Ирина Мазаева - Тетрис с холостяками Страница 20

«За последний месяц имело место восемь падений рабочих со станков...» – Эллочка вздохнула и закрыла «Ворд».

Глава одиннадцатая

О наших деревянных лошадках

В понедельник утром Эллочка в коридоре нос к носу столкнулась с Окуневым. Он выходил из туалета, а она бежала на разбор полетов к Драгуновой. От неожиданной близости высокого начальства Эллочка слегка опешила. Впрочем, Окунев тоже опешил. Но не от близости молодой симпатичной Эллочки, а просто потому, что каждый человек, выходя из столь интимного места, как туалет, чувствует себя немного не в своей тарелке. И еще потому, что ему, Хозяину, как-то не пристало посещать один туалет с его работниками, но, что поделать, личный окуневский туалет еще только строился. Равно как и отделывался, благоговейно, его личный кабинет.

Эллочка увидела Окунева и встала как вкопанная. Окунев наткнулся на вставшую столбом Эллочку, поморщился и вальяжно направился дальше. Эллочка неопределенно вздохнула ему вслед и пошла к начальнице.

– А номер-то ничего, ничего, получился... – Ирина Александровна пробежалась глазами по материалам; Эллочка довольно улыбалась. – Во всяком случае, выглядит ничего, заголовки хорошие... Вот видите, Элла, все у вас отлично получилось. А вы боялись. – Драгунова отложила газету. – Думаю, моя помощь вам больше не понадобится. Сами теперь справитесь. Потерпите немного, Элла, мы найдем редактора, и вам снова станет полегче.

У Эллочки ножки подкосились:

– К-как – редактора?

– Вы же – исполняющая обязанности. А редактора мы просто найти не можем, вот и объявление дали, но никто не торопится звонить.

Это был удар ниже пояса.

У Эллочки даже слезы на глаза навернулись. Она что-то пролепетала и бросилась вон из кабинета.

Судьба повела себя так некрасиво, так несправедливо по отношению к ней, к Эллочке. Да как она могла с ней так поступить?! Как они – Драгунова, генеральный, Окунев этот ужасный – могут с ней так поступить, когда у нее вот-вот все стало получаться, когда она уже купила новый пиджак вместо того, институтского, зеленого?! Что ни говори, а жизнь умеет дать в морду, когда этого меньше всего ожидаешь. Эллочка влетела в свой кабинет, закрылась, забилась в кресло и разрыдалась.

Нарыдавшись, Эллочка позвонила Маринке. Маринки на месте не было. Судьба продолжала наносить Эллочке удар за ударом. Размазывая по лицу слезы и сопли, Эллочка бросилась дозваниваться бывшей подруге Лариске.

– Да, кто это? – ответила трубка знакомым голосом.

Эллочка разрыдалась.

– Элка, ты? Чего ревешь-то? – спросила Лариска, но без особого энтузиазма.

Эллочка путано начала рассказывать ей о тотальной несправедливости, царящей на свете. Рассказывая, Эллочка мучительно пыталась вспомнить, когда последний раз она виделась с Лариской и что та знает о ее новой жизни, а что – нет. Вспомнить не получалось, поэтому Эллочка решила рассказать все с самого что ни на есть начала. Лариска ее остановила:

– Да это я знаю, мы же виделись, ты ведь на той неделе у меня была. В пятницу.

Эллочка удивилась: она начисто забыла, что забегала к Лариске.

– Лучше скажи толком, что у тебя там с этим Бубновым. – Лариску загибы Эллочкиной карьеры не интересовали, и она гнула свое.

– А что у меня с Бубновым? – испугалась Эллочка.

– Да ты же через слово этого Бубнова своего поминаешь: Бубнов пришел, Бубнов сказал. А знаешь, кстати, я тут все-все про него узнала.

– И что?!

– Он в разводе!

– ???

– И дети у него есть!

– Дети? – Эллочка окончательно растерялась.

– Я-то думаю, что мне его фамилия так знакома. Помнишь мою двоюродную сестру Женьку? Так вот, мать Бубнова у нее английский в школе преподавала, она у него училка. И мать Женьки с его матерью подружились. Так вот, он разведен, живет с этой самой своей матерью-училкой в том доме, где в подвале новый фитнес-клуб открылся. В трехкомнатной квартире. У него машина «Жигули», и дача у них есть, а где – не знаю. А детей у него двое, старшему пятнадцать. А самому ему, кстати, сорок в августе исполнится. Не очень жених, между прочим – бабник. Дети опять же...

– Да наплевать мне на его детей! – Эллочка даже рассердилась. – И на машину с дачей. И знать ничего не хочу. Кто тебя просил сплетни собирать?

– Я ей помочь хочу, предостеречь, а она на меня же орет, – обиделась Лариска. – Правильно говорят: не делай людям добро – сама же поплатишься. – Буркнула «пока» и повесила трубку.

У Эллочки голова шла кругом: Профсоюзник свободен, а дети – что дети? Эллочка подскочила:

– Какое мне вообще дело – женат он или нет? – вслух сказала она и прошлась по кабинету от окна к дверям, а сердце пело: «Не-же-нат, не-же-нат!» – Меня больше волнует, утвердят ли меня редактором, – с этими словами Эллочка прошлась от дверей к окну. Сердце, правда, говорило о другом...

А потом села и снова собралась было разрыдаться, как вдруг зазвонил телефон. Эллочка схватила трубку, но это оказался не Бубнов, не Маринка и даже не Лариска. Незнакомый голос, не здороваясь, спросил:

– Редакция? Вы сами сегодняшний номер читали?

Эллочка растерянно подтвердила.

– А мне кажется – не читали. У вас там опрос есть: «Что для вас значит 9 мая?» Так вот, там один рабочий говорит, что для него 9 мая – трагедия, потому что на войне погиб его отец. А год рождения самого рабочего – какой?

– Какой? – послушно переспросила Эллочка, отчаянно пытаясь переключиться с детей Бубнова на работу.

– 1947-й! – торжествующе сказала трубка.

– Ну и?.. – не поняла Эллочка.

– Вы считать умеете? – взревела трубка. – Отца его на войне убили, то есть до 9 мая 1945 года, а родился он – в 1947-м.

До Эллочки не доходило.

– Скорее бы нормального грамотного редактора взяли бы! – И в трубке раздались гудки.

Последняя фраза до Эллочки дошла очень даже хорошо. И она разрыдалась.

Эллочка чувствовала себя выбитой из седла.

...Еще совсем недавно она скакала во весь опор впереди всех. Скакала уверенно, точно и верно направляя лошадь, лихо преодолевая препятствия. Впереди собаки – быстрые, стремительные гончие, а все остальные охотники – за спиной. Хрипят их лошади где-то сзади, улюлюкают наездники, высылая коней, а догнать не могут, не могут поравняться с ней, с Эллочкой. А впереди уже видно лису. Вон она, рыжая, мелькает то там, то здесь. А собаки уже подходят, настигают неотвратимо. И сердце Эллочки заходится от радости – вот она, удача, в руках уже почти, роскошный рыжий мех на воротник, поздравления и восторги друзей.

А лошадь спотыкается. Делает одно неверное движение в седле Эллочка. И теряет равновесие. И позорно, обидно и больно падает на желтые листья, на мокрую землю. Лежит с задравшейся юбкой, глупо и нелепо. И все заканчивается...