в пол и нараскорячку мимо нее и десятка зрителей….

— Все! — отсмеявшись, отрезала Танька. — Хуже позора, чем было, не будет. Вы как хотите, а я пошла.

И двинулась к пляжу. Ну и мы за ней — лучше опозориться, чем насмерть замерзнуть.

Вот идет она впереди, еле ноги переставляет, как зомби. Волосы длинные — кусочек груди прикрыла, руки крестом сложила, Ева, блядь, натурально, только кило на пятьдесят побольше. А ребята обернулись на нас, замерли с банками пива в руках, и вдруг как завопят и ломанутся кто куда! Ну, мы и рады стараться, поскорее выскочили из воды, стуча зубами, шмотки достали, кое-как натянули и двинулись наверх кусточками.

То ли алкоголь помог, то ли бог пожалел, а никто с воспалением легких не свалился. Но похмельем маялись все трое. И вот лежу я на диване, страдаю, приходит моя дочь-студентка и говорит:

— Мам, ты больше одна так поздно не ходи, мне звони. А то такие ужасы рассказывают…

— Какие ужасы? — насторожилась я.

— Да друг рассказал, они вчера ночью на реке призраков видали — утопленницы, синие, распухшие, все в тине и к ним тянулись черными руками….

— Враки! — не удержалась я, брякнула и губу прикусила.

— Ну, враки не враки, а все шестеро одно и то же рассказывают. Уже экстрасенсам сообщили, тем, что по ТНТ шоу ведут. Ответили, что приедут — а они куда попало не ездят, значит, и впрямь нечисто…

А Толян к Машке вернулся. Сказал, что дурак был, такую шикарную бабу только идиот