Аманда Карпентер - Одинокое сердце Страница 21

— Мэтью, — только и сумела пролепетать она, — остановись.

Губы его остановились в дюйме от ее рта.

— Извини, не понял, — прошептал он с фальшивым изумлением. — Мне казалось, что на пляже твое тело говорило совсем другое.

Она нашла его запястье и судорожно сжала. Облизнув пересохшие губы, пробормотала:

— Только то, что я говорю сейчас, не более того.

Выгнувшись под нажимом его руки, с потемневшими, расширившимися, как бездонные озера, глазами, она выглядела юной, хмельной, полуослепшей. Он всмотрелся в ее лицо, перевел взгляд на беззащитные дуги ключиц, исчезавшие в таинственной глуби выреза блузки. Потом покачал головой и тихо произнес:

— Нет, ты хочешь сказать совсем другое.

Невыносимо отяжелевшие веки бессильно опустились, когда он коснулся ее губ легким, изучающе нежным поцелуем, и горячий ток чувственности, всегда возникавший от его прикосновения, пронизал все тело. Она издала тихий инстинктивный, не поддающийся описанию звук, которому ответил слабый стон, слетевший с его губ.

Весь налет условности и приличных манер исчез. Он обхватил ее, прижал к себе и прильнул жадным ртом к ее губам.

Темный, неведомый порыв овладел Сайен. Губы со вздохом раскрылись. Она ощутила движение его языка внутри и ответила на поцелуй. Тело обмякло, скользнуло вниз, голова опустилась на его плечо, груди прижались к твердой, мускулистой груди.

Она почувствовала — и это потрясло ее до основания, — как лихорадочная дрожь пробежала по его телу. Мэтт обхватил ладонью ее затылок, потом с осторожной настойчивостью занялся французским пучком, из которого посыпались шпильки, и он погрузил алчущие пальцы в полуночный водопад разлившихся по плечам волос.

Если бы не сила его объятий, Сайен бы упала. И куда же подевался ее здравый смысл? Улетел, трепеща легкими крылышками, а Мэтт со все возрастающей страстью проникал в неизмеримые глубины ее рта.

Биение его сердца паровым молотом отдавалось в ее груди; дыхание было глубоким, как у марафонца на финише. Постепенно ярость поцелуев утихла, и он уже не так невыносимо терзал ее губы. Если он стремился дать ей возможность отдохнуть и успокоиться, то результат оказался обратным. После первого, ввергшего в пучину сексуальности поцелуя это было все равно что отказать осужденному на смерть в последней трапезе, и Сайен задрожала, терзаемая голодом, какого не знала раньше и который не представляла как утолить.

Наконец он отвернулся с резким сдавленным стоном и прижал ее лицо — не нежно, отнюдь нет! — к своей шее и стал гладить ее волосы и спину. Так они простояли несколько минут в дрожащей тишине, слишком возбужденные, чтобы произнести хоть слово.

Сайен переживала глубокое, невыносимое потрясение. Будто прожила всю жизнь с повязкой на глазах, как тот слепой из анекдота, что любил повторять: «Посмотрим!» Или будто в любимом ею мире красок и форм внезапно открылось четвертое измерение. В ней не умещалось это новое мироощущение, взорвавшееся с силой ядерной бомбы. Она не могла прийти в себя, потому что не знала, на каком она свете.

Потом Мэтью встрепенулся, выдохнул в ее волосы и хрипло произнес:

— Вот что ты хотела мне сказать.

Она молча потрясла головой, не сознавая, что делает. Рука, перебирающая ее волосы, сжалась в кулак.

— Тебе мало доказательств?

Даже его голос был вторжением в ее тело. Сайен тяжело вздохнула и хотела снова покачать головой. Не смогла. Она была в ловушке его рук — и правды.

— Мэтью, — шепот ее прерывался, — ты толкаешь меня слишком далеко.

Голова его дернулась, яростный мужской взгляд стал режущим, сжатые губы искривились.

— Я тебя толкаю? — выдохнул он в негодовании. — Женщина, ты не знаешь, что говоришь. Посмотри на себя: все в тебе — вызов. Твои губы, кожа, высокие, крепкие груди, крутые бедра созданы для соблазна, а ты прячешь все это за надуманной позой и вежливой дистанцией в упрямой надежде на будущее, которое уничтожит все искреннее и щедрое в тебе.

— Замолчи!

Ее милое лицо, исказилось. Рука Мэтта на затылке, его власть над чувствами и рушащимися на глазах убеждениями заставляли ее терять рассудок от боли и желания. Она вскинула руки для удара — она, никогда прежде не помышлявшая о насилии над человеком. Пальцы обвились вокруг его железных запястий, тщетно пытаясь обрести свободу.

Источаемый Мэттом жар только усиливался, неудержимо унося ее к последнему всепожирающему пламени.

— Нет! — прорычал Мэтью. И вдруг разжал пальцы и пропустил через них черные пряди волос. — Смотри, — сказал он, — я испортил твою чудесную прическу. Теперь ты не кажешься такой холодной и неприступной. Знаешь, если бы кто-то увидел тебя сейчас, он мог бы подумать, что тебя только что целовали.

Сайен вся затряслась. От злости. Конечно, от злости, от чего же еще? Губы задрожали, пытаясь удержать — но он вырвался — шальной, неудержимый хохот.

Он замер, уставившись на ее сверкающие, повлажневшие от выступивших слез глаза. Смех победил. Его тело расслабилось, и он сказал покаянно:

— Я бываю отвратителен, да?

— Временами, — с готовностью подтвердила девушка. Шелковые волосы выскользнули из его пальцев, и он начал гладить щеки. Она могла бы отстраниться, отпущенная на свободу, но не сделала этого. — Но я, наверное, подстрекаю тебя.

Мэтью большим пальцем обвел линию мягкого истерзанного рта.

— Временами. Кажется, твои шпильки рассыпались. Хочешь, соберу?

Он склонился к грязному асфальту, осматриваясь, потом вопросительно поднял бровь.

— Оставь, — проговорила Сайен сквозь смех. — Всех все равно не соберешь.

Щеки ее пылали, зеленые глаза искрились, блестящие черные волосы роскошной волной рассыпались по плечам, и Мэтт откачнулся на пятках, любуясь ею.

— Сайен, — произнес он тихо, — у меня перехватывает дыхание.

Смех замер, и его место занял леденящий страх.

— Не надо, — прошептала она.

Он выпрямился, как будто еще увеличившись в размерах, и все же уместился в ее ставших огромными глазах. На мгновение обнажилась гранитная твердость, которая всегда угадывалась в этом человеке сквозь неуловимую текучесть настроений. Она вспомнила ледяного незнакомца, пришедшего выяснить отношения, и вздрогнула.

Но вот он снова просветлел и сказал:

— Отрицать это значило бы отрицать то, что произошло сейчас, а я к этому не готов. Давай-ка лучше отвезу тебя домой.

«Что ж, — думала она, забираясь в машину со смутным чувством облегчения, — ты умудрилась стать обычной женщиной. Дальше некуда».

Глава 6

Обратная поездка прошла в полном молчании. Сайен удалось без помощи расчески привести волосы в относительный порядок; лицо приобрело обычный нежный цвет.