Идеальный ис-ход - Лиз Томфорд Страница 20

Отгоняя ее образ, я делаю глубокий вдох. Ее, скорее всего, безупречное обнаженное тело — последнее, о чем мне нужно думать.

Она открывает дверь, одетая в пижаму, пугая меня и вырывая из грез наяву.

— Я знала, что это сработает. Голая женщина в твоем доме — это практически твой самый большой страх, — она подныривает под мою руку и направляется на кухню. — Я знаю, что ты не просто так разбудил меня, раз не принес кофе.

— Что, черт возьми, случилось с моей квартирой?

— О чем ты говоришь? — она поворачивается ко мне спиной, когда включает кофеварку.

— Почему все твои вещи разбросаны повсюду?

— Потому что я здесь живу.

— У тебя есть спальня.

— У тебя тоже.

Боже, это все равно что разговаривать с ребенком.

— Оставляй свои вещи в своей комнате.

— Ты хочешь, чтобы я держала свою кофейную чашку в своей спальне? — она поднимает ее, стараясь не рассмеяться.

— Что ж… — я спотыкаюсь. — Ладно, кружку можешь оставить, но все остальное… мне нравится определенная атмосфере в квартире, Инди.

— То есть, скучная. Райан, твой дом был похож на тюремную камеру. Ему нужна была какая-то жизнь.

— У меня в гостиной стоит гребаное дерево!

— На самом деле, это фиговое растение с тонкими листьями, и оно здесь потому, что это окно выходит на восток, и сюда проникает идеальное количество света. Яркое, но не слишком прямое. У меня окно выходит на север. Там оно не будет процветать. Так что, может быть, ты мог бы сделать одолжение ради кислорода, который он обеспечивает, а?

Какого хрена?

— Что? — спрашивает она, ставя свой горячий кофе в холодильник остывать. — Я не какая-нибудь белокурая Барби без мозгов.

— Я этого не говорил.

— Тебе и не нужно было этого делать. Ошарашенное выражение, застывшее на твоем лице, сказало это за тебя. Большинство людей так думают, и, по-видимому, ты тоже.

Выражение моего лица смягчается. Я совсем так не думаю, но она великолепный человек, и я бы солгал, если бы сказал, что это не было первым, что я заметил.

— Я думал, тебе больше нравятся цветы, чем растения, — моя попытка сменить тон разговора далека от гладкости, но почему-то, несмотря на то, что именно она захватила мою квартиру, я единственный, кто чувствует себя плохо.

— Да, но цветы, как правило, требуют более тщательного ухода, и из-за того, что я часто езжу по работе, я не всегда могу за ними ухаживать.

Я чешу затылок.

— Я мог бы… помочь тебе ухаживать за ними.

Что я делаю? Я вытащил ее из постели, чтобы привести свою квартиру в нормальное состояние, а теперь прошу ее устроить еще больший беспорядок, предлагая поливать ее гребаные цветы?

Но мне нужна от нее услуга, и сегодня утром я облажался из-за своего недовольства.

— Ты бы правда сделал это? — она выпрямляется, когда ее осеняет проблеск надежды.

Вот черт. Я точно не могу взять свои слова обратно, когда она так выглядит.

— Конечно, — я пожимаю плечами.

— Спасибо тебе, Райан! У меня уже много лет не было возможности иметь дома свежие цветы. Я так взволнована! В нескольких кварталах отсюда есть очаровательный цветочный киоск. Я собираюсь пойти туда сегодня!

Я понял. Я умею читать между строк. Придурок, с которым она жила раньше, не предложил заботиться о них, пока она ездила по работе, так что у нее их не было.

К черту этого парня. Неверность помещает вас в главный список засранцев. Ты автоматически не подлежишь выходу из него. Вероятно, именно поэтому я делаю все, что никогда бы раньше не сделав, позволяя этой девушке жить в моем доме и делая ее жизнь максимально легкой.

То, через что она проходит, находит отклик во мне, и, если цветы сделают ее счастливой, что ж, тогда, я стану гребанным садовником.

Господи, как ей удалось уговорить меня согласиться на это?

— Тебе придется научить меня, что делать, — напоминаю я ей.

— Конечно, — она быстро кивает от волнения, перепрыгивая через кухонный островок, чтобы подойти ко мне. Она обвивает руки вокруг моей шеи, прижимаясь ко мне в объятиях.

Замерев, я стою, опустив руки по швам, в то время как она сжимает меня крепче, не позволяя мне выбраться. И я не уверен, что хочу этого. Ее объятия удивительно успокаивают, и нервозность, которую я испытывал из-за перемены в квартире, давно прошла. Ко мне давно никто не прикасался, и я знаю, что это платонические чувства и всего лишь объятия, но я забыл, как приятно чувствовать, когда женщина обнимает меня.

— Обними меня, Райан, — бормочет она мне в плечо.

Осторожно я прижимаю руки к ее спине, удивляясь, какая она хрупкая. Но, очевидно, этого недостаточно, потому что она продолжает обнимать меня, не позволяя этому закончиться прямо сейчас.

Прижимаюсь щекой к ее щеке, скользя по изгибу ее шеи, пока светлые волосы не окружают меня, как занавес. Мягкий тропический аромат, возможно, кокосовый, проникает в нос, и когда я вдыхаю его, мои руки скользят вокруг ее талии, притягивая ее ближе.

Я чувствую, как ее соски сморщиваются, прижимаясь к верхней части моего живота, и ее неожиданное возбуждение снова будоражит мое.

Инди высокая для девушки, метр семьдесят девять, если я угадал, и выпуклость в моих штанах находится в опасной близости к ее бедрам. Я знаю, что она это чувствует, но она не отстраняется.

Боже, я такой жалкий. Я так изголодался по женщине, что у меня встает от гребаных объятий.

— Как, черт возьми, ты заставила меня согласиться на это, когда я собирался попросить тебя убрать это безобразие из моей гостиной? — шепчу я ей на ухо.

Она отстраняется, и я мгновенно теряю связь.

— Это все мое очарование.

Хотел бы я не согласиться.

— Если ты хочешь, чтобы я опустила занавески, передвинула растения и постелила одеяло в своей комнате, я могу. Прошлой ночью я читала на диване и забыла убраться. Извини.

Она порхает по моей кухне, доставая из холодильника яйца и бекон, а также фруктовую смесь, которую я приготовил накануне вечером. Достав мою кружку из-под кофеварки, она протягивает ее мне, одаривая своей самой лучезарной улыбкой, как будто я только что не разбудил ее криком.

— Кстати, доброе утро.

— Ты ужасно жизнерадостна для то, кто утверждает, что не любит утро.

— Ну, если я позволю плохому настроению овладевать мной каждый раз, когда ты раздражаешь меня по утрам, я никогда больше не буду жизнерадостной, — она поворачивается обратно, разбивает несколько яиц