Татьяна Туринская - В погоне за облаком, или Блажь вдогонку Страница 21

— Никто не собирался его убивать, — успокоил Дружников, уж который раз за день прочитав мои мысли.

Ага, как же! Так я и поверила! Еще скажи, что насиловать меня не собирался, я и этому поверю.

— Его тоже должны были подержать немножко взаперти, только и всего. Чтоб планам моим не помешал.

— Каким планам?

— Как каким? Жениться. Если бы его не удалось купить, он бы непременно вмешался. Я ж не дурак, знаю, в каких органах твой Артём служит. С этими ребятами не забалуешь. Значит, я должен был его или купить, или запереть где-нибудь до тех пор, пока нас с тобой не распишут.

— Ах ты гад!

Готовность, с которой он делился своими планами, поразила. А я-то, дурочка, уши развесила: ах, Лёшка, ах, раскусил продажного Артёма! А на самом деле Лёшка та же сволочь, которой был несколько часов назад. Разве что не убийца. Да и то, если верить его словам. Но верить им после всего сказанного не хочется. Может, и хочется, но все-таки не верится.

Разобраться, верить ему или нет, я не успела, оказалась в Лёшкиных объятиях.

Экий прыткий! Как-то он совсем не похож на того Лёшку, которого я знала, кажется, всю жизнь. Тот Лёшка не посмел бы отважиться на такое. А даже если и осмелился, то сделал бы это так коряво, что мне удалось бы выскользнуть из его рук на счет "раз". А потом я непременно влезла бы под душ, настолько противны мне были его прикосновения.

Новый Лёшка ухватил меня так, что вырваться я не смогла бы при всем желании. Это во-первых. И это "во-первых" оказалось не так страшно, как во-вторых: у меня не возникло желания вырываться. Вот только что я готова была его убить, и вдруг…

Хоть режьте меня, хоть жалейте. Хоть пытайте страшными пытками. Сама не понимаю, поэтому никакие пытки не объяснят того, что со мной приключилось.

То ли я изменилась, то ли Дружников. Скорее, все-таки он. Или мы оба? Возможно. Тот Лёшка, от которого я раньше кривилась, тот, с которым даже здороваться иной раз было лень, так и норовила проскочить мимо незамеченной, теперь вызвал во мне шквал эмоций.

Никогда раньше я не чувствовала себя во власти мужчины. Не в смысле "не желала". И не в смысле "силой". В смысле, подпадаешь под власть, с которой не хочешь воевать. Под такую власть, которая засасывает. Под чужую власть, вроде бы неприятельскую, которая пеленает хлеще самых сладких любовных "обнимашек".

Лёшка Дружников, крестьянин, бесхребетник, неумеха и попросту болван, схватил меня так, что захотелось остаться в его руках навсегда.

Но это же чушь! Этого не может быть. Потому что быть не может. Это же Лёшка Дружников, именно поэтому ничего подобного не может быть!

И все-таки это правда, как бы нелепо она ни звучала: Дружников ухватил меня наперекор моей воле, а я не горела желанием вырываться.

Приехали. Докатилась. Это до какой же степени нужно одичать, чтобы почувствовать себя уютно в Лёшкиных руках?!

Хм. Ну и куда ее снова понесло? Хорошо, пусть он никакой не злодей, но это еще не говорит о том, что в его руках женщина может чувствовать себя любо-дорого.

Нет, это никуда не годится. Нужно удалять.

Девушка собирается замуж за любимого парня — так? Так. Пусть она еще не знает, что избранник — не рыцарь в доспехах, а мелкое ничтожество, готовое продать всех и вся за понюшку табаку или крутое БМВ: кто что предложит. Идя под венец, она уверена в своей к нему любви — иначе это будет не героиня, а злобная расчетливая баба. Но Наташа не расчетлива, не корыстна. Она идет за Артёма не из-за неземных благ, а единственно ради душевного комфорта. Может ли она разлюбить жениха в день свадьбы, если узнала о его гнилой сущности?

Разлюбить — вряд ли. Возненавидеть, смертельно обидеться — это да, очень даже легко. Но разлюбить? Больше того — в тот же день почувствовать что-то к тому, кто устроил из свадьбы балаган, кто подкупил любимого, сделав его предателем?

Абсурд. Причем немотивированный. Ни один нормальный читатель не поверит. Наташа должна ненавидеть Дружникова, даже если он не убийца, как казалось ей вначале потешной свадьбы.

Нужно все переделывать.

— Ах ты гад!

Готовность, с которой он делился своими планами, поразила. А я-то, дурочка, уши развесила: ах, Лёшка, ах, раскусил продажного Артёма! А на самом деле Лёшка та же сволочь, которой был несколько часов назад. Разве что не убийца. Да и то, если верить его словам.

Разобраться, верить ему или нет, я не успела, оказалась в Лёшкиных объятиях.

Его прикосновение пронзило отвращением. Этот подонок, по собственной прихоти поломавший мою жизнь, казался мне порождением ада, склизкой змеей, извивающейся у моих ног, выбирающей удобное мгновение, чтобы нанести последний, смертельный укус.

Взвизгнув, я попыталась вырваться. Однако Дружников держал цепко: не убежать, не спрятаться от него. Я чувствовала себя маленькой птичкой, попавшей в силки. В какой-то миг я исхитрилась, выдернула руку из Лёшкиных тисков, и звонко шлепнула его по щеке. Тот зарычал то ли от злости, то ли от предвкушения, и впился в мои губы жестоким поцелуем. Уж лучше бы ударил, было бы не так больно и обидно.

Ммм… Да, наверное так правильнее.

Однако недовольство рвалось наружу. Может, так и правильнее, но Наталье это не нравится. Не греет. Сплошное вранье. Это не то, что чувствуют ее герои. Это не то, что чувствует она сама. Возможно, именно так и поступили бы другие герои в схожем положении. Но не эти, Наташа и Лёшка, какими создала их Наталья.

Нет же, нет! Наташа еще не поняла, что Дружников изменился. Но уже почувствовала это на уровне подсознания. Противоречия рвут ее на части. Вроде бы она должна ненавидеть Лёшку, и она культивирует в себе эту ненависть, но ничего не получается: сквозь искусственно вызванную ненависть сочится спонтанный интерес к нему. Что-то новое рождается в ней, она еще не понимает, что именно, но неосознанно чувствует: она пропустила что-то важное в Лёшке. В силу своей ли слепоты, его ли бестолковой неумелости — она оценила его неверно. Он не такой, каким она воспринимала его до этого дня.

Да. Убираем новое, восстанавливаем старое. Пусть все идет как идет. От детективной линии не осталось и следа. Ничего. Может, потом нащупается какое-то ответвление, и еще можно будет удержать историю в рамках задуманного жанра. А пока пусть все идет естественным ходом.

В душе что-то кололось. Что именно — Наталья не могла понять. Безотчетная неудовлетворенность собой. Еще бы — какая уж тут удовлетворенность, когда герои пошли в разнос.

Но нет. Что-то другое не давало покоя. Что? Воспоминания? Ничуть. Воспоминания о Лёшке ее никогда не грели. Разве что тщеславие, да и то самую малость. А сейчас в душе толкалось что-то теплое, что к воспоминаниям не могло иметь ни малейшего отношения, хотя адресовалось определенно Лёшке.