Друг моего брата - Элина Витина Страница 21

– У нее была кровь? – я сама удивилась своему вопросу и видя непонимающий взгляд Эдуарда Дмитриевича, уточнила: – На видео, после того как вы ей дали пощечину, она как будто вытерла что-то.

– А, просто царапина от кольца, – отмахнулся он, кивнув на кольцо, с небольшим камнем на безымянном пальце правой руки.

Я закатила глаза… То есть, он даже не удосужился снять обручалку, перед тем как тащить в кровать любовницу. Господи, как же я рада, что теперь не имею ни малейшего отношения к их семейке.

– Поэтому, – продолжил Русеев-старший, – когда твой отец рассказал мне о фотографиях, я первым делом подумал на Марину. Что, если у нее были доказательства кроме нашей переписки? Она вполне могла установить камеру, а когда увидела, что в кадр попал и сын, решила начать с него, чтобы продемонстрировать мне на что способна. Я сразу попытался ей позвонить, но телефон был отключен. Еще несколько дней на связь она не выходила, а вот полиция уже заинтересовалась ее исчезновением. Я не стал скрывать нашу связь, так как все еще был уверен, что она просто тянет время, чтобы побольше меня напугать. И о своей теории с фото ментам тоже рассказал. Но на всякий случай решил побеседовать с Яной, Кирилл подозревал, что это ее рук дело. Но, как ты уже догадалась, Яна все отрицала, что в принципе, подтверждало мою теорию. И исключительно чтобы проработать все версии, даже самые невероятные, я решил поговорить еще с тобой. Как же ты нас всех удивила, девочка… Интересно, твой отец знает кто заварил эту кашу?

Черт! Об этом я не подумала… Если отец узнает, что фотографии сделала я, он меня убьет. Хотя, для этого ему надо будет сначала вытащить меня из тюрьмы, а в том, что именно туда я попаду, у меня уже не было сомнений. Если Эдуард Дмитриевич первый сдаст меня полиции за незаконную съемку, то уже никакой адвокат мне не поможет. Блин, ну почему я вчера не побежала сразу в полицию??

Видимо, прочитав весь спектр эмоций на моем лице, Русеев-старший поспешил меня успокоить:

– Не переживай, я ничего ему не скажу. Если ты ничего не скажешь полиции.

– Что? – опешила я. Он что, не собирается меня сдавать? Тогда чего он от меня хочет?

– Пока их главная версия – это то, что Марина, действительно, сделала фотографии с Кириллом и Яной, шантажировала меня, потом испугалась и теперь прячется, потому что вполне понимает что ей светит за шантаж, съемку и распространение материала порнографического характера.

– И вы у них, конечно, вне подозрений, – удивилась я. – Вы им просто дали честное слово, что к ее исчезновению не имеете отношения и они вам поверили?

Эдуард Дмитриевич прищурился, словно решая, быть со мной до конца откровенным или нет:

– Я вне подозрения, – произнес он растягивая каждое слово, – потому что во вторник, на следующий день после нашей встречи, уехал в командировку. А фото ты подбросила в четверг, но так как полиция склоняется к версии, что фото сделала Марина, то соответственно, в четверг она должна была быть живой-здоровой, что собственно, и снимает подозрение с меня.

– Но фото сделала я… и это в корне меняет дело.

– Именно! – подхватил мужчина. – Если мне не изменяет память, то именно с этого я и начал наш разговор. Теперь ты понимаешь нашу проблему.

“Нашу”… это слово так и резануло по мне. Но Русеев был прав, проблема и правда наша.

– Для всех нас будет лучше, если менты и дальше будут думать, что фото сделала Марина. Я не знаю захотят ли они поговорить с тобой, но на всякий случай – ты всего лишь обиженная невеста, знать не знаешь откуда взялись фото и о пропавшей девушке тебе, тем более, ничего неизвестно.

– Вы в своем уме? – сказала я в шоке. – Я не собираюсь выгораживать вас перед полицией.

– Серьезно? – притворно удивился Эдуард Дмитриевич. – Ты, конечно, не на юрфаке, но мне кажется, даже ты должна понимать, что твои действия были далеки от законных.

– Я прекрасно понимаю последствия. Но это не значит, что ради собственной шкуры я буду запутывать следствие. Что, если ее уже нет в живых?

– И как ты ей в таком случае поможешь, даже если пойдешь к ментам?

– Но я помогу вам, если к ним не пойду, да?

– Именно.

– Как я могу быть уверена, что вы не имеете никакого отношения к ее исчезновению? У следствия вы не под подозрением исключительно из-за того, что они не знают когда она точно пропала. Если они выяснят, что фото моих рук дело, то вы станете подозреваемым номер один. Где гарантии, что соглашаясь не идти в полицию, я не прикрываю настоящего преступника?

– Гарантий нет, – честно признался Русеев. – Но есть здравый смысл. Сама подумай, зачем мне связываться с девчонкой? Ее великое разоблачение бы только испортило настроение что мне, что моей жене. Поверь мне, мои связи на стороне для нее сюрпризом не являются.

– Ну тогда чего вам бояться? Повторите то же самое в полиции, там не дураки сидят, если у вас нет мотива, то и претензий к вам не будет.

– Не будь наивной дурой, – резко выплюнул он. – Когда ментам нужен был мотив? Они и разбираться не будут. Нахрена мне лишние проблемы из-за взбалмошной девчонки, которая просто решила поиграть.

– Но куда-то же она пропала!

– Пропала, – нехотя согласился он. – Кто знает, может у нее было несколько любовников и, поняв, что со мной шантаж не прокатит, она решила попытать счастья еще раз.

– Но если в полиции не смогут определить точную дату ее исчезновения, то и найти ее будет сложнее.

– Не факт, что ее вообще нужно искать, – отмахнулся Русеев. – Наверняка отсиживается в какой-то дыре и ждет чем это светопредставление закончится. Сейчас главное не это.

– А что же? – интересуюсь я, заранее зная ответ.

– Главное, чтобы у ментов не возникли сомнения по поводу моего алиби.

– И вы на полном серьезе сейчас считаете, что я буду врать полиции ради вас?

– Нет, дорогая. Я считаю, что ты соврешь полиции исключительно ради себя. Если менты узнают, что фотографии – твоих рук дело, я всего лишь окажусь под подозрением, а вот твое преступление железобетонно.

– Что, если я готова рискнуть?

Мужчина в один миг оказывается рядом со мной и положив руки на подлокотники, нависает надо мной. В этот момент у него такое же выражение лица, как на видео, когда он ударил Марину. Я вжимаюсь