Виктория Холт - Мадам Змея Страница 20

— Не важно, Ипполито. Мы проведем вместе несколько месяцев, недель, дней.

— Екатерина, думаешь, я не размышлял об этом? Я строил планы. Но все они ведут к беде. Я не могу обречь тебя на это. Где бы мы жили? Среди нищих? Среди разбойников? За наши головы назначат вознаграждение. Мы не будем в безопасности. Екатерина, ты выросла в роскоши. Знаю, тебе угрожала опасность, но ты не испытывала голода, любовь моя. Поверь мне, я думал об этом. Отчаянно искал выход, но не нашел его, потому что его не существует.

— Всегда есть выход, Ипполито, — со слезами на глазах сказала она. — Всегда есть выход.

Он покачал головой.

— Нет, дорогая кузина. Мы с тобой — никто. Мои чувства? Твои чувства? Какое они имеют значение? Нам не суждено быть вместе. Мы должны вступить в браки, завести детей… или посвятить свои жизни Церкви. К тебе, любовь моя, судьба не так жестока, как ко мне. Ты всего лишь ребенок и, что бы ты ни говорила, тебя ждет прекрасное будущее. А мне уготована жизнь, которая мне не нужна.

— Думаешь, мне нужна жизнь без тебя?

— Екатерина, любовь моя, ты так молода. Возможно, ты полюбишь своего мужа. Он — твой ровесник. Почему бы тебе не полюбить его? Ты будешь счастлива, когда забудешь меня.

— Я никогда не забуду тебя! — возмутилась девушка; она страдала и испытывала растерянность. Мне безразлично, что случится с нами, лишь бы мы были вместе, думала она. Он не любит меня так сильно, как я люблю его. Я думаю о нем, а он думает о комфорте, безопасности, будущем.

Но мечты не покидали ее. Она верила, что однажды он подойдет к ней и шепотом сообщит план их спасения. Но он не сделал этого. Филиппо испытал облегчение, когда они сели на галеру и отплыли от побережья Тосканы. Охваченная отчаянием Екатерина, напрягая зрение, всматривалась в удаляющуюся землю, на которой мечтала остаться.

Они поплыли к Ницце; Филиппо постоянно находился возле Екатерины.

— Дитя мое, — умолял ее он, — что подумают французы, увидев невесту с заплаканными глазами? Что решит жених? Успокойся. Будь благоразумной.

— Благоразумной! — взорвалась она. — Я покидаю все, что я люблю. Буду жить среди чужих людей. Чему я должна радоваться?

— Ты едешь к тем, кто будет лелеять тебя. Мы, твои родственники — я, Его Святейшество и Ипполито, — не можем остаться с тобой, но возле тебя будут находиться твои соотечественники, мужчины и женщины. Святой Отец позволил тебе взять с собой твоих юных астрологов и Мадаленну, которую ты любишь; там будут с тобой и другие, например, Себастиано ди Монтекукули. Я могу назвать дюжину имен. Ты не будешь одинока в чужой стране, имея рядом с собой друзей-итальянцев.

Она не сказала ему: «Мне все равно, кто будет рядом со мной, если я не смогу видеть Ипполито». Но он ее понял. Он был добр и внимателен к ней, как никогда прежде.

Она наблюдала за тем, с какой помпезностью встречали папу. Она знала, что уже потеряла Ипполито, хотя он еще находился рядом. Это был впечатляющий спектакль — на шестидесяти кораблях подняли флаги, приветствуя Святого Отца. Он поднялся на палубу личной галеры в мантии из расшитой золотом парчи. Флотилия поплыла в сторону Марселя за флагманом, на борту которого находились Святые Дары. Но Екатерина испытывала не восторг, а ощущение потери.

В начале октября 1533 года дозорные замка Иф и крепости Нотр-Дам де ля Гард увидели корабль, шедший первым. Они передали с помощью сигнальных флагов в Марсель весть о скором прибытии флотилии с невестой королевского сына.

Юный жених находился со своим отцом и придворными в лагере, разбитом возле города. Они ждали невесту и ее эскорт, поскольку согласно этикету король не мог войти в город раньше Святого отца.

Зазвонили колокола; грохот сотен пушек разнесся по улицам. Людям не терпелось поскорей увидеть невесту-итальянку.

Екатерина ждала на борту корабля, что произойдет дальше. Любопытство ослабило ее печаль. Она начала понимать значение этой помпезной церемонии. Возможно, грядущие события помогут ей хоть немного развеять грусть.

Ей сообщили, что коннетабль Франции вскоре взойдет на палубу, чтобы обратиться к ней с речью. Она с нетерпением наблюдала за приближением лодки. Ее встревожил вид этого мужчины, окруженного свитой. У него был недобрый рот и безжалостные глаза.

Он носил женственное имя — Анн де Монморанси. Он сообщил Екатерине, что предпринято все необходимое для того, чтобы она чувствовала себя в Марселе как дома. Он сам лично контролировал все приготовления. Екатерина почувствовала себя важной персоной, которой уделял внимание такой человек. Он сказал девушке, что ей и ее эскорту выделен один из красивейших домов города. Аналогичный дом предоставлялся Святому Отцу и сопровождавшим его епископам, кардиналам и прочим церковным иерархам. В третьем доме разместились французы. Анн де Монморанси заявил маленькой герцогине, что Франция счастлива принять Екатерину Медичи и ее выдающихся родственников Екатерина ответила ему на превосходном французском, за что была вознаграждена одобрительным взглядом этого сурового человека.

Он покинул Екатерину, которой предстояло дождаться того момента, когда она ступит на французскую землю и войдет в Марсель. Но прежде должно было состояться церемониальное появление папы, за которым в город проследует король. Лишь после этого придет очередь Екатерины.

Наконец это случилось. Екатерина въехала во Францию на чалой лошади под парчовой попоной. Ее сопровождала итальянская знать. То, что Ипполито находился рядом, не имело значения. Она теряла его навсегда. Она не осмеливалась посмотреть на кузена Екатерина не хотела предстать перед своим женихом со слезами на глазах.

Она заметила, что взгляды зевак, толпившихся на улице, были прикованы к ней; люди не улыбались Екатерине. Может быть, она не нравится им? Разочаровала их?

Она испытала страх, снова осознав, что теряет не только возлюбленного. Она также прощалась с домом.

Ее голова была высоко поднята. Эти иностранцы не должны знать, что они испугали ее. Она наберется мужества — того самого мужества, которое помогло ей идти сквозь флорентийскую толпу. Сейчас оно пригодится ей.

Ипполито, думала она, о, Ипполито, неужели уже слишком поздно? Разве не можем мы убежать даже сейчас?

Но Ипполито, чья красота притягивала взгляды француженок, смирился с потерей. Она, Екатерина, должна сделать то же самое.

Она стала думать о своем женихе. Интересно, как он выглядят?

Церемонию проводил сам папа. Екатерина и Генрих, стоя перед ним, повторяли торжественные слова. Молодых окружала блистательная знать Франции и Италии.

Екатерина едва слышала слова молитвы, почти не замечала толпы, заполнившей церковь; все ее внимание было приковано к юноше, стоявшему рядом с ней. Он был высоким, хорошо сложенным; его мускулы окрепли благодаря скачкам, турнирам и, конечно, охоте. Он был темноволосым. Екатерина, ожидавшая увидеть монстра, похожего на Алессандро, нашла одетого в роскошный, расшитый бриллиантами костюм Генриха красивым. Он, похоже, о чем-то грустил. Екатерина испугалась, решив, что она не понравилась ему. Неужели это имеет для нее, любящей Ипполито, какое-то значение? — спросила она себя. Оказывается, имело. Самолюбие не позволяло Екатерине смириться с тем, что она разочаровала своего жениха. Он отводил взгляд в сторону; она хотела улыбнуться ему, дать понять, что испытывает такой же страх перед происходящим, как и он. Она хотела сказать ему, что прежде боялась этого брака, страшно переживала из-за него, но теперь, когда она увидела Генриха, она стала немного счастливее. Она познала и потеряла любовь; счастье умерло для нее навсегда, но она не испытывала отвращения к будущему супругу. Екатерина не находила в нем никакого сходства с Ипполито — Генрих был высоким и темноволосым. Но жених так и не взглянул на нее.