Маурин Ли - Под сенью каштанов Страница 20

Наконец Колин решительно заявил:

— Не говори глупостей, Броуди, — словно не поверил ни единому ее слову.

— Твоя мать ведь тоже ушла, ты не забыл? И разве ее поступок не наводит тебя на размышления? — Хотя, скорее всего, это лишь напомнило ему о том, что в этом мире есть уже две ненормальные женщины вместо одной. — Я всего лишь буду жить в Бланделлсэндзе, — ласково напомнила Броуди мужу. И тут ей пришло в голову, что сейчас именно она ведет себя как ненормальная. — Это совсем недалеко отсюда. Ты можешь приходить ко мне в гости, когда захочешь, да и я буду заезжать сюда за вещами и тому подобным. То есть если ты меня пустишь на порог, конечно. — Да, она выбрала занятный способ бросить мужа. Броуди улыбнулась, но Колин не принял ее шутки.

— Можно подумать, я оставлю тебя ждать снаружи, — сухо ответил он. В последнее время его голос постоянно оставался сухим — сухим или холодным и жестким. — Твое место здесь, рядом со мной. Отец же не останется жить с нами навсегда. Да и мама может к нему вернуться.

— Не думаю, что тебе стоит рассчитывать на это, Колин. Мне кажется, твоя мама оставила мужа навсегда. Да и я уезжаю не только из-за него, — поспешно добавила она. — Меня не устраивает то, что ты не желаешь и слышать о Мэйзи. Моя мама ничего не знает о внучке, а я же не могу каждый день звонить Джошу, чтобы поговорить о его сестре.

Мальчишеское лицо мужа исказила гримаса.

— Мэйзи получила по заслугам. Здесь не о чем говорить.

— Ну и кто из нас теперь ведет себя глупо?! — вскричала Броуди. Если она не будет следить за собой, то непременно расплачется. — Ведь мы с тобой говорим о нашей дочери, Колин. Нашей маленькой девочке, над которой ты плакал в тот день, когда она появилась на свет.

— Та девочка умерла, — упрямо заявил он. — Она стала другой, и я больше не хочу ее знать.

— Вот потому, что ты так относишься к ней, я ухожу от тебя, Колин. В этом и заключается главная причина.

Глава третья

Диана задержалась в подвале, куда Тинкер отправил ее разбирать залежи одежды, собранной для беженцев. Девушка вывалила на пол содержимое большущего пакета из магазина Джона Льюиса и выбрала из кучи черное вечернее платье с открытыми плечами и корсетом, разукрашенным блестками.

— Неужели оно может кому-нибудь понравиться? — обратилась Диана к Тинкеру, который в эту самую минуту присоединился к ней.

Он внимательно принялся рассматривать платье, и его зеленые глаза радостно засверкали. Тинкер был всего лишь на дюйм или около того выше ее и напоминал Диане озорного чертенка с вьющимися ярко-рыжими волосами и фантастической улыбкой. Он выхватил платье у нее из рук и приложил его к своему костлявому телу.

— Знаешь, а я и сам не отказался бы от такого подарочка. Что скажешь? — И он пустился в пляс по комнате, по-прежнему прижимая к себе платье. По ходу дела он подхватил и Диану, так что ей ничего не оставалось, как только подчиниться ему.

Девушка звонко расхохоталась. Она не знала, то ли Тинкер действительно голубой, то ли просто прикидывается. Он был слишком странным, чтобы угадать, каков он на самом деле.

— Оно очень тебе идет, — ответила Диана, давясь смехом.

— Тинкер, сынок, ты нужен здесь, наверху! — прокричал Алан. Алан был волонтером и приходил работать в Иммиграционный центр три раза в неделю на полдня. Боксер, вышедший на пенсию, он был уже стар, и теперь только уши, деформированные от ударов, полученных на ринге, напоминали о его былой профессии.

— Иду, милый! — И Тинкер, пританцовывая, вылетел из комнаты. Алан ненавидел, когда его называли «милый», «сердце мое», «драгоценный», «любимый» и прочими ласкательными эпитетами, которые находились у Тинкера буквально для каждого. Что до беженцев-иммигрантов, то подобное обращение приводило их в ужас.

Оставшись одна, Диана сложила черное платье и сунула его в пакет, чтобы затем отдать в благотворительный магазин[19] на продажу. Кто-нибудь может купить и перешить его — пожалуй, если пришить бретельки и украсить их такими же блестками, как на корсаже, платье будет смотреться очень даже неплохо. В конце концов, его можно использовать для постановок в драматическом кружке.

Диана не думала, что переезд Телефонного информационного центра в Индию принесет ей такую удачу. Работа в Иммиграционном центре помощи беженцам ей действительно нравилась, причем нравилась по-настоящему. Вместо того чтобы целый день отвечать на звонки крайне раздраженных клиентов по поводу неправильных — по крайней мере, так они считали — счетов за газ или электричество (кстати, Диана склонна была согласиться с ними), здесь ей приходилось иметь дело с живыми людьми из плоти и крови. Большинство из них не говорили по-английски, но она уже научилась общаться с ними знаками, на пальцах.

Тинкер, живший здесь же, в помещении Центра, каждое утро готовил завтрак на двадцать-тридцать человек, которые могли заглянуть к ним. Рабочий день Дианы, приходившей на работу к девяти утра, начинался за стойкой дежурного с чашки чаю и бутерброда с ветчиной. В начале одиннадцатого, позавтракав, она мыла посуду и готовила закуски для легкого ленча — что-нибудь совсем простое вроде бобов, спагетти или яичницы с тостами, бутербродов или жареной картошки с приправами. Опоздавшим на ленч оставались, как правило, пирожки и пирожные. Больше в этот день ни обеда, ни ужина не подавалось, хотя желающие могли угощаться чаем, кофе или легкими освежительными напитками вплоть до семи вечера, когда Центр закрывался до утра, но к тому времени Диана уже уходила домой.

Она бросила взгляд на часы и с удивлением обнаружила, что уже начало пятого. Здесь, в Иммиграционном центре, время летело быстро, тогда как на прежней работе оно ползло как улитка.

Центр был создан под эгидой благотворительной организации и существовал на пожертвования и гранты, предоставляемые муниципалитетом Ливерпуля. Раз в месяц Тинкер устраивал собрания по сбору средств, на которые приглашались все желающие. Лео Питерсон пообещал привести в следующую субботу в Центр свою рок-группу «Маленькие Красные Шапочки», чтобы дать небольшой благотворительный концерт; об этом тоже договорилась Диана. Сам Лео играл на ударных инструментах. После завершения ремонта и реставрации «Каштанов» он уже несколько раз приглашал Диану на свидание. Поскольку ему было всего двадцать два, Диана, будучи на два с половиной года старше, так ни разу и не позволила ему поцеловать себя. Девушка чувствовала себя неловко; ей казалось, что она встречается с одним из своих братьев, которые, кстати, так и не удосужились заглянуть к ней, несмотря на то, что прошло уже почти три недели с тех пор, как она ушла из дома на Корал-стрит. Это было довольно-таки неприятно, но новая жизнь настолько увлекла Диану, что времени на то, чтобы предаваться печали, у нее попросту не оставалось. Сама она в старый дом больше не наведывалась, не желая встречаться с Эммой, хотя и понимала, что рано или поздно это непременно случится.