Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что Страница 20

Из обстановки многое было куплено Кэро в Венеции. Она не раз при Джоне жаловалась, что «вульгарные» отельные вещи оскорбляют глаз.

Туалетный стол обыкновенного типа был, очевидно, собственностью отеля. На нем царил пестрый беспорядок: причудливые полосатые сосуды с духами, две алебастровые пудреницы, золотой портсигар, черепаховые гребни и щетки… На мольберте — какая-то талантливо-безобразная картина, а под ней — ряд очаровательно-крохотных туфелек Кэро.

Джон присел напротив двери на изумрудно-зеленый диван в будуаре и достал папиросу. В комнате заметно темнело, из спальни вливался аромат курения. Джон испытывал странное волнение.

«Наверное, человек привыкает ко всему этому, когда влюблен и обручен. Но сначала — чертовски странно себя чувствуешь! Никогда не думал, что это все может делать человека счастливым, — должно быть, я ужасно эгоцентричен. Правда, свинство с моей стороны хотеть уехать в Лондон! Какая девушка на ее месте не сочла бы меня ужасно неромантичным?.. Но ведь можно бы и отложить романтику на после… Ох, я не знаю ничего, все это так спутано… Старик очень мило отнесся ко мне… Господи, хоть бы Кэро поскорее пришла, а то я начинаю впадать в черную меланхолию!.. Кэро такая оригинальная и прелестная… Но мне бы хотелось знать, какова она в действительности, что, собственно, скрывается под этой откровенной «оригинальностью». Уж не узость ли моя заставляет меня в душе презирать все это псевдодекадентство? Просто я еще недостаточно вращался в свете, все мне ново… Странные создания — женщины…

Он откинул голову на спинку дивана… — и вдруг прохладные руки закрыли ему глаза, прохладные губы прильнули к его губам, и голос Кэро сказал тихо и страстно:

— Ты все время ожидал меня здесь?

Ее прикосновение, как по волшебству, заставило забыть обо всем. Джон привлек ее к себе и, прижимаясь щекой к ее щеке, спросил:

— Кто не стал бы ждать на моем месте?

Поцелуи Кэро обрушились на него, как буря; она ерошила его густые волосы, смеясь от радостного возбуждения.

— А, так ты любишь, любишь? Скажи! А я пережила сегодня за столом отвратительную минуту! Мне показалось, что ты признался мне в любви в связи с этим падением кабинета! Какая нелепость, не правда ли? Это не похоже на меня — подумать такую вещь. Но я подумала и прошу прощения, дорогой. Скажи, что прощаешь!..

Он целовал ее закрытые глаза и крепко обнимал ее сильными руками, словно желая остановить вопросы, ответы…

Кэро была удовлетворена: теперь он любит ее так, как ей хочется. Исчезла его стыдливая сдержанность, безотчетное сопротивление.

— А тебе действительно так хочется ехать в Лондон? — прошептала она.

К Джону уже возвращалось прежнее настроение, пылкость его немного остыла.

— Мне хочется начать действовать, — честно признался он. — Мне давно этого хотелось.

Кэро побледнела в темноте, ею овладела мучительная ярость. Она была сильно влюблена и сознание этого жгло ее, как огнем. Нет, она заблуждается, она только дает — и ничего не получает взамен! Интуиция не обманула ее: Джон не влюблен, Джон равнодушен к ней. Кэролайн ясно увидела настроение Джона, его побуждения, даже его едва сознаваемые надежды и опасения.

Им движет не любовь к ней, а честолюбие. Так, значит, ей, Кэролайн Кэрлью, которая, несмотря на юность, уже завоевала себе определенное место в обществе, он отводит второстепенную роль в его жизни! Она будет помощницей, супругой, но не тем единственным, ради чего и чем он будет жить. Она для него — не цель, а средство.

Чувство злобного унижения охватило ее; она неподвижно лежала в объятиях Джона. Он же легкими поцелуями касался ее завитков, шепча, что они похожи на крылья бабочек, — такие же мягкие, шелковистые и сверкающие.

Вот только это он и будет давать ей — ласки, благоразумную супружескую нежность. А она ждала от него поклонения, душевного упоения, отрешения от себя, а не этого полурыцарского, полумальчишеского бесцветного «ухаживания».

Прошлой ночью, после поцелуя в гондоле, она призналась себе, что любит его. Любит чуть не с первой встречи. И думала, что и он любит ее.

Кэро теперь недоумевала, как это ее, видевшую смысл существования в том, чтобы открывать и удовлетворять все новые импульсы, потребности, ощущения, мог привлечь Джон, который даже не обладал той веселой наглостью, с какой некоторые мужчины подходят к женщине, «чтобы развлечься».

Джон не говорил ей того, что говорило множество других, — а между тем и он не святой, не невинный агнец. Сдержанность придавала ему таинственность в глазах Кэро, и ей страстно хотелось разбудить то другое «я», что спало в нем. Он покорил ее именно тем, что не добивался ничего, что, не будучи холодным, казался неуязвимым и далеким.

Даже тогда, когда Джон целовал ее в гондоле, она с досадой отдавала себе отчет в том, что он способен любить, но еще не любит.

Потом… потом произошел разговор о политике за ленчем.

Быть может, глаза Джона выдавали то, что он не решился бы сказать вслух. Быть может, Кэролайн угадала правду именно потому, что была в этот момент, как она мысленно называла это, «одержима Джоном». Как бы то ни было, — тогда за столом она угадала и сразу возмутилась против того, что угадала в Джоне.

Но потом, увидев его ожидающим в ее комнате, поддавшись чувству, которое вызывали в ней его торопливые жадные поцелуи, она устыдилась своего подозрения. А тут Джон вдруг своим признанием подтверждает его!

— Так ты бы хотел уехать? — пробормотала она снова.

Джон засмеялся немного сконфуженно.

— Хотел бы, правда? — настаивала Кэро.

— Нет, если ты предпочитаешь оставаться, — сказал он, добросовестно стараясь убедить себя, что их желания совпадают.

— Ты вполне уверен?

— Уверен.

Он снова поцеловал ее.

— Если так, мы остаемся. Люблю, когда меня балуют!

Она обхватила голову Джона и потянула ее вниз.

— Целуй меня, целуй, я добьюсь того, что ты будешь обожать меня так, как я хочу, слышишь? Добьюсь!

Но когда Джон, наконец, ушел переодеваться к обеду, Кэро долго еще сидела на диване, устремив в одну точку сверкающие глаза. Она любила Джона, и в силу своей натуры, именно потому, что любила его, — жаждала ранить так же больно, как больно он ранил ее тщеславие!

— Да как он смел?! — спросила вслух.

Так сидела она очень прямо, неподвижно, словно вглядываясь в свое будущее, когда в дверях спальни показалась горничная.

— Помогите мне одеться, — резко скомандовала Кэро. — Только скорее, пожалуйста.

Девушка достала платье белое с золотом, воздушное сочетание газа и шелка.