Екатерина Вильмонт - Подсолнухи зимой Страница 20

– Хочешь узнать, не выгоню ли я Даньку? Нет.

– Ну и правильно. С кем не бывает. Ладно, чувствую, ты скоро всех сотрудников перекусаешь. А может, вечерком поужинаем где-нибудь в тихом месте, мы давно не видались…

– А что, мне нравится твоя идея. Но только вдвоем.

– Естественно. Давай я к концу рабочего дня подвалю к тебе в офис.

– Подваливай.

Марго обрадовала перспектива провести вечер со старой подругой, а потом заночевать одной в городе. Мысль о виноватых глазах мужа была ей сейчас непереносима.

После кафе-мороженого Гриша предложил довезти Тошку до дачи. Она с восторгом согласилась. С каждой минутой он все больше ей нравился. Она пыталась найти в нем какие-то недостатки, но не получалось. Он даже был отлично начитан, любил стихи и тоже провел две недели в Калифорнии. Им было о чем поговорить.

– Гриша, а ты где учишься?

– В МГУ, на журфаке. А ты еще в школе?

– Да. И я ее ненавижу!

– Так перейди в другую.

– Я уже думала, но, с другой стороны, осталось учиться всего год, не стоит затеваться.

– А кто твои родители?

– Они в разводе. Мама бизнес-леди, а папа живет в Америке, у него тоже бизнес, что-то связанное с электроникой.

– Надо же, и мои предки в разводе. Я до четырех лет жил с матерью, а потом отец меня забрал и я рос у бабки с дедом. Они у меня люди золотые и очень образованные… Я тебя с ними познакомлю, вы друг дружке понравитесь. Но я не только учусь, я еще подрабатываю в одной компьютерной фирме, вот сам смог купить себе тачку, хоть и не новую, сам в Америку мотал, неохота ни на чьей шее сидеть.

– А у тебя что, нет девушки? Как-то не верится.

– Почему? – засмеялся он.

– Ты красивый…

– И ты красивая, даже очень красивая, а у тебя же нет парня.

– Здóрово…

– Значит, ты живешь вдвоем с мамой?

– Нет, что ты! Нас много. Кроме мамы и ее мужа, есть еще две мамины тетушки, есть двоюродная сестра, моя ровесница, ее мама, вдова маминого брата…

– И вы все вместе живете?

– Нет, все вместе мы только на даче. Ой, а еще у нас есть Бешбармак!

– А это кто?

– Щеночек. Он целыми днями сидит в манеже на лужайке и Нуцико его пасет.

– Нуцико? Что за имя?

– Грузинское. Бабушка была грузинкой, ее звали Этери, но я ее не видела. Она рано умерла.

– А ты была в Грузии?

– Нет, к сожалению.

– Тоша, ты меня познакомишь со своими?

– Обязательно, только не сейчас, у нас дома кое-что стряслось, неохота говорить, думаю, скоро все уляжется, тогда и познакомлю.

– Согласен. А что ты завтра делаешь?

– Завтра? Завтра ты за мной заедешь и мы куда-нибудь с тобой намылимся. Устраивает? Я же теперь твоя девушка.

– Скажи, а можно…

– Можно.

– Что?

– Ты хотел спросить, можно ли меня поцеловать?

– Откуда ты знаешь?

– По глазам…

Он остановил машину на обочине. Осторожно взял в ладони ее лицо и прошептал:

– Тошенька, это судьба…

Какая я была дура, мелькнуло в хмельной от счастья Тошкиной голове, зачем я переспала с этим французом… Вот он, мой принц, мой спаситель… Нет, я сейчас сдурею…

– Скажи, – прохрипел он, с трудом отрываясь от нее, – а ты…

– Нет.

– Что нет? – она ставила его в тупик.

– Я уже не девушка… Ты же это хотел спросить.

– Ты что, читаешь мысли?

– Но это же не мысли, это голос инстинкта, говорят, основного, – Тошка была верна себе.

– Тошка, ты чудо, ты самая удивительная девочка, мне такие еще не встречались.

– Ты много говоришь, лучше поцелуй меня еще. Меня никто еще так не целовал…

– А тот?

– Это была просто глупость, жуткая глупость с моей стороны. И любопытство. Даже намека на любовь не было…

Зачем я сказала про любовь? Мужчины этого слова боятся, мама говорила и Нуца, и даже Эличка…

– Я люблю тебя, Тошка. Я когда разглядел тебя в машине, я вдруг понял – это моя девушка и я ее люблю.

– И я поняла… Хотя в моем случае это естественно.

– Почему?

– Ты же меня спас, а в спасителей, тем более таких красивых, всегда влюбляются.

– Выходи за меня замуж.

– Что?

– Что слышала.

– А зачем?

– Как зачем? – растерялся он.

– Зачем замуж? Я ж еще школу не окончила… И вообще, в замужестве ничего хорошего нет. А что там есть хорошего, можно и без замужества…

– Ты… С тобой не соскучишься! И тебе только шестнадцать?

– Недавно исполнилось.

– Тогда завтра мы поедем к нам. Бабка с дедом сейчас отдыхают во Франции…

– Мне как раз вчера говорила Таська, моя кузина, что я слишком рассудочная и не смогу влюбиться, я и сама так думала… Гришенька, какое счастье, что мне встретилась та шпана…

Суровая северная природа действовала умиротворяюще. В этом чистом красивом доме с потрясающим видом из окон замечательно спалось, без всяких снотворных. А какие тут прогулки! Римма Павловна прогулок не любила, зато со страстью занималась домом. Все-таки тут давно никто не жил. Да, у покойного свекра был недурной вкус. А какие тут молочные продукты, а воздух! Конечно, долго тут жить – с тоски помрешь, но вырваться на недельку, примерно раз в квартал, – просто мечта. К тому же этот дом наверняка будет сфотографирован и помещен во всех книгах и альбомах, посвященных жизни и творчеству великого композитора. Старик, правда, был довольно занудный и смотрел на Римму с некоторым недоумением, словно говоря: «Ты как к нам затесалась, голубушка?» – но он уже на том свете, а я навсегда останусь невесткой великого композитора, а это не кот начихал. И Левка здесь совсем по-другому выглядит, гуляет по три часа, ему полезно. И, похоже, все мои мысли насчет этой провинциальной вдовицы были ошибкой. Я слишком хорошо его знаю. Сейчас он занимается Верочкой, пусть, она хоть чистенькая, но, кажется, уже немного ему надоела. Впрочем, поглядим. По крайней мере у Верочки нет идей увести его, у нее хватает ума понять, что со мной лучше не связываться. А вдовушка могла бы быть опасной из-за своего интеллигентского бескорыстия. Но тут и думать не о чем. Да, я считала, что старик ничего сыну не оставит, но такой дом и треть авторских прав – кусок нехилый… Поэтому бдительность и еще раз бдительность.

Лев Александрович тоже был в восторге от отцовского наследства. Он упивался красотой природы. Видно, я здорово постарел, раньше природа как-то мало меня трогала, а теперь… Или это из-за Али? Она пробудила во мне что-то ранее мне самому неведомое. Какое-то волнение чувств, а не только плоти… И это, надо сказать, прекрасно. Как там писал Тютчев? «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней…» А ведь она очень подходит для таких вот долгих нежных отношений… Ох, не надо было лезть к ней в постель… Но с другой стороны, неохота, чтобы она считала меня импотентом. Ей нет и сорока, и она нашла бы другого, а эта мысль мне почему-то непереносима. Да, в этой истории сам черт ногу сломит… А отец на старости лет, дорвавшись до славы, признания и денег, надо заметить, проявил отличный вкус. Этот дом в этом месте – идеальное пристанище для последней любви великого музыканта с трагической судьбой. Хотя истинно трагической его судьбу теперь никто не назовет. Последние двадцать лет перекроют первую часть жизни, советскую. Он был странный, из троих детей любил только Марго, меня принимал, даже иногда с определенной долей симпатии, Сергея просто на дух не переносил… Я слишком рано у него появился, ему было не до меня – молодой, безумно талантливый, любимец женщин, жуткий бабник, какой ему интерес в маленьком сыне? А мама… она любила меня со всем неистовством грузинской матери, любила своего первенца, будущего мужчину, главу рода… Бедная, она так рано умерла, ее жизнь тоже счастливой не назовешь… И я, скотина, разве думал о ней, когда помчался в Америку? Я даже не смог с ней проститься… Хотя мама радовалась тому, что я уеду, буду жить в свободном мире… Она, бедная, всегда верила, что отец дождется своего звездного часа. Дождался, но без нее. Странно, что он оставил мне этот дом. Уверен, это дело рук Марго. Она, скорее всего, не для меня этого добилась, а чтобы обожаемого папочку после смерти не обвинили в несправедливости, но как бы там ни было… Я счастлив, что у меня есть этот дом, тут с меня как будто слетает вся шелуха моей идиотской жизни. Мне надоел калейдоскоп бабенок, я хочу жить здесь тихо… с Алей. Да, может, и наступит такой день, может, хватит у меня сил? Главное, не поддаться и не перевести дом на Римму. Она пока не настаивает, но, уверен, вынашивает эту мысль. Ну уж нет! Она его не получит даже после моей смерти, я возьму и завещаю его Алиной дочке… Хотя нет, я завещаю его Тошке! Но если Аля будет со мной? Решено, я завещаю его просто Але. Даже если мне не суждено жить здесь с нею, но она, живя здесь, будет вспоминать меня с любовью и благодарностью… И мне этого будет достаточно? Что это со мной? Кажется, мне достаточно только мысли об этом… Любовь, что ли? А она очень подошла бы к этому дому. Ее спокойная, неброская красота, тихий голос.