Галина Врублевская - Поцелуев мост Страница 21

Сбежала по лестнице вниз и без стука ворвалась в кабинет директора нормалистов Коровца.

– Анатолий Иванович! Что же это творится! Галя мне сказала, что вопрос решен позитивно. Каждая фирма вывозит свою скульптуру, а потом мы согласуем новый проект. Почему такой беспредел?

– Не знаю, что вам сказала ваша Галя, но мой человек демонтирует вашу скульптуру с ее ведома.

– Это вы называете демонтировать! Да скульптура разбита в щепки. Теперь ее и бригада рабочих не соберет. Когда, по какому праву? – От возмущения я лишилась слов и замолчала.

– Задавайте вопросы вашей сотруднице, а не мне. Извините, мне надо работать.

Я немного постояла у порога и повернула назад. Кому верить: Анатолию или Гальчику? Вернувшись в библиотеку, я позвонила Гальчику на мобильный:

– Гальчик, у меня один вопрос. Ты. дала согласие на демонтаж скульптуры Ренаты?

– Да.

– А ты знаешь, что ее разнесли в щепки? Как Рената переживет этот вандализм?

– Елена, я позже перезвоню вам с обычного телефона. Пока.

В ухо врезались гудки отбоя. Я тоже опустила трубку. Как-то сразу перестала думать о том, кто виноват. Все мысли были о том, что будет, когда Рената увидит свое детище разоренным. Может, еще можно собрать целые элементы? Я с надеждой вышла в садик. Вахтер в нерешительности топтался у скульптуры, ожидая вердикта начальства. Матвей, остановив разрушителя, вернулся к привычному занятию – взял в руки метлу. Я осмотрела останки сооружения Сохранять тут было нечего. Я обернулась к вахтеру, все еще ожидающему распоряжений начальства:

– Продолжайте, господин разрушитель, доканчивайте свое черное дело.

Вахтер вновь сноровисто замахал кувалдой. Треск сухого дерева аккомпанировал его работе. Я, опустив голову, побрела к калитке.

– А я что? Я – ничего! Как начальство велело, – неслось мне вдогонку.

Вскоре я поняла, что иду не одна. Рядом семенил Матвей. Он говорил мне какие-то слова сочувствия, но они мало утешали меня. В сердцах я выпалила:

– Мне все равно, кто из вас орудовал кувалдой. Вы все одна шайка-лейка. Вам не понять исканий художника. А раз не понять, значит, можно крушить. Идите, Матвей. Оставьте меня.

– Но, Елена Павловна! Не надо смешивать всех в одну кучку. Я пытался остановить этот вандализм, как мог…

– Ради бога. Не надо никаких оправданий. Я больше не могу ничего слушать.

Матвей замедлил шаг и оставил меня одну.

Глава 6

Куча щепок на веранде – жалкие остатки скульптуры из стульев – повергла Ренату в шок. Она схватилась за голову, плюхнулась на свой тюфячок и стонала, покачиваясь взад и вперед.

– Почему они так ненавидят все новое? Откуда ненависть к тем, кто мыслит и видит иначе? Чем моя скульптура мешала им? Я бы сама разобрала и склеила мои «Стулья» на новом месте. Почему они не подождали несколько дней?

Я чувствовала себя виноватой. Как руководитель галереи, я оказалась не на высоте и не сумела защитить интересы своего человека. Рената продолжала рыдать. Вдруг она убрала руки от лица и дико вскрикнула:

– А-а-а! Я ничего не вижу!

Я принесла ей кипяченой воды, потом достала из аптечки альбуцид промыть глаза – все напрасно. Перед Ренатой была полная тьма. Я не знала, что делать. К счастью, в галерее появился Шиманский и вызвался отвезти девушку домой. И он немного успокоил меня, уверяя, что расстройство зрения у Ренаты временное. Ее целый глаз один раз уже выкидывал с ней такую штуку– болезнь на нервной почве. Рената безропотно дала себя увезти. Она обещала звонить.

Вечером в галерею приехала Гальчик, и я тут же приступила к допросу: как она посмела дать согласие Коровцу на слом скульптуры! Гальчик клялась, что невиновна. Говорила, что ее обманули. Нормалисты обещали отнестись к сооружению деликатно, аккуратненько разобрать и принести в галерею. Снова пошли, уже вместе с ней, к Коровцу. Тот тоже не взял на себя вину, а все свалил на вахтера – – слишком усердно работник выполнял поручение. Как всегда, крайним оказался стрелочник!

Между тем кондовая махина нормалистов – гротескное изображение рабочего класса – про должала загромождать дворик. Коря себя за прежнюю нерешительность и чувствуя за спиной поддержку Гальчика, я выкрикнула Коровцу, что здесь не будет никакого гаража, пока они не вывезут свое уродство. Он упрямо буркнул:

– Это ваши «Стулья» были уродством, а наша фигура – жизнь, красота!

Этот молодец мне все больше не нравился. Отвращение вызывал даже его скрупулезно-аккуратный вид: расчесанные на прямой пробор, прилизанные волосы, подвязанный тугим узлом галстук с непременным самоварчиком, наглухо застегнутый пиджак.

– Спор окончен! Не забывайте, Анатолий Иванович, кто владелец здания. Если завтра вы не выполните наших договоренностей, я разрываю договор со строительной фирмой в одностороннем порядке, имею на это право. Повторяю, никакого гаража здесь не будет, пока не вывезете эту скульптуру. Или, учитывая временное пребывание вашей фирмы в этом офисе, вы не заинтересованы в его постройке? Тогда я решу этот вопрос без вашего участия и в удобное для себя время. И не забудьте, Анатолий Иванович, погасить задолженность за пользование охранной сигнализацией!

– Подождите, Елена Павловна. – Анатолий растерянно привстал с кресла. Почему-то моя угроза испугала его. – Подождите три дня. Мы уберем нашу скульптуру.

Но я уже завелась. Меня трудно вывести из себя, я человек неконфликтный. Но тут я боролась не за себя, а за Ренату и за право распоряжаться в своей собственной галерее. Некоторые люди не понимают интеллигентного обращения, значит, с такими нужно действовать иначе.

– У вас есть только один день!

Не слушая новых доводов самодовольного Толика-Анатолия Ивановича, я вышла из его кабинета.

Мой ультиматум сработал! Строительство гаража для нормалистов привлекательный проект, ведь часть его становилась их собственностью даже после расторжения договора на аренду. Дело в том, что гараж предполагалось возвести на пограничной территории: половина будет находиться в моем садике, другая в прилегающем к галерее дворе. Нам тоже необходимо укрытие на две-три машины. Скоро Гальчик приобретет тачечку, и, видимо, понадобится легкий грузовичок. Пока же на ночь я отводила свой «ровер» на платную стоянку.

На следующий день нормалисты подогнали нужную технику и с ее помощью вывезли предмет нашего спора. Теперь пространство перед особняком зияло непривычной пустотой. Я выполнила моральное обязательство перед Ренатой и перед художниками, которые поверили в мою галерею.

Прошла неделя. Зрение к Ренате не возвращалось. Шиманский, уже дважды ее навестивший, докладывал, что дела у художницы совсем плохи. Однако в подробности не вдавался. Я беспокоилась за свою сотрудницу, с которой мы подружились за эти месяцы. Но дела не давали мне возможности вырваться из галереи навестить ее.