Мораг Прунти - Рецепты идеального брака Страница 21

Иногда дети Патрика и Мэри мне очень нравились. У них были потрясающие близняшки, Тереза и Кэтрин, которые кричали: «Сладкая! Сладкая! Это медовая тетушка пришла!» — когда видели, что я иду по дороге к их дому. Я их дразнила: «Отдам пирог, только если поцелуете», — и они покрывали мои щеки звонкими поцелуями, а их маленькие ручки уже крепко держали мою корзину.

Я наслаждалась такими моментами, но они всегда омрачались разбитыми коленями и беспокойным нытьем. Мне нравились близняшки, потому что они обращали на меня какое-то внимание, в то время как по большей масти мои племянники и племянницы были неугомонной, шумной, требовательной оравой.

Казалось, что Мэри и Патрик счастливы, но вид их жилища, находящегося в постоянном беспорядке, был моим самым эффективным способом контрацепции.

До первого причастия близняшек.

Я решила устроить праздник по случаю первого причастия Терезы и Кэтрин. Погода была достаточно теплой для того, чтобы дети могли играть на улице, и я наслаждалась приготовлением еды и выпечки для гостей. В те дни неформальные, короткие визиты были обычным явлением, и гостей всегда встречали щедро и радушно, но развлечь семью Джеймса было моим способом подольститься к нему, если учитывать те условия, в которых мы с ним жили.

Джеймс был расположен к людям и использовал любую возможность, чтобы заполонить ими наш дом. В начале нашего брака я постоянно ругала его за то, что он приводил соседей, приглашал родителей учеников; за то, что для родственников двери дома всегда были открыты. Мои родители яростно оберегали свою частную жизнь, и к нам никто никогда не приходил. Но Джеймс с его раскрепощенными продвинутыми взглядами выиграл, и мне пришлось принять вызов и стать такой же организованной, как пасторская домработница, чтобы постоянно предлагать несколько свежих пирогов на выбор. Постепенно мне начал нравиться поток визитеров. Это переворачивало весь распорядок дня и поддерживало меня в форме. Я то надевала, то снимала передник; нужно было, чтобы волосы у меня всегда были чистыми, а у умывальника стояла пара выходных туфель, в которые я могла переобуться на тот случай, если нашим гостем был врач или священник. Постоянные визиты гостей давали нам с Джеймсом темы для разговоров и не позволяли зациклиться друг на друге. Я научилась этому вскоре после того, как вышла замуж, — занимать себя.

В то воскресенье у двоих племянников Джеймса тоже было первое причастие, но я уделила особое внимание близняшкам и откопала в своей шкатулке особое сокровище для каждой из них. Пару шелковых перчаток для одной и перламутровые четки для другой. На празднике будет восемь взрослых и так много детей, что мне и не сосчитать. В субботу Джеймс зарезал и зажарил трех кур, а потом поехал в Килкелли и купил ветчины, желе, апельсинов, горчичного порошка, заспиртованных вишен, персиков в жестяных банках, шоколада, бутылку сладкого шерри и бутылку сандемановского портвейна. Он потратил четыре шиллинга на конфеты, чтобы каждый ребенок пошел домой с кульком сладостей. Это стоило маленького состояния, но нам было все равно. У нас были деньги, и Джеймсу доставляло удовольствие тратить их на своих родных. Я считала, что это служит ему небольшим утешением, поскольку своих детей у нас не было.

В течение нескольких месяцев наши отношения были натянутыми, но во время совместных приготовлений к празднику мы заключили временное перемирие. Когда в семь часов вечера Джеймс увидел, что я все еще занята выпечкой, он закатал рукава, чтобы помочь мне. Я почувствовала облегчение оттого, что мрачное настроение мужа, похоже, проходило, и настояла, чтобы он надел мой фартук с оборкой, а потом рассказала, как отмеривать, вбивать и смешивать ингредиенты для медового пирога. Когда я сильно испугалась того, что у нас закончился сахар, Джеймс в приподнятом расположении духа влил в пирог почти целую банку меда. Пытаясь остановить липкий поток, он наклонил банку набок, устроил ужасный беспорядок, роняя щедрые капли меда по всему чистому столу. Мы смеялись над его неуклюжестью и над тем, что я восприняла отсутствие сахара, как конец света. В результате Джеймс пообещал никогда больше не жаловаться на свою работу, потому что женский труд определенно тяжелее и неизмеримо более ответственный.

Я не помню, чтобы между нами когда-либо было больше теплоты, чем в тот вечер. В доме витал дух ожидания праздника, хотя на то не было никакой причины. Как будто в своих отдельных мирах каждый из нас почувствовал, что должно случиться нечто волшебное.

В ту ночь мы занимались любовью. После, поднявшись как обычно с постели, я почувствовала, что Джеймс обхватил меня за грудь, чтобы удержать. Когда я вырвалась, он отвернулся от меня с внезапным презрением.

Праздник прошел удачно, хотя Джеймс снова от меня отдалился. Когда мы отправились в церковь, он ничего не сказал про мой наряд, наказывая меня таким образом. Когда он положил руку мне на талию, чтобы проводить к нашей скамье, в его прикосновении не было жизни. Мне стало жаль, что трещина между нами разрослась так быстро, и хотя я была занята, разливая галлоны чая, разрезая горы пирогов и сдерживая легионы детей, носившихся по дому, разочарование меня полностью не покидало.

Медовый пирог пользовался наибольшим успехом и разошелся в считанные минуты. Люди говорили, что это был лучший пирог, который они когда-либо ели, и спрашивали, что я такое сделала, что он получился таким особенным. Я пыталась найти Джеймса и рассказать ему о его победе, но он был занят разговором, и я побоялась вмешиваться. Этими маленькими проявлениями нежности я обычно испытывала терпение Джеймса. Но тогда он слишком сильно рассердился на меня, и я понимала, что потребуется нечто гораздо большее, чем просто деликатный комплимент, чтобы вернуть его.

Возможно, осознание этого заставило меня совершить то, что я сделала. Или может быть, это было просто мгновение ясности, которое нисходит на нас каждый раз, когда мы знаем, что поступаем правильно.

Это была мелочь.

Я подарила Кэтрин шелковые перчатки. Она была в таком восторге, что убежала, даже не поблагодарив меня, желая показать их маме. Кэтрин отвлекла Мэри, когда та разнимала дерущихся малышей, и та послала ее к отцу. Патрик сидел неподалеку от того места, где я стояла, и разговаривал с Джеймсом. Кэтрин надела перчатку, и ее крошечная ладонь утонула в ней, она протянула руку, чтобы показать отцу. Пока Патрик изучал перчатку, я смотрела на лицо его семилетней дочери и была застигнута врасплох тем, что увидела. Ее веки подрагивали в предвкушении того, что отец подумает о перчатках, ее взгляд был полон такого глубокого участия, какого трудно ожидать от ребенка. И минуты не прошло, как Патрик сказал: «Они красивые, Кэтрин. Ты выглядишь, как настоящая леди». Я уверена, что в тот момент Патрик мне озорно подмигнул, но если так и было, то я этого не заметила. Я не могла отвести взгляд от лица Кэтрин. В ее глазах сияло восхищение отцом, не подвластное ни возрасту, ни жизненному опыту. Кэтрин смотр ела на Патрика так, как я смотрела на Майкла Таффи. С чистой любовью.