Шэрон Кендрик - Мщение или любовь Страница 22

— Я взялась за эту работу, чтобы попытаться выбросить его из памяти раз и навсегда, — на одном дыхании выпалила она.

— А вам это нужно? — мягко спросила Трисс. — Выбрасывать его из памяти?

— Да, нужно. И пожалуйста, не спрашивайте меня, почему. Я никак не могу вам этого сказать. Ни за что на свете! — Каких бы широких взглядов ни придерживалась Трисс, она обязательно придет в ужас, если Роми хотя бы намекнет о том, что произошло между ней и Домиником пять лет назад.

— Я не буду вас спрашивать, — заверила ее Трисс. — И пытаться обсуждать это тоже не буду — если, конечно, вы сами не захотите. Ваш секрет я никому не выдам, можете быть спокойны. Но одно я вам все-таки скажу: подвергать себя воздействию обаяния Доминика Дэшвуда целый уик-энд — это, скорее, значит накликать на себя беду, чем обрести лекарство, которое избавит вас от наваждения! Может, все-таки есть какой-то шанс на то, что вы двое сможете?.. — Она умолкла, не закончив фразы.

— Нет! — воскликнула Роми с силой, которая удивила, пожалуй, больше ее саму, чем Трисс. Потому что Роми не собиралась оставлять себе никаких ложных надежд в том, что касалось Доминика Дэшвуда. И еще потому, что начала осознавать: ей вообще не стоило сюда приезжать. Но теперь отступать слишком поздно. Кроме того, уик-энд — это всего лишь два дня. Два дня, в течение которых она сосредоточит свое внимание на всех отрицательных качествах Доминика! А к пяти часам в воскресенье она уже будет на пути домой в Кенсингтон, ободряемая знанием того, что ей не нужно больше его видеть. Роми улыбнулась Трисс, и теперь это была настоящая улыбка, от которой весело прищурились ее темные глаза.

— Я приехала сюда с определенной целью, — решительно сказала она. — И уж обязательно постараюсь ее добиться!

— Надеюсь, вы получите то, чего заслуживаете. — Трисс тепло улыбнулась в ответ. — Только ведь может оказаться, что это совсем не то, к чему вы стремитесь!

Роми бросила тревожный взгляд на часы.

— Боже мой! Я опаздываю! Мне еще нужно кое-что сделать, — сказала она Трисс извиняющимся тоном.

— Конечно, конечно. — Трисс наклонилась и еще раз понюхала розу, потом снова выпрямилась.

— Знаете, Роми, вам надо почаще так улыбаться, и тогда ни один мужчина не устоит перед вами!

— В том-то и беда, что Доминик — исключение! — Роми пожала плечами, потом импульсивно коснулась руки Трисс.

— Могу я надеяться, что вы никому не расскажете?

— А тут и рассказывать нечего, — объявила Трисс, заговорщически подмигнув Роми. — Не так ли? Но, разумеется, я никому не скажу. Даже Кормэку. Пока — нет. У мужчин часто все на лице написано! А Кормэк, боюсь, стал одним из этих невозможных новообращенных. Теперь, когда он сам отец и жених, он думает, что каждый мужчина должен вслед за ним устремиться к такой же благословенной домашней гавани! Но Боже упаси, если он скажет что-то подобное Доминику! Нет, не сейчас! — добавила она. — Увидимся вечером. — И, улыбнувшись Роми своей самой ослепительной улыбкой, Трисс пошла обратно через сад к себе домой.

Роми стала шарить в сумке, чтобы достать ключи от дома, которые прислал ей Доминик. Но когда она подошла, дверь ей открыла женщина лет пятидесяти в изящном темно-синем платье, которое было, по-видимому, вариантом форменной одежды. Она выглядит намного приветливее, чем тот, кто открывал ей эту дверь в прошлый раз, грустно подумала Роми, вспомнив темное, равнодушное лицо.

— Вы, должно быть, Эллен Марч, — сказала Роми, улыбаясь и протягивая руку. — Доминик говорил мне, что вы приедете помочь. А я — Роми Солзбери.

— Я знаю, — живо отозвалась Эллен. — Я работаю у него в столовой для ответственных сотрудников. И согласилась в эти выходные помочь. Никогда еще не видела Доминика таким взволнованным. Ужасно важный прием, да?

— Очевидно, — ответила Роми, не видя причин скрывать что-то от Эллен. Если они с Домиником обращаются друг к другу по имени, то явно работают в тесном контакте. — Он хочет купить какую-то землю, ему надо убедить владельцев, что он хороший парень и не будет своекорыстно эксплуатировать ни эту землю, ни людей.

— Ну, тогда я не вижу никакой проблемы для Доминика. — Эллен с нежностью улыбнулась. — Он действительно хороший парень. Точнее сказать, лучше не бывает.

— Неужели? — несколько недоверчиво откликнулась Роми — мысли ее были заняты другим. Все это ужасно сбивает с толку, думала она. Похоже, что Доминик очень располагает к себе женщин, с которыми его не связывают узы романтического свойства. Например, Трисс и Эллен. Почему же в таком случае он до сих пор не женился?

Эллен вручила ей конверт.

— Доминик оставил вам эту записку, просил передать ее вам, как только вы приедете. Для вас приготовлена синяя комната. Я могу вам показать ее прямо сейчас, если хотите.

— Спасибо, — сказала Роми, накинув на плечо ремень сумки и подняв свой кейс. — Я быстренько распакуюсь и посмотрю, что еще надо сделать.

Декор синей комнаты оказался смелым и ярким. Бирюза соперничала с кобальтом на стенах, и эти цвета, поражая глаз, должны были бы составлять диссонанс, но странным образом не составляли. Покрывало на большой кровати включало все оттенки синего, а шторы, представлявшие собой целые облака муслина, напоминали цветом бледный гиацинт. Подойдя к стеклянной двери и выглянув в сад, Роми была очарована. Когда увидела, что даже цветы, росшие прямо под ее окном, оказались синими — дельфиниумы, васильки, темно-синие, бархатистые анютины глазки. «Вот это действительно цветовое соответствие», — с восхищением подумала она. После того как Эллен ушла готовить чай, Роми села на кровать и вскрыла письмо Доминика.

Оно начиналось иронически:

«Прошу Вас заметить, что я отвел Вам лучшую комнату в доме. Хотя Вы, конечно, можете и не согласиться со мной — что, по всей видимости, просто рок, Роми, — учитывая, что комната рядом с Вашей — моя! Но не берите ничего в свою невинную головку по этому поводу, поскольку между комнатами нет соединяющей их двери, а если бы и была, то я не совершил бы такую глупость, как ломиться к Вам в комнату среди ночи. Другое дело, если Вы меня пригласите…»

Письмо было подписано просто: «Доминик». Прочитав этот отвратительный образчик сарказма, Роми презрительно порвала записку на мелкие кусочки и выбросила их в корзину для бумаг. Распаковывая вещи, она кипела от возмущения: надо же, до чего может докатиться человек в своем самомнении и себялюбии! Неужели он вправду думает, что может вот так просто продолжить все с того места, где остановился столько лет назад? Она скорчила гримасу в зеркало. Приходится смотреть на вещи трезво: если он действительно так думает, разве она может его в этом винить?