Лариса Шкатула - Фея с улицы Иркутской дивизии Страница 20

— Мишка считает, что на работе нужна официальная одежда.

— Официальная одежда тоже может быть белой.

— Она кажется ему легкомысленной… Но мы говорим о прическе.

— А прическа просто к его типу лица не подходила. Она как будто существовала сама по себе. С такой, как у него была, лицо казалось излишне вытянутым и оттого унылым. Как я поняла, Костя это тоже увидел.

— Еще как увидел. Он сделал из Михаила лихого, и даже крутого, пацана. У него взгляд стал таким открытым, а то раньше казалось, что он все время смотрит на тебя исподлобья. А теперь его волосы подрезаны как бы клочьями…

Володька хихикнул.

— Но клочьями не случайными, а вполне прикольными. У парня появился модный стиль.

— Да, такая стрижка и в самом деле может шокировать правильного мальчика.

— Но все-таки ему должно было понравиться. Если с утра он не передумает и не сострижет все Костины изыски у другого парикмахера… Тогда у тебя ничего не получится.

— Ничего не хочу слышать! — сердито сказала Сима. — Он обещал меня слушаться беспрекословно? Вот и напомни ему об этом сегодня. У вас есть возможность на час-два уйти с работы?

— Конечно, есть. Мы сами себе начальники.

— Вот и поезжайте в модный мужской магазин, где купите — Володя, я доверяю твоему вкусу! — нормальную легкую одежду. У нас до ноября тепло, к чему нам черные костюмы? Купи ему модный костюм — выбирай только пастельные тона, светлые носки, сандалии. Если он не захочет надевать их на босу ногу, так и быть, скажи, что я разрешаю носки, но только белые или в крайнем случае цвета кофе с молоком…

— Представляю, что будет за шум!

— Ничего, пусть пошумит. Или тебя это беспокоит?

— Ничего не беспокоит, — смутился Володька, который как раз в этот момент размышлял, в каком ключе разговаривать со своим приятелем.

Но Симу обмануть было затруднительно. Она прищурилась на Сумятина:

— Ты его ко мне привел? Привел. Твой Михаил обещал мне подчиняться?

— Ты это уже говорила.

— Знаю, я повторяюсь, но меня заранее злит, когда приходится спорить и доказывать, что ты права. Так и скажи своему дружку: при первой же попытке сопротивления моим указаниям я умываю руки!

— Какая ты суровая! Рабочие на заводе тебя, наверное, боятся?

— Ни черта они не боятся! — с непонятным для себя раздражением ответила Серафима. И, помедлив, добавила: — Да, и позвони мне, как пройдет ваш шопинг.

— Почему мне всегда хочется сказать — жопинг?

— Потому, что ты по натуре хулиган, — сказала она и про себя добавила: «Если бы ты еще не пил, цены бы тебе не было!»

Володька догадался, о чем она подумала, и заявил:

— Не так-то много я и пью.

— А что для тебя немного — бутылки две-три?

Он промолчал, потому что знал: этот спор заведет их в тупик. Самого себя он вовсе не считал алкоголиком. Алкоголики пьют каждый день, а он… Подумаешь, раз в месяц. Если уж на то пошло, то Серафима просто не понимает своего счастья! Сколько женщин Владимир Сумятин мог бы иметь, не споткнись он об эту строптивую женщину! Не перечесть.

Эти мысли были написаны на его физиономии. Сима отчетливо видела все его усилия — он пытался освободиться от ее гнета. Шутка, конечно. Кто его гнетет? Сам напрашивается.

С самого начала, когда он попытался высказать ей свои претензии… Точнее, пытался поднять хвост, мол, какой он весь из себя замечательный, и если бы захотел…

— А ты захоти! — разозлилась Серафима. — И иди себе.

Но это было неинтересно. Вот если бы она его удерживала…

— Кстати, твой Михаил женат? — спросила Сима, опять с помощью Володьки меняя положение своей больной ноги.

— Совсем некстати! — фыркнул Володька. — Чего вдруг ты этим заинтересовалась? Я ведь говорил вчера: он разведен.

— Если был бы женат, его жена могла бы все испортить. Какой женщине понравится, что другая выступает советчиком у ее мужа?

— Не женат, успокойся. И женщины у него сейчас нет. Так что никто твое место советчицы не займет… Ты смотри, не очень-то заглядывайся!

— Нельзя?

— Нельзя. У тебя свой мужчина есть. Он, между прочим, человек порядочный и не станет отбивать у друга его женщину… К тому же он моложе тебя.

Хотя это замечание слегка ее задело, Сима сделала вид равнодушный и заметила:

— Когда это кому-нибудь мешало?

— Какая ты все-таки стерва! — вспылил Володька, в запале застегивая рубашку не на ту пуговицу.

— Мне обидеться?

— Нет! — крикнул он, выскакивая из комнаты, и уже из-за двери сказал ей, видимо, успокоившись: — Я на связи. Звони, если что понадобится.

Фактически злиться ему было не на что. Знал, что у нее острый язычок. Да и все разговоры о Михаиле так, чтобы его позлить. Что за женщина!

Когда все разошлись, — Сима слышала, как младшенький хлопнул холодильником — допивает фанту сестры, она некоторое время лежала в постели, пытаясь заснуть, но ничего не вышло.

Она поднялась и пропрыгала к окну, чтобы посмотреть, как Кирилл закрывает в вольере Айбека, а потом замыкает калитку. Но она увидела, как сын впускает во двор знакомую женщину. В гости к ней опять пришла Татьяна.

Повезло ей. Последний из уходивших — им оказался Кирилл, никогда в школу не торопящийся, — не только открыл ей калитку, но и держал за ошейник собаку, пока гостья не зашла в дом.

В раскрытое окно Сима слышала, как он пугает Татьяну:

— Мне некогда привязывать Айбека, тетя Таня, придется вам у нас пожить.

— Подумаешь! — фыркнула Татьяна, тем не менее поспешно проскальзывая в дверь. — Назарова! — закричала она, поднимаясь по лестнице.

«Напилась, что ли?» — подумала Сима, отыскивая взглядом костыль. Странно, что до того два года о Серафиме не вспоминала, а тут вдруг зачастила.

Гостья зашла в комнату и торжественно выставила на прикроватную тумбочку набор косметики. Недешевый, как знала Сима.

— День рождения у меня через три месяца, — напомнила она.

— Это благодарность, — уточнила Татьяна.

— Какая благодарность? За что?!

— За дельный совет.

— Но я ничего тебе не советовала.

— А к своей тезке кто меня посылал?

— К тезке?

Что-то у нее с памятью: она и думать забыла о бабушке Серафиме, которую и так всерьез не принимала. Но кому-то, выходит, помогло.

— А что она тебе наколдовала? — осторожно поинтересовалась Сима; она все еще боялась, что на самом деле Таня на нее обиделась и сейчас таким образом обиду высказывает. Чтобы Серафиме стыдно стало.

— Не наколдовала, а объяснила.

Татьяна взглянула на нее даже снисходительно.

— И я в самом деле подумала: чего дурью маюсь? Умница, красавица, талант, и вдруг комплекс неполноценности. Да эти мужики должны быть счастливы, что такая женщина на них внимание обратила!