Патриция Мэтьюз - Оазис Страница 22

– Да?

– Мистер Хэнкс, ко мне только что поступил срочный вызов от охранника Бада Лонга, который дежурит у главного входа. Он просит вас немедленно подойти.

– Он объяснил, в чем дело?

– Нет, он только сказал, что вы должны знать о том, что тут происходит.

– Хорошо, я сейчас спущусь.

Хотя Хэнкс и почувствовал безотлагательность вызова, он не стал особенно торопиться. Он никогда не позволял своим подчиненным видеть его спешащим. В таком учреждении, как Клиника, ни в коем случае нельзя проявлять признаков паники. Иначе это легко может обернуться общим хаосом.

У главного входа он обнаружил нескольких своих сотрудников, тесно сгрудившихся вокруг коренастого охранника. При появлении директора они тут же разошлись, вернувшись к своим обязанностям, и Хэнкс остался наедине с Лонгом.

– Итак, Бад, что случилось?

Бад Лонг, бывший полицейский из Лос-Анджелеса, мужчина лет пятидесяти, отступил на шаг и указал рукой в сторону улицы:

– Лучше взгляните сами, мистер Хэнкс.

Директор подошел к застекленным входным дверям. Яркий свет полуденного солнца, отражавшегося от белого гравия, которым были выложены бордюры цветочных клумб, на мгновение ослепил его. Затем он разглядел молодую девушку в белых брюках, прислонившуюся к припаркованному у обочины красному «фольксвагену». На ее плече висел фотоаппарат.

Хэнкс недоуменно взглянул на охранника:

– Я вижу только девушку с фотоаппаратом. Она кого-то ждет?

– Сначала я тоже не усмотрел в этом ничего дурного. Но она стоит тут почти целый час. Я стал наблюдать за ней более внимательно и наконец догадался, что ей нужно.

– Ну и что же ей нужно?

– Она ловит в свой объектив всех, кто входит в эти двери или выходит из них!

– Что?!

– Это правда, сэр. К счастью, за это время здесь «засветились» только трое пациентов. Один из них выписался, двое других только что поступили.

– Почему вы не вызвали полицию и не потребовали ее арестовать?

– Ну… я подумал, что сначала надо посоветоваться с вами, мистер Хэнкс. – Лонг потер тыльной стороной ладони подбородок. – Кроме того, та сторона улицы принадлежит городу. Она не является нашей собственностью. И еще из-за того, кто она такая…

Директор бросил жесткий взгляд в сторону Лонга:

– И кто же она такая?

– Дочь Отто Ченнинга. Конечно, я знаю, что они в натянутых отношениях, однако ему вряд ли пришлось бы по вкусу, если бы ее бросили на тюремные нары.

Хэнкс довольно долго раздумывал над этими словами.

– Вероятно, вы правы, Бад, – наконец согласился он. – Не спускайте с нее глаз. Я вернусь через несколько минут.

Хэнкс решительно двинулся к регистратуре.

– Беатрис, найдите доктора Брекинриджа и попросите немедленно спуститься сюда.

Ноа услышал вызов, когда шел по коридору к палате Уильяма Стоддарда.

– Доктор Брекинридж, вас просят срочно подойти к регистратуре в главном вестибюле.

– Проклятие! Что там еще стряслось?

Ноа резко остановился. Задумавшись на мгновение, он развернулся и направился в сторону вестибюля.

Когда он разглядел Стерлинга Хэнкса возле столика дежурного, то едва не повернул обратно. Но в ту же минуту Хэнкс заметил его и повелительно махнул рукой, подзывая. Вздохнув, Ноа подошел к регистратуре.

– В чем дело? Я занят на обходе пациентов.

Директор вскинул голову.

– Пройдемте со мной.

Ноа неохотно последовал за ним к главному входу.

Хэнкс ткнул пальцем, словно дулом револьвера:

– Взгляните вон туда.

Ноа так и сделал, щурясь от яркого солнечного света. И сразу узнал Сьюзен Ченнинг, которая стояла возле «фольксвагена», скрестив руки на груди. В светлой одежде и соломенной шляпке она выглядела свежей и бодрой, словно жара ей нипочем.

Ноа невольно улыбнулся. Черт возьми, до чего же она хороша! Он почувствовал, как пульс его участился. С озадаченным видом он обернулся к Хэнксу:

– Ну и что из этого?

– Вы знаете, кто она?

– Разумеется. Это Сьюзен Ченнинг. Я познакомился с ней на вечеринке у Тремэйн. Из-за чего понадобилось поднимать весь этот сыр-бор? Понятия не имею, что она делает там на такой жаре, но ведь это не запрещено законом.

– У нее фотоаппарат, доктор!

– Фотоаппарат! – Ноа снова взглянул в ту сторону и только тогда заметил его. – Я все-таки не…

– Черт побери, Брекинридж! – взревел Хэнкс. – Она стоит там, чтобы снимать на пленку наших пациентов.

Ноа вдруг почувствовал острое желание расхохотаться. Можно подумать, что в руках у девушки была бомба, а не безобидная фотокамера на ремешке, перекинутом через плечо.

– Что означает ваш смех? Лично я не вижу в этом ничего забавного! А если она собирается продать эти фотографии в какой-нибудь бульварный листок вроде «Инсайдера»? А вдруг она решила прибегнуть к мелкому шантажу? – Хэнкс решительно рассек рукой воздух. – Но, так или иначе, я требую, чтобы вы положили этому конец!

– Я? – Ноа, нахмурившись, провел рукой по волосам. – Почему именно я?

Лицо директора побагровело.

– Почему вы всегда задаете мне один и тот же вопрос, как только я отдаю вам распоряжение, доктор Брекинридж?

В течение какого-то времени мужчины молча стояли друг против друга с горящими от ярости глазами. Ноа многое хотелось сказать этому типу, но внезапно его охватила безмерная усталость. Сколько раз они с директором сталкивались подобным образом? И результат был один и тот же. Он всегда оказывался перед неизменным выбором – подчиниться приказу либо отказаться от должности.

Не сказав больше ни слова, Ноа развернулся, вышел на улицу и направился к Сьюзен.

Она заметила его приближение и настороженно выпрямилась. Слабая улыбка тронула ее губы.

– Я задавалась вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем они пришлют кого-нибудь, чтобы меня припугнуть, но я никак не ожидала увидеть вас, доктор Брекинридж. Неужели вы служите у них мальчиком на побегушках?

– Зачем вы это делаете, Сьюзен?

– Думаю, ответ должен быть для вас очевидным. Если ваши знаменитости узнают о том, что их снимают, они могут потихоньку улетучиться. А остальные не один раз подумают, прежде чем появляться здесь. Вряд ли им придется по вкусу, если их фотографии появятся на страницах «Инсайдера».

– Вы что, служите в «Инсайдере» девочкой на побегушках? – спокойно парировал Ноа.

Она покраснела:

– Конечно, нет. Я не работаю на этот бульварный листок. Но я уверена, что они заинтересуются фотографиями некоторых из ваших именитых пациентов. Вроде Лейси Хьюстон.

– В этом я не сомневаюсь. Но о том, что Лейси находится здесь, уже известно всему миру и как раз благодаря стараниям Синди Ходжез.

– Есть и другие, – упрямо поджала губы девушка.

– Большинству из наших пациентов ровным счетом на все наплевать, Сьюзен. Что же до остальных, они не станут приезжать сюда открыто. Вы можете легко исковеркать их судьбы, если по вашей вине их присутствие здесь будет предано огласке.

Она вздернула подбородок.

– Это уж их трудности.

– Сьюзен, вы не можете говорить этого всерьез, – вздохнул Ноа. – Ведь это так низко и совсем недостойно вас.

Девушка вспыхнула.

– Однако не до такой степени низко, как само это место и те, кто здесь прячется от посторонних глаз.

– Я-то надеялся, у вас хватит здравого смысла, чтобы воздержаться от подобных замечаний. Почему бы вам просто не отправиться по-хорошему домой?

– Я никуда отсюда не уеду, и вы не можете меня заставить!

Какое-то время Ноа смотрел на нее в упор.

– Да, пожалуй, вы правы. – Неожиданно на его лице появилась ослепительная улыбка. – Послушайте, у меня есть к вам предложение. Я приглашаю вас на экскурсию по Клинике.

Даже если бы посреди летнего зноя выпал снег, Сьюзен не была бы поражена сильнее.

– Вы меня приглашаете? Но что вы хотите этим доказать?

Он пожал плечами:

– Может быть, и ничего. С другой стороны, есть вероятность – всего-навсего вероятность, что вы измените вашу точку зрения на многие вещи. Вам представится случай увидеть собственными глазами, как мы работаем, а также познакомиться с некоторыми из наших пациентов. Конечно, с теми из них, которые не будут возражать против встречи с вами.

Сьюзен все еще смотрела на него с недоверием. Он так чертовски привлекателен и так умеет расположить к себе собеседника, стоит ему только захотеть этого! Ноа отчасти напоминал Сьюзен ее отца. Отто Ченнинг тоже способен казаться неотразимым, если ему это нужно. Однако там все ограничивалось простой видимостью: отец всегда избегал более пристального взгляда собеседника, чтобы тот не разглядел таившуюся в глубине его души злобу.

– И никаких подвохов? – спросила она.

– О каких подвохах вы говорите? – Ноа развел руками. – Что я выиграю, пытаясь утаить от вас правду?

– Довольно много, но мне все равно нечего терять. – Она отошла от «фольксвагена». – Хорошо, экскурсия так экскурсия.