Николай Щербаков - Северная ведьма. Книга вторая. Наследие Страница 20

– Отвечать то будешь?

– Конечно, отвечу. Для того и пришла. А можно я перед этим еще один вопрос тебе задам? Можно? Ты мне скажи, ты обо мне вспоминал? Да не задумывайся, скажи сразу правду. Я же все равно пойму, правду ты говоришь или лукавишь.

– Вспоминал, Варя, – вздохнул, – вспоминал. И часто вспоминал. Чаще, чем хотелось бы. Ты даже не представляешь, как часто. По несколько месяцев в море, знаешь, там много времени для воспоминаний бывает. Но ты пойми…, у меня замечательная жена. Наташа. Если бы та знала её…

– Знаю.

– Откуда? Хотя…, что я спрашиваю. Ты же у нас ведьма. Не сердись. Я в хорошем смысле.

– Я не сержусь, Витя. На это я не сержусь. Я и есть ведьма. В хорошем смысле. А что не забывал – спасибо. Как теплой рукой по щеке провел. Я о тебе тоже не забывала. Никогда. Хотела сказать – ни на минуту. Да ты не поверишь.

Виктор удивленно глянул на Варю. Как будто серьёзно сказала. Постояли у храма «Спас на крови». Варя рассказала всю историю этого храма, от убийства царя до нынешнего реставрационного ремонта. Пошли по аллеям Михайловского сада. И здесь Варя рассказывала ему историю Михайловского замка, темнеющего справа за деревьями, мрачного, как и его история, рассказанная Варей. Они не заметили, как дождь постепенно превратился в снег, сначала мелкий и колючий, почему и не был замечен. Но вот он посыпал сначала редким, а потом густым пушистым снегопадом. И тени деревьев и тень замка стали завораживающе красивыми, графичными, загадочными.

– Вот он, Петербург! – сказала Варя, – во всей своей красе! Таким я его люблю. Пойдем теперь в Летний сад. Пока снег идет. Сядем на скамейку, и нас засыплет белым снегом, а мы будем сидеть тихо, не шевелиться, и наговоримся всласть.

И повлекла его за собой вдоль Садовой. Остановились на мостике через Лебяжью канавку и полюбовались на открывающееся перед ними в снежном мареве слева Марсово поле, а справа Летний сад.

– Варя, ты мне Ленинград открываешь заново. Как будто я здесь никогда не был. Даже снег на вооружение взяла. Красота несказанная! Только я бы эту красоту предпочел из окна кафе наблюдать. Может быть, сменим маршрут? В уют хочется. В тепло, кофе, коньячок. А? Музыка тихая.

– Боже мой! Витька! Ты не изменился. Такой же домашний, каким и был. Как ты в море ходишь? Как ты громадным кораблем командуешь? Шторма, суровый быт, вахты.

– Ох, как мне это знакомо. Еще в ушах другой голос слышу. Ну откуда вы можете знать, как там в море?

– Вы – это кто? Я и Наташа? Тогда давай я твой вопрос на два разделю. Первый, это то, что говорит твоя жена. Значит только, что она хорошо тебя поняла. А раз поняла, значит любит. На второй вопрос я отвечу от себя лично, – улыбнулась, – каково оно в море, я знаю не понаслышке.

Виктор остановился, повернул к себе лицом Варю.

– Что ты хочешь сказать?

– То, что сказала. Я, если хочешь знать, пересекла Атлантику на парусной шхуне. Туда и обратно.

– Куда это – туда и обратно? – опешил Виктор.

– А вот так. Выходили из Сен-Джонса, Канада, – взяла Виктора за отвороты кожаного пальто и с торжествующим видом, – потом в Исландии Сейдисфьёрдур, потом Берген, Норвегия. И таким же путем назад. Знакомые места, сэр?

– Да. Сен-Джонс, остров Ньюфаундленд. Мы там, на шельфе рыбку ловим. Но, погоди, как это, на каком паруснике?

– Ты спрашиваешь так, будто все парусники знаешь. Но это частный парусник. Гафельная шхуна. Между прочим, тридцатого года постройки, представляешь? Немецкая.

– Но как же…, ты?…

– Да, милый мой друг, я. И парусину ставила вместе с другими, и за штурвал меня пускали. Камбуз, мыть, драить, готовить, кормить, мыть… Камбуз не любила, внизу противно, когда шторм, а штормов было очень много в северной Атлантике. Да что это я? Ты, говоришь, тоже там бывал? – улыбалась Варя.

– Скажи, что ты шутишь.

– Нет, не шучу, – отпустила Виктора и пошла рядом, – я одно время в Америке жила. Свой круг друзей был. У одного из них эта шхуна. Я им очень благодарна за эти незабываемые дни. Это было так по настоящему, так замечательно. Меня, знаешь, любили. Я это видела. Я не конфликтная. Там, в море, мы все становились такими, какими мы есть на самом деле. А ещё, я погоду предсказывала, с птицами разговаривала. Ты же знаешь, первая птица прилетает к кораблю, берег указывает. К ней если присмотреться, послушать её, она все расскажет. Веришь? Вот там я чаще всего вспоминала тебя. И…, там я встретила своего мужа. Майкла. Витя, он очень хороший человек – она опять остановилась и заглянула ему в глаза.

Виктор молчал. Все это было так неожиданно. Разговор с Варей получался совершенно не таким, каким его представлял себе Виктор. Он вновь вспомнил это ощущение Вариного лидерства. И сейчас он растерялся. Он давно разучился теряться, быть неуверенным в себе. И вот.

– Хорошо. Так кто же все-таки этот твой Майкл? И как ты оказалась в Америке?

– Витя, давай, в конце концов, серьезно поговорим. Я ведь не просто так просила тебя о встрече. О том, как я оказалась в Америке, ты лучше не спрашивай. Я все равно ничего не скажу. Просто в этом нет никакой необходимости. Да и ничего интересного в этом нет. А чтобы ты был спокоен, я тебя заверяю, что никогда, никто к тебе никаких претензий по поводу того, что мы с тобой не просто знакомы, предъявлять не будет. Я не нарушила ни одного закона своей страны. И то, что я теперь гражданка Соединенных Штатов Америки, тебя не должно беспокоить. Тебя это не касается. Мой муж работник посольства США. Вот и все, что я тебе могу ответить на твои вопросы. Не сердись.

Она стояла, положив руки ему на грудь, и смотрела прямо в его глаза, ни разу не отведя взгляда.

– Ну что ты нахмурился? Я не шпионка, не разведчица. Я просто женщина, мать твоего сына. Ты помнишь об этом?

– Хорошо, – Виктор помолчал, разглядывая что-то в конце аллеи.

– Хорошо, о чем серьёзном ты хотела со мной поговорить?

– Сейчас, погоди, только пойдем, не будем стоять, а то нас снегом засыпает.

Она снова взяла его под руку, и они пошли по аллее Летнего сада в сторону набережной.

– Знаешь, я начну пожалуй с тебя. Только, пожалуйста, отнесись серьёзно ко всему, что я тебе говорю. К врачам я тебя направила самым надежным. Но направила для того, чтобы они рассказали тебе на официальном медицинском языке все о твоем здоровье, и лечили тебя соответствующе. А я, еще до обследования, уже разобралась в твоем сердце. Ты же сам говоришь, что я ведьма. И не ошибаешься. У меня есть способности, передаваемые в моем роду по наследству. Это тайные знания. И тайной останутся. Опять ты хмуришься. Я не стану уговаривать тебя верить мне. Со временем ты сам все поймёшь. А лучше будет, если ты забудешь все, что я тебе сейчас говорила. О знаниях. Понимаешь? Остальное помни и верь мне. Я тебя люблю, и любить буду до конца дней своих. Глянь мне в глаза. Веришь? И заботиться о тебе буду до конца твоих или моих дней. Веришь? Это тебя ни к чему не обязывает.

Виктор помолчал, потом тряхнул головой.

– А ты знаешь…, верю. Только…

– Не надо. Не надо ничего говорить.

Прошли молча.

– Давай сядем, Витя. Снег, как будто, уже утихает. Как хорошо, что я тебя уговорила погулять здесь. Красиво, правда?

Теперь сыпал сухой редкий снежок, видимый только в свете фонарей. Черно белый парковый пейзаж с золотом фонарей окружал их. Было не холодно, тихо и торжественно. Виктор стряхнул перчаткой снег с лавочки, и они присели.

– Так вот. Тебя вылечат. Обязательно вылечат. Я это знаю. Но быстрого лечения болезней сердца медицина пока не освоила. Я почему это говорю. Витя, надо профессию менять. Отнесись к этому серьёзно. Как менять, ты сам разберешься, не бабье это дело мужчине такие советы давать. Да не хмурься ты так. У тебя впереди большие дела, – она улыбалась, заглядывая ему в глаза.

– А у меня в голове сейчас одна мысль крутиться, – остановил её Виктор.

– Говори свою мысль.

– Мне скрывать нечего. Я ведь готовился к нашей встрече. Думал, что говорить буду, как говорить буду.

– И что? Я тоже готовилась.

– Да. Так вот. Ты лучше меня подготовилась. Признаю.

– Не расстраивайся. Просто у меня есть, что тебе говорить. А у тебя – нет. У тебя только вопросы. И не все корректные. Так?

– Возможно. Ты еще что-то припасла? Будешь говорить? Теперь я уж точно молчать буду. И вопросов больше задавать не буду.

– Ну почему же, Вить?

– Уж больно ты… исчерпывающе на предыдущие ответила.

– Мне сначала показалось, что ты мало изменился. Нет, ну внешне, конечно…, возмужал. Но все же. А теперь всё больше убеждаюсь, что ты другой. Я еще не определила, наверно, какой, но другой.

– Хуже, лучше?

– Не кокетничай. Ты же по моим глазам все видишь.

– А я вот, сплоховал, однако. За все время не успел тебе ни одного комплимента сказать.

– Скажи, – Варя шутливо поманила перчаткой к своему уху.