Стефани Кляйн - Честно и непристойно Страница 20

– Макс, смеси – это для малодушных людей, – сказала я ему, пока он рассматривал одну из таких пачек, держа ее обеими руками.

Он поднял голову и ухмыльнулся.

– А говорят, разнообразие придает вкус жизни.

– Нет, я серьезно. Вместо тигра Тони на этих упаковках следовало бы рисовать Трусливого льва из «Волшебника страны Оз». Говорю тебе: пачки со смесями – изобретение мужчин, боящихся ответственности. На что угодно готова спорить. Не дай Бог ему придется всю жизнь есть одни любимые хлопья! Вокруг непременно должна быть масса разноцветных пустышек.

– Слушай, не тебе говорить! Когда мы встречались, ты выбрала разнообразие, а не меня.

Он сделал печальное лицо – Макс всегда его делал, когда хотел получить заботу, еду или минет. Я изобразила яркую улыбку и, похлопав ресницами, сказала:

– Момент был неподходящий.

– Это верно, – согласился он, поморщившись, – и вообще ты не мой тип женщины. – Он положил пачку обратно на полку и двинулся дальше по проходу. Не оборачиваясь ко мне, он продолжил: – Сама посуди, тогда зачем у кока-колы десять разных вкусов? – Он сделал паузу, хотя вовсе не ждал ответа. – Людям нравится разнообразие, а вот выбирать им не всегда по душе.

– Подожди минутку! Я не твой тип? Так какой же тип, черт побери, ты предпочитаешь?

– Не важно.

– У тебя действительно есть свой тип? Неужели?

– Не в этом дело.

– Ну уж нет, продолжай! Раз уж начал, так говори, ты, нытик!

– Ну хорошо, я ее так себе представляю...

Он замер, подняв голову и уставившись на банки с растворимым кофе, словно женщина его типа машет из-за горы колумбийского кофе «Хуан Вальдес».

– У нее темные прямые волосы и темные глаза. – Точно не я! Мне захотелось его чем-нибудь стукнуть. – Она тверда в своих убеждениях, но готова нянчиться со мной. Она насмехается над всеми подряд, и ее считают стервой, но со мной она исключительно мила. – Как вообще может человек с мужскими половыми признаками употреблять выражения типа «исключительно мила»?

– Она обожает оральный секс и секс вообще.

– Ну-ну, – сказала я, обогнала его и пошла вперед.

– У нее классная грудь, она умная и знает, что такое вазектомия. Ей не нужно употреблять слова, значения которых она не знает, чтобы казаться умнее, – она и так умная. У нее настоящая работа – она не актриса и не барменша. – Макс приподнял пластиковый пакет с артишоками и потряс его: – Она умеет готовить, потому что тут я полный профан.

– А кому неизвестно, что такое вазектомия?

– Тупице Элспет.

Девушки с именами вроде Элспет обычно работают в «Международной амнистии» и знают на память песни группы «Грейтфул Дэд». Вазектомия им ни к чему.

– Она должна быть любящей, по крайней мере когда мы одни. Ну, там, поплакать со мной, если мы соскучились друг по другу или вроде того. Тут жесткость не годится.

Жесткость – это он про меня, точно. Когда мы с Максом встречались, мягкость ему требовалась не реже, чем еда.

– Ты бываешь такой далекой, такой жесткой! Наверняка ведь в тебе есть нежность. Почему ты не даешь мне ее увидеть?

Я ненавидела такие разговоры, ненавидела изображать чувства, изобретать поводы для слез и близости. Хочешь мягкости – можешь полапать меня за задницу, ясно?

Я тогда только рассталась с Гэйбом и не желала демонстрировать свою уязвимость. Мне хотелось дружелюбия и хорошего секса, такого, чтобы запах еще долго оставался на пальцах, языке и во рту. К сожалению, у Макса не получались непристойности, пока я не продемонстрирую тонкие чувства, и распутать этот заколдованный клубок у нас не получалось.

– Ой, Стефани, – заявил он, когда я попросила его помастурбировать передо мной, говоря мне при этом что-нибудь непристойно-сексуальное. – Я не могу быть до такой степени открытым; сначала я должен ощутить душевную близость.

Для мужчины он выглядел пересмотревшим разных реалити-шоу. «Душевная близость» – это почти так же ужасно, как «между нами промелькнула искра». Такие штучки лучше оставлять электрикам.

А теперь, подумать только, у полок с хлопьями он мне рассказывает, что ему нужна женщина в очках, такая вся из себя библиотекарша, которая убирает волосы в пучок, а в постели распускает их, чтобы его возбудить.

– У нее темные прямые волосы, она носит висячие серьги и отлично все планирует, – добавил Макс. – Я люблю планы.

– Про прямые волосы ты уже говорил. – Болван.

Смешнее всего то, что он описывал мне меня – оставалось только выпрямить волосы и выкраситься в нудный цвет.

– В общем и целом, она вполне может быть из нас двоих главной, пусть только это не мешает сексу. Да, и пусть она любит поспать.

– А если она храпит?

– Не беда.

– Правда? Ты способен спать под чей-то храп? Я вот не могу встречаться с храпуном! Разве можно провести всю жизнь с человеком, который ни на минуту не дает тебе уснуть? И Линусу это тоже не понравится. Он бы залез такому типу на шею и постарался придушить его.

– А если этот бедолага попытается столкнуть Линуса, то его укусят за лицо. – «Укусят за лицо» он произнес так, будто эта фраза сплошь состояла из шипящих и свистящих звуков.

– Но тебя ведь Линус не кусает, если ты его перекладываешь, – напомнила я.

– Но если ткнуть его в мордочку, он кус-саетс-ся!

Когда Макс говорит про Линуса, я не могу удержаться от смеха, особенно если он поминает Линусову мордочку: он при этом изображает, будто зажимает Линусу пасть.

– Линуса нужно брать за живот. – Это все знают, кто со мной спал.

– Но это же опасно, если он целится пастью прямо тебе в глаз! – Прокричав слово «глаз», Макс указал на свой собственный.

– «Женщине моей мечты придется примириться с тем, что временами я изрядный хлюпик», – передразнила я Макса хнычущим голосом.

– Думай что хочешь, но я временами вовсе не изрядный хлюпик.

– Ага, ты все время такой.

– Нет!

– Да!

– Не важно, – сказал он так, будто это слово писалось раздельно, и улыбнулся, – когда я ее повстречаю, то стану звать Крольчонок.

– Прозвище заранее не придумывают. Оно должно само появиться.

– Ну, я постараюсь – уж очень это мило.

– Александра называет меня Печенюшкой, а иногда Печенькой. Сегодня она обозвала меня Печенищей, но обычно Печенюшки с нее вполне хватает.

Александра была моя новая лучшая подруга; она всех знакомых девушек звала Печенюшками. Наверное, услышала это у кого-то, решила, что ей нравится словечко и присвоила его.

– Мне нравится Крольчонок.

– Ну, Крольчонок для любовницы подходящее прозвище – вы ведь, небось, будете трахаться, как кролики. Но прозвище нельзя придумывать заранее. Оно придумывается само! Вон, я Линуса зову то Лапшой, то Медвежонком, то Бутербродной башкой – в зависимости от настроения. А меня зовут разве что милочкой. Ужасно скучно.