Будь ты проклят, сводный! - Анна Милтон Страница 21

Совместный семейный отдых — что-то из области фантастики, но тем ценнее каждый миг, проведенный в компании друг друга. Антон многое теряет, предпочитая быть в собственном доме отщепенцем и избегая нас. Что ж, с другой стороны его отсутствие полезно для моего эмоционального равновесия.

— Таша, как дела у твоего молодого человека? — любопытствует Аркадий Валерьевич, садится на мамин шезлонг, кладет на свои колени ее ступни и принимается массировать. Пошли, господь, и мне такого мужа. — Скучаешь?

Я отвечаю ему тяжелым вздохом.

Расстояние — отстой. Как пережить лето — понятия не имею. С каждым днем осознание разлуки с ним ложится на сердце неподъемным грузом. Отсутствие рядом Адриана удручает. И невольно закрадывается все больше беспросветных мыслей о том, что скоропостижно забудет обо мне в объятиях знойной испанки…

— Почему бы тебе не пригласить его в гости?

Я приподнимаюсь на локтях в приливе необъяснимого оптимизма.

— Я… я могу это сделать?

— А почему нет? — недоумевает отчим. — Ты полноправный член семьи. Ты вправе звать сюда своих друзей и приятелей… хотя для бойфрендов все же предусмотрен лимит.

— Замечательная идея, дорогой, — нахваливает мама инициативу своего избранника. — Наконец представится шанс лично познакомиться с Адрианом.

Я смотрю на отчима в абсолютной растерянности. Чувствую внутри себя нарастающее со скоростью снежного кома желание броситься на него с объятиями и бесконечными благодарностями. Сильный зуд покрывает руки, пальцы блуждают в поисках телефона, чтобы немедленно сообщить Адриану радостную новость. Интересно, как он отреагирует?

— Черта с два какой-то абориген ступит на эту русскую, православную землю, — Антон Курков, демонстрируя блистательное остроумие, как всегда вовремя вклинивается в чужой разговор.

Подслушивал?

Вот опять! Все складывалось безупречно, пока он не вторгся.

Вальяжной походкой нарушитель спокойствия приближается к краю бассейна. Я раздраженно фыркаю, отводя взор от его натренированной спины, крепких ягодиц, обтянутых эластичной тканью купальных плавок, и волосатых ног.

— Адриан не абориген, — протестую я. Не собираюсь отмалчиваться.

Грубиян бегло смотрит в мою сторону через плечо.

— Антон, — жестким тоном осаждает сына Аркадий Валерьевич. — Заканчивай плеваться ядом.

— Я против, чтобы ты разрешал ей, — указывает на меня небрежным кивком, — тащить в наш дом всякий сброд аж с другого конца континента, — подводит итог, хрустя шеей.

— Что ж, твое мнение на этот раз не учитывается, — бесстрастно отзывается Курков-старший.

— Как будто ты вообще считаешься с моим мнением, — бурчит Антон.

— Если Наташа пожелает, она может пригласить своего молодого человека. Вопрос закрыт.

Шах и мат.

На этой победной ноте я решаю уйти. Захлопываю книгу, поправляю солнцезащитные очки и, перекинув волосы с одного плеча на другое, поднимаюсь с шезлонга, чтобы в спокойной обстановке позвонить Адриану.

Внезапно из-под ног исчезает земля. В процессе полета я успеваю заметить только жилистые, смугловатые руки, обвившиеся вокруг моей талии тугим обручем. Затем меня с головой утаскивают под воду.

Я брыкаю конечностями, подводное давление ослабляет результат моего сопротивления и замедляет движения. В суматохе кислород израсходуется в ускоренном темпе, и я ощущаю зарождение пожара в легких. Во власти безудержной паники едва удается различить очертания психа, бросившего меня в бассейн.

Антон. Да кто бы, блин, сомневался!

Убрав одну руку с моей талии, он подносит указательный палец к своим губам.

Отпусти, идиот!

Я лягаюсь интенсивнее и яростнее, вкладывая в борьбу со сводным братом последние силы. Дышать нечем… Страшно.

Курков-младший хмурится, шевелит ртом бранное слово, рывком подтягивает меня к себе.

И целует.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

АНТОН

— Тох, накинь блины, — выплевывая пот, пыхтит Мирон.

Судя по его красной перекошенной роже и вздувшимся на лбу венам, лишняя нагрузка будет лишней.

— Тох, оглох, что ли? — он медленно сгибает руки в локтях и фиксирует гриф на стойке. Со стоном отрывается от скамьи и вперивается в меня хмурым взглядом. — Я к кому обращаюсь… — тяжело и со скрипом дышит, наблюдая, как я плетусь к стопке железных дисков.

— Сколько?

— Давай двадцатку.

— Перебор.

— Хрена с два. Я бодрячком, — позер давит ухмылку и демонстративно играет бицепсами.

Я пожимаю плечами. Хозяин-барин. Когда он ложится обратно и берется за гриф, я остаюсь рядом для подстраховки. Все же вес не шуточный, а мне не хочется, чтобы мой друг уронил на себя сто кило железа и раздробил какую-нибудь кость в грудном отделе. Нет, я, конечно, порой мечтаю задушить его или хорошенько врезать.

На удивление, Градов жмет от груди шесть раз, хотя я предполагал, что он сдуется на втором поднятии. Ого, малец, да это рекорд. Последний жим дается ему с неимоверным трудом. Я даже всерьез обеспокоился на секунду, что он сломает зубы от той силы, с которой стискивает челюсть.

— Ты как? — я стою с вытянутыми руками, готовый в любой момент подхватить гриф.

— За-ши-би-ссссь, — выцеживает Мирон. Его руки сильно дрожат, но он фиксирует штангу на стойке без моей помощи. Переводит дыхание, пялясь в потолок, и показывает мне поднятый большой палец. Двигается еле-еле, медленно, полностью выдохся. Обесточен. Смотрю на него и думаю, в чем причина. Словно он гнался от чего-то незримого, неосязаемого и разрушительного. Словно в жажде тотально изнемочь пытался забыться, утонуть.

— Видел бы ты свою рожу, — комментирую я.

— Она великолепна, как и всегда, в прочем, — вяленько отшучивается друг.

Я скептически щелкаю языком и возвращаюсь к тренировке с гантелями. На чем я остановился? Ах, да. Я качал мышцы шеи…

Торчу в зале третий день подряд по несколько часов, затем еду в универ и тренируюсь там с командой. Делаю все, чтобы выбить из себя мысли о Ташке. Приезжаю домой без толики сил, мечтая добраться до кровати,