Луиза Кин - Идеальный размер Страница 20

На свое первое собеседование Эдриан пришел в среду, припозднившись на восемь минут из-за опоздавшего поезда. Я до сих пор помню, как он вбежал в приемную, нервно поправляя пиджак. Второе собеседование ему назначили на пятницу, и я подумала, что это добрый знак. В пятницу он явился на двадцать минут раньше и просидел это время в приемной, прихлебывая крепкий чай, заваренный для него курьером Саймоном по моей просьбе. В тот день я так и не заговорила с Эдрианом, потому что была слишком занята. Мариэлла появилась на рабочем месте с высоко поднятой грудью и тщательно уложенными волосами. Она приветствовала Эдриана, крутанув задом, и улыбнулась ему широченной, как у Джулии Роберте, улыбкой. Эдриан не обратил на ее ужимки никакого внимания. Именно в тот момент я в него и влюбилась.

Пять недель спустя Эдриан приступил к работе в отделе информационных технологий. Его предшественника уволили после того, как однажды ночью он пьяным вернулся на рабочее место, чтобы вызвать такси и поехать домой, а вместо этого зашел со служебного компьютера на порносайт и уснул прямо за столом. Проснулся он спустя шесть часов и пять сотен фунтов стерлингов.

Эдриану было двадцать шесть лет, и ему совсем не нравилось работать в области информационных технологий. По его словам, он делал это исключительно для того, чтобы оплачивать счета. Наш девятнадцатилетний курьер Саймон, который носил джинсы так низко на бедрах, что я регулярно имела возможность рассматривать его нижнее белье, сразу заметил, что я теряюсь, когда Эдриан находится поблизости. Я начинала отчаянно суетиться, притворялась, что занята чтением контрактов на строительство, или отчитывала Саймона за какой-нибудь несущественный проступок. Я делала все, что угодно, лишь бы не смотреть Эдриану в глаза. Потому что, глядя ему в глаза, я начинала смеяться. Переполнявшая меня любовь рвалась наружу и заставляла меня хохотать чуть ли не в голос.

У Эдриана были густые темно-каштановые волосы, падавшие на лоб и уши, и такой цвет лица, что он мог без опаски загорать на Средиземном море в самый разгар лета. Нос у него был крупный, с редкими веснушками на переносице. В первую неделю Эдриан ходил на работу в деловых костюмах и светлых рубашках – голубоватых или серых. Затем понял, что у нас можно одеваться не так официально, и переключился на темно-синие джинсы – не такие мешковатые, как у Саймона, но и не такие узкие с высокой талией, как у солидных мужчин. Джинсы сидели на нем отменно. В дополнение к ним Эдриан носил потертый кожаный ремень и трикотажные рубашки бутылочно-зеленого, темно-синего, бордового и серого цветов с маленькими логотипами на груди. Из обуви он предпочитал дорогие спортивные туфли, а в своей сумке всегда носил плейер и свежий номер бульварной газеты «Сан». Он болел за «Ливерпуль», хотя никогда в жизни не бывал на их играх. Все это я узнала, разговаривая с Эдрианом не более тридцати секунд за один раз. Максимум, что я могла выдержать, это одна минута. Затем мне приходилось убегать куда-нибудь подальше, чтобы высмеяться в одиночестве, – не хохотать же ему в лицо. В его присутствии у меня тряслись руки, и я нервно кусала верхнюю губу. Девушки у Эдриана не было.

В рабочее время он скитался по кабинетам, отыскивая потерянные файлы и настраивая зависшие компьютеры, акогда выдавалась свободная минутка-другая, приходил в приемную, чтобы немного поболтать с Саймоном или полистать журналы. Он стал класть себе в чайсахар и набрал несколько килограммов, а потом сбросил их, начав бегать по утрам перед работой. Примерно через год после того, как Эдриан устроился в нашу компанию, я случайно подслушала его разговор с Саймоном. Они обсуждали, кто из сотрудников с кем спит, кто кого ненавидит, и Эдриан признался, что некоторым из сослуживцев он специально ремонтирует компьютеры чересчур долго. Я находилась в отделе почты, возле маркировальной машины, когда услышала, как Эдриан назвал меня очаровательной девушкой. Я чуть не упала в обморок.

Кое-как взяв себя в руки, я подумала, что он вполне мог оказаться из тех мужчин, которые не любят толстых женщин и тайком насмехаются над ними. Конечно, это ведь очень просто – смеяться над толстяками. Однако Эдриан назвал меня очаровательной! И не добавил: «Хотя я бы с ней ни за что на свете» или «Но задница у нее все-таки не дай боже».

После того случая я стала шутить в присутствии Эдриана и время от времени заваривала ему чай.

В самый ужасный день в моей жизни Эдриан признался, что влюблен. Естественно, не в меня. Нравившаяся ему девушка проходила практику в должности преподавателя физкультуры, а познакомились они в одном из местных баров. Я сразу же ее возненавидела. Я ни разу не встречала ее, но была уверена – она очень стройная. Каждый день я представляла себе, как она выглядит, меняя мысленно цвет волос и одежду соперницы; только объем ее талии всегда оставался одним и тем же. Я ревновала смертельно, патологически. Я была уверена, что она вообще не придает еде особого значения. Конечно, она могла съесть два бисквита и оставить почти полную упаковку на следующий раз или взять пару чайных ложечек мороженого и, заявив, что в нее больше не лезет, убрать остатки в холодильник. Она могла купить пакетик чипсов и отложить его в сторону, съев всего три ломтика. Откладывала еду, даже не задумываясь о ней. Она просто наедалась.

Я не наедалась никогда. Если бы вы сунули руку в мой пакет с чипсами, я вцепилась бы зубами в ваш палец.

Элеонора Рузвельт сказала как-то, что никто не может унизить человека без его согласия. На самом деле я ненавидела не подружку Эдриана, которая была стройной. Я ненавидела не Эдриана, который не хотел со мной встречаться. Я ненавидела саму себя. Я ненавидела себя за то, что была толстой. Когда же мне становилось особенно плохо, я успокаивала себя тем, что ела.

Со стороны я выглядела кругленькой, жизнерадостной и довольной жизнью. Я часто смеялась. Люди восхищались тем, что я принимаю себя такой, какая я есть, не стесняясь своего веса. «Ах, Санни, – говорили они. – Какая же ты молодец!» Они любили меня за мою жизнерадостность. По крайней мере платонически. Я расхаживала по офису – толстая, веселая и неунывающая, а затем приходила домой и оставалась в одиночестве. Мои стройные ровесницы, которым было не наплевать на внешность, встречались с парнями, выходили замуж, рожали детей, а Санни Уэстон все оставалась одна и только выслушивала их комплименты – мол, как замечательно, что она не стесняется своей полноты. Солнечная девушка, говорили про меня...

Прошло два года, и однажды Эдриан сообщил, что порвал с подругой, которая к тому времени успела стать дипломированным учителем физкультуры. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Эдриан сказал, что они не подходят друг другу. Он сказал, что не любит ее, а затем положил руку мне на плечо и предложил вместе бегать по утрам. Я рассмеялась и ответила, что не бегаю ни по утрам, ни по вечерам, а он похлопал меня по плечу и потянулся к зазвонившему телефону.