Наталия Терентьева - Знак неравенства Страница 22

На ее голос обернулось сразу несколько человек. Жанна протянула свой паспорт подбежавшему Борису.

— А ты-то что переполошился? Я не тебе… Заполни сам… гостевую карточку, а я распишусь.

Гид улыбнулся, показав мелкие чистенькие зубки:

— Конечно, Жанна Михайловна.

— И меньше выпендривайся.

Борис слабо улыбнулся и стоял, как будто не в силах уйти из-под взгляда Жанниных темных, чуть навыкате глаз, пока та ему не махнула:

— Ну, иди уж ты, ради бога… — Глядя, как тот, чуть склонив аккуратно подстриженную голову с редкими черными волосами к одному плечу, спешит к стойке администратора, Жанна негромко добавила, вздыхая: — И что ж тебя угораздило в сопроводилки-то попасть, такого… А ручки-то… холеные… и шейка-то слабая какая…

Она прицокнула языком, проводив взглядом Бориса, и широко раскрыла объятия навстречу Оксане. Та подошла, запыхавшись, и поцеловала подругу в большую мягкую щеку, сладко пахнущую любимыми Жанниными духами «Цветок от Кензо». Сильный, сладкий, на одной ноте, устойчивый запах настойчиво вытеснял все остальные запахи вокруг. Жанна сгребла маленькую Оксану в охапку и посадила рядом с собой. Та засмеялась, прижавшись к плечу подруги.

— Как добралась?

— Да уж… Насилу собралась, насилу добралась, — Жанна тоже засмеялась, — насилу в самолете покушала… дряни всякой… Тут как кормят?

— На убой! — Оксана вздохнула, достала тоненькую пачку сигарет, покрутила ее и убрала обратно в сумочку. — Кусок только в горло не лезет. — Она снова достала пачку и быстро закурила.

— Что? Опять двадцать пять? Орел наш в грусти и тоске? Я так и поняла, когда ты мне вчера сказала: «Все хорошо». Таким тоном говорят: «Все час как померли…» Ну и что на этот раз?

— Ой, Жанка… Сейчас пойдем, я тебе расскажу, надо посоветоваться. — Оксана положила маленькую ручку с ровненькими матово блестящими ноготками на огромную, тоже холеную и мягкую, руку подруги. — Хорошо, что ты приехала.

— Ну, это кому как. Мне пока не очень… — Жанна махнула рукой подошедшему к ним и остановившемуся на вежливом расстоянии Борису: — Давай! Иди сюда… — Взяв у него свой паспорт и карточку гостя, она тут же вернула ему кучу туристических проспектов, которые Борис сунул ей вместе с паспортом. — Убери это и не приставай больше ко мне. Я к подруге приехала, а не мотаться, башку свою под пули подставлять у вас тут. И что тут смотреть можно, кроме моря… Номер на каком этаже?

— На третьем, — корректно улыбнулся Борис, торопливо запихивая проспекты в большую папку.

Жанна спросила Оксану:

— А у вас?

— На четвертом.

— Поменяй на четвертый.

— Жанна Михална… Боюсь, там только Royal apartments.

Жанна досадливо поморщилась:

— Слушай, Боря, давай вот без этого, говори нормально.

— Пардон, королевские апартаменты.

— Да ладно уж, здесь — и королевские! В общем, что там есть, то и бери. Я тебя прошу, вот тебе деньги, — она дала ему толстую пачку купюр, — доплати сколько надо прямо сразу наличными, себе возьми полтинник… Помнишь еще, что такое полтинник?

Борис слабо улыбнулся, совершенно смятый Жанниной уверенностью и мощью.

— Больше не бери, остальное мне принеси. За этот полтинник знаешь что надо делать?

Молодой человек неуверенно кивнул.

Жанна громко объяснила:

— Русских уважать! Великую нацию! Ясно? У нас и без ваших выкрутасов все сложно. Пока ты здесь дурака валяешь, знаешь как все изменилось? О-о-о… я тебе потом отдельно расскажу… И этим скажи, быстроглазым, за стойкой, чтоб обращались ко мне на хорошем русском языке. Я отдыхать приехала. Иди уж, пожалуйста, не тормози. — Она обернулась к чуть съежившейся от ее напора подруге. — Сервис… Полчаса торчим в вестибюле. Новые «Жигули» утоплю, считай, в здешнем море за неделю отдыха.

Оксана засмеялась:

— Здесь ничего не тонет…

Жанна, наблюдая, как Борис послушно встал в конец образовавшейся очереди у стойки, негромко проговорила:

— Дерьма, значит, много…

Глава 5

После утренней службы Алена не торопясь складывала ноты, кивая последним уходящим певчим. В церкви уже почти никого не было. Сегодня во время службы она поймала себя на странной мысли: входя в церковь, она как будто чувствует себя под защитой. Может, так оно и есть? А вот есть ли на свете человек, способный убить в церкви? Алена тогда вздрогнула от собственной мысли и постаралась сосредоточиться на словах священника, который говорил о грехе прелюбодеяния и наказании за него. Очень кстати…

Проходя мимо иконостаса, Алена мельком бросила на него взгляд, на секунду отвернулась, потом снова повернула голову, словно кто-то ей это приказал. Как хочется верить так, как верят бабушки в чистых платочках… Но это невозможно. Бабули верят в реальных, очеловеченных богов, ангелов, угодников, наивно и просто.

Где-то в космосе есть место, где собрались все угодники кряду и раздают бабулям по их делам — бабе Таисии вернули потерянные очки, а у бабы Шуры отобрали две сотки на даче… Кто-то из их ровесников не верит совсем, и тем гораздо хуже, страшнее. Позади — недостроенный, несбывшийся коммунизм, впереди — черная яма смерти. А у бабы Таисии и подружки ее Шурки души полетят на небо, их там ждут, привечают да знаки всякие подают. И не оставят, когда телу совсем невмоготу станет таскать душу по земле.

У Алены раньше была подруга Яна, которую она знала с раннего детства — их родители снимали рядом дачи в деревне Петрово-Дальнее, в сторону от Волоколамки. Теперь там проходит Новорижская трасса и громоздятся особняки один краше и богаче другого, а раньше мальчишки гоняли петухов по канавам и рытвинам. Они и в Москве жили с Яной в одном районе и пошли в одну и ту же школу. Алена дружила с Яной почти тридцать лет. Это как раз Яна посоветовала ей три года назад пойти в эту церковь, чтобы практика в пении была, да и деньги здесь неплохие платят.

После школы Яна, как и Алена, хотела поступить в Гнесинский институт, но не попала, закончила только музыкальное училище. Голос у нее был слабоватый, а желание петь — огромное. Яна неожиданно увлеклась фольклором, стала ездить по деревням, собирать забытые песни, записывать голоса старушек с их дребезжащими, бесконечными напевами. И увлеклась еще и религией, бабушкиной, наивной и безыскусной.

По воскресеньям Яна меняла джинсы на длинные юбки, надевала большой цветастый платок и шла в церковь, стояла там всю службу, возвращаясь домой совершенно просветленная, с верой в себя, в Бога, который ее не оставит ни при каких обстоятельствах, с новыми друзьями, тоже верующими или церковными служками. У нее постепенно появилось и несколько знакомых, которых она одинаково называла «мои друзья», среди священников.