Аглая Оболенская - За миг до тебя Страница 21

Его Инна, являющаяся в самых сладких снах, ничего общего с инеем не имела. Ещё до первой встречи с нею он много раз любовался её ликом, увековеченным на огромной иконе святых великомучениц Софии, Веры, Надежды и Любови. Кроткий мудрый взгляд Софии глубоко запал в душу, также в детстве смотрела на него мать. Увидев Инну, он догадался, что эту святую писали с неё, а может быть, кто знает, она вновь вернулась к людям во спасение. Боясь прослыть еретиком, Сергей не поделился своим открытием с батюшкой. Никому не рассказал живому, доверился лишь бумаге. Графические портреты женщины оживляли блёклые стены, излучая нежность и покой. Покой и сдержанность были её внутренним стержнем. Сергей не мог представить Инну, бьющуюся в истерике. Казалось — это последний костёр, в котором она сгорит без остатка. Каждый вечер он спускался в свою каморку, чтобы остаться с нею наедине. Сумеречный подвал поглощал и рёв пришлых моторов, и детские крики.

8.

Инна вздрогнула всем телом от звонка в дверь, который прозвучал неожиданно резко. Открывать? Она никого не ждала… Вдруг это киллер? Сейчас модно "отстреливать" препятствия. Переборов минутный страх, открыла. На пороге стоял симпатичный мужчина лет тридцати с кейсом в руке. Деловой костюм, шикарные ботинки — он мало смахивал на киллера.

— Здравствуйте, Инна Евгеньевна! Мы можем поговорить с вами?

— Вы не киллер? — осведомилась просто так, на всякий случай.

— Нет, — голос ровный и спокойный. Естественно, так он тебе и скажет. Но вошедший зачем-то распахнул перед ней плащ и поднял руки: — Можете обыскать, если хотите.

Она пожала плечами и, махнув в его сторону рукой, отправилась в комнату. Гость снял плащ, аккуратно повесил на вешалку и последовал за ней:

— А что, есть проблемы?

— Пока не знаю… Вы располагайтесь, где удобно. Чаю хотите?

— Хочу кофе. У вас замечательная джезва, кофе в ней должно иметь изысканный вкус.

Полностью израсходовав кредит испуга, она решила не удивляться.

— Не удивляйтесь, — продолжил он её мысли, — кухня хорошо просматривается из прихожей.

— Ладно, не буду. Хороший кофе требует времени. Пойду прокалю песок. Подождёте?

Поймала кивок и ушла. Кофе и правда получился славный — можно было насытиться одним запахом. В гостиную Инна внесла поднос на руках и ультиматум в голосе:

— Я догадалась, кто вы. Так что не будем тянуть: если вы решили меня купить, то это вам дорого обойдётся!

Её тон ничуть не смутил гостя, видимо бывало и хуже.

— Насколько дорого?

— Очень дорого.

— Слишком туманно. Да ладно, Инна Евгеньевна, ну их, эти финансовые заморочки! Я готов с вами торговаться, но только после того, как вкушу сей божественный напиток. Проявите же человеколюбие!

Инна, смирившись с его прихотью, присела на краешек дивана и стала наблюдать за необычным кофеманом. Никак не получалось разозлиться на него, и потом гость разительно отличался от людей, виденных ею ранее в стане врага. Чисто выбритое лицо с тонкой полоской бородки на скулах. Открытая "голливудская" улыбка. Костюм продуман до ниточки и смутно знакомая брошь на лацкане — золотой раскрывшийся тюльпан, инкрустированный россыпью бриллиантовых капель.

— Кто вы?

Он подмигнул ей:

— Меня зовут Марат. Я представляю частное лицо, которое заинтересовано в вашей работе. Раз уж мы затронули финансовую сторону, рад сообщить, что мой хозяин — человек небедный. Но, глубокоуважаемая Инна Евгеньевна, прежде мы должны с вами обсудить условия сотрудничества. Нам, как и вам нужны гарантии.

Белиберда какая-то! Инна потёрла виски костяшками ладоней. Она была уверена, что за две недели упорной борьбы с крючкотворцами, дерзких выпадов и нелицеприятных сравнений меньше всего годилась этим людям в союзники! Марат тем временем извлёк из кейса бумаги и протянул ей:

— Здесь черновик договора, он расчитан на ваши поправки. Прочтите, пожалуйста, возможно, вам что-то захочется добавить или изменить.

Четыре листка формата А4, испещрённые мелким шрифтом, обилие непонятных значков и цыфр, обозначающих запредельные суммы в уе.

— Марат, а вы меня ни с кем не перепутали?

— Нет, Инна. Можно я буду вас так называть? Вы именно такая, как мне описывали — открытая и недоверчивая одновременно. Впустили незнакомого мужчину, опасаясь заказного убийства, и боитесь поверить, что у вас ещё остались могущественные друзья.

О Господи! Ну конечно, глупая курица, у тебя есть друзья!

— Это брошь Полины Бодло? — она коснулась пальцами украшения на его лацане.

— Нет, копия. Рустам Тенгизович сделал её эмблемой фирмы. Дом Полины существует, Георгий Давидович сохранил его для младшей дочери в память о матери. А Рустам по-прежнему управляет сим шумным хозяйством.

— Как я рада, Марат, тому о чём вы говорите! Расскажите мне о них побольше!

— Да ничего особенно не изменилось. Разве что Георгий Давидович отошёл от дел и перебрался два года назад в Канаду — там климат похожий. Мы регулярно созваниваемся, я кое-где в России и Европе представляю его интересы. И это он напомнил нам о вашей книге. Рустам считал, что вы сами, закончив её, напрямую обратитесь к нам. А вы гордая.

— Не забывайте, что я многим обязана Поле и мой человеческий долг…

— Ещё скажите, гражданский, — перебил Марат. — Сидите тут, боитесь кого-то, словно одна на всём белом свете! Георгий Давидович обязательно спросит меня о вас, так что делитесь, в чем проблема.

9.

Марат ушёл заполночь. Прямиком на поезд в Москву. Инна, оставшись наедине с воспоминаниями, не уснула до утра. А к утру закончились кофе и сигареты, зато воскресла уверенность, что всё теперь будет хорошо. "Я не одна, не одна, не одна! У меня есть друзья, и они помнят обо мне!" Она смаковала новое ощущение, нежась в нём, точно в тёплой пушистой шальке. Очень хотелось поделиться с кем-нибудь, но ещё только пять часов утра…

Когда помощник Георгия Давидовича предложил ей повторное издание книги, она согласилась, не раздумывая, безо всяких условий с ненужными пунктами и подпунктами. Инну устраивало всё — и жесткая глянцевая обложка, и иллюстрации, целиком состоящие из Полининых творений: Тамрико сохранила её детские зарисовки, а из семейного архива извлекли фотографии первых юношеских работ. "Где нужно подписать, я подпишу сейчас же. И передайте Гии Давидовичу, что права на книжку теперь целиком принадлежат ему. Пусть это будет моей скромной лептой в память о ней…" С портрета, упакованного в рамку со стеклом, за Инной наблюдали влажные черные глаза. Знакомая нить пробора в гладко зачесанных назад волосах, густые ресницы. И улыбка. Была какая-то мистика в том, что улыбалась Полина каждый раз по-разному. Блаженно, радостно, печально, а сейчас — иронично. "Знаю, о чем ты думаешь… Я должна была просить у твоего папы Гии денег на благие дела. А я не смогла. Не обижайся. Мне тебя так не хватает, Поля. Очень не хватает. Деньги, конечно, важный аргумент, но и имя Георгия Цхеладзе звучит как щит и меч. Я не права? Говорю с тобой, а в голове полный сумбур. Прости, ни о чем другом думать не могу, кроме как спасти интернат. Время сейчас такое — по второму кругу те, кто стал в одночасье никем, вновь атакуют прежние позиции. Будто и не уходили никуда, ну разве что в подполье…"