Безжалостные обещания - М. Джеймс Страница 20

Я никогда не видела, как мужчина делает это, никогда даже не видела этого раньше, за исключением тех нескольких раз, когда смотрела порно. Я не могу перестать пялиться, зачарованная его видом, его кулак скользит по толстой, пульсирующей длине снова и снова, по сердитому красному кончику и обратно вниз. Его движения резкие, отчаянные, ноги расставлены в стороны. В том, что он делает, нет ничего чувственного. Он все еще полностью одет, только ремень расстегнут, и молния расстегнута, и что-то в этом делает его еще более горячим. Я вижу его отражение в зеркале, его челюсти сжаты, горло покраснело, когда он ласкает себя быстрее, подталкивая себя к оргазму. Я слышу, как он стонет, тяжело дыша, его бедра толкаются в кулак, как будто он трахает его. Я знаю, без сомнения, что он представляет меня склонившейся над прилавком, что это в мою киску он входит с такой силой, что это мое возбуждение стекает по его длине, что это в меня он собирается кончить вместо своей руки.

С приливом пьянящего возбуждения, смешанного со смущением, я осознаю, что мокрая, мои трусики снова пропитались им, и у меня возникает внезапное желание залезть под юбку и потрогать себя, довести себя до оргазма, пока я наблюдаю, как мой муж дрочит, а он и не подозревает, что я рядом. Я прислоняюсь к стене, говоря себе, что проведу только по внутренней стороне бедра, только потру пальцами внешнюю сторону трусиков, что я просто хочу узнать, насколько я мокрая на самом деле.

Мне приходится сильно прикусить губу, чтобы не вскрикнуть, когда мои пальцы скользят под ткань, потирая мой клитор быстрыми, плотными кругами, когда Лука работает своей рукой. На его лице почти боль, а не удовольствие, его зеленые глаза пылают какими-то темными эмоциями, и я знаю, что он, должно быть, близко. Я тоже. Я собираюсь кончить, когда он это сделает. Я знаю это. В тот момент, когда я вижу, как он дергается вперед, с его губ срывается глубокий стон, а сперма вытекает из его члена, мне приходится засунуть кулак в рот, чтобы не закричать, и тереться о ладонь, пока мои ноги дрожат. Мои колени почти подгибаются, моя собственная кульминация захлестывает меня, когда я наблюдаю, как мой муж кончает в свой кулак, его рука все еще беспорядочно дергается, пока он не выжимает все до последней капли из своей пульсирующей длины.

А потом, пока я наблюдаю, Лука смотрит на свое отражение в зеркале, мускул на его щеке дергается, а челюсть сильно сжимается.

— Черт! — Кричит он, его голос наполняет комнату, и его кулак ударяет по стеклу. Один раз, а потом еще два.

Зеркало разбивается вдребезги, его осколки со звоном падают в раковину. Его рука прижимается к остаткам зеркала, и я вижу, как кровь стекает по стеклу, стекает по его пальцам, когда он склоняет голову.

О Боже. Лука. Что-то сжимается у меня в груди, и я иду к нему, не раздумывая. Вид его окровавленного и израненного тела задевает что-то глубоко внутри меня, и я иду в ванную, мое сердце бешено колотится, когда я осторожно приближаюсь к нему, как к раненой собаке, которая может укусить.

— Лука? — Я шепчу его имя, мой голос дрожит. — Ты ранен. Позволь мне помочь…

— Он поворачивается ко мне лицом, его зеленые глаза сияют от эмоций, настолько опасных, что я отшатываюсь, внезапно испугавшись.

— Убирайся! — Ревет он, сжимая свою кровоточащую руку. — Убирайся нахуй!

Я бегу. Я не знаю, что еще делать. Я выскакиваю из комнаты, бегу по коридору к себе и захлопываю за собой дверь, тяжело дыша, когда прислоняюсь к ней. И тогда, только тогда, когда я опускаюсь на ковер и закрываю лицо руками, я разражаюсь слезами.

ЛУКА

На следующий день я вызываю Франко к себе в офис. Там также есть неожиданный гость, который уже сидит в одном из кожаных кресел к тому времени, когда входит Франко.

Анастасия Иванова.

— Какого хрена она здесь делает? — Спрашивает Франко с испуганным выражением лица. — И что, черт возьми, случилось с твоей рукой? Он бросает взгляд на мою правую руку, замотанную марлей и бинтами. Я не стал утруждать себя походом в больницу. Несколько мучительных минут с пинцетом, извлекающим осколки стекла, и позже аптечка первой помощи, и все это должно хорошо зажить. Возможно, от этого останутся шрамы, но мне на это наплевать.

Если я не разберусь с этим в ближайшее время, несколько шрамов будут наименьшей из моих забот.

— Она здесь, потому что она нам нужна, — решительно заявляю я. — Нам нужно знать, чего хочет Виктор. И поскольку он настаивает на том, чтобы играть со мной в застенчивость и отказывается дать мне ответ, который я готов принять, мы собираемся прибегнуть к другим методам.

— Что, мы собираемся послать ее убить его? Гребаную балерину? — Франко фыркает. — Удачи, мать твою.

— Послушай… — начинает говорить Анастасия, но я заставляю ее замолчать свирепым взглядом. Она откидывается на кожаное сиденье, выражение ее лица мятежное.

— Нет. — Я откидываюсь на спинку стула, переводя взгляд с них двоих на Франко, который плюхается на сиденье рядом с Анастасией. — Мы пробовали запугивать. Мы пробовали боль. Мы угрожали Виктору и пытали его людей, но ничего из этого не сработало. Так что теперь мы попробуем что-нибудь другое. — Я натянуто улыбаюсь. — Удовольствие.

У Анастасии отвисает челюсть.

— Что? — Ее голубые глаза кажутся очень круглыми на бледном, нежном лице, и мне хочется рассмеяться. Я присмотрелся к ней. Я глубоко погрузился в ее прошлое, когда она впервые стала соседкой Софии по комнате, когда Росси хотел ее убить, чтобы драгоценная дочь Джованни не делила крышу с "грязной русской сукой", как он так галантно выразился.

Маленькая балерина иммигрировала вместе со своей матерью в детстве. После того, как ее отца казнили за то, что он провалил задание, на которое его послал пахан в Москве. Ему было приказано убрать всю семью, отца, мать и детей за преступление, совершенное отцом против Братвы. Отец Анастасии был готов убить этого человека без вопросов. Возможно, даже жену, в конце концов, она помогла своему мужу скрыть улики от пахана и знала о деньгах, которые он украл. Но дети? Он не мог этого сделать.

Он заплатил за это своей жизнью. Мать Анастасии сбежала, забрав свою дочь на Манхэттен, где