Ольга Егорова - Ложь во спасение Страница 22

Ободряя себя по пути этими размышлениями, он открыл балконную дверь и застыл на пороге, внезапно поняв, что не будет никаких упражнений с гантелями.

И, мелькнула странная мысль, вообще ничего уже больше не будет.

На плечиках, зацепленных за бельевую веревку, висел домашний спортивный костюм. Тот самый, который вчера Янка стирала в холодной воде, громыхая алюминиевым тазом по чугунной поверхности ванны.

Так вот, оказывается, как сходят с ума, тупо подумал Евгений, подходя ближе, чтобы убедиться, что этот костюм не галлюцинация. Он даже потрогал его руками – ткань была еще слегка влажной, не успела просохнуть до конца за ночь.

Белая вставка на груди, маленькая надпись «Nike», рукава и широкие лампасы на брюках – все было в темно-бурых пятнах. Пятна были разного размера, и самые маленькие из них напоминали брызги гранатового сока.

Это были те самые пятна, которые он уже видел вчера.

В глубине проймы виднелась голубая ручная строчка. Та самая голубая ручная строчка.

Это был тот самый костюм, который вчера вечером он вешал на плечики абсолютно чистым.

Попятившись назад, он больно ударился затылком о косяк балконной двери. Ничего не почувствовав, выскочил из спальни, миновал гостиную и, оказавшись на кухне, с силой захлопнул дверь. Дрожащими пальцами повернул язычок встроенного в ручку замка, опустился не глядя на табуретку и уставился прямо перед собой невидящим взглядом.

Кажется, впервые в жизни ему удалось почувствовать, как от страха шевелятся на голове волосы.

Ощущение было не из приятных.

По первому каналу шла утренняя информационно-развлекательная программа. Знаменитая на всю страну звезда эстрады делилась со страной секретами поддержания формы.

– Я забыла, как пахнет жареная картошка. А жареную картошку, поверьте, лет семь назад я любила больше всего на свете, – сказала звезда, печально улыбнувшись в камеру.

Лене стало ее даже чуточку жалко.

Просто она сама очень любила жареную картошку. До умопомрачения. И поэтому могла представить себе, какую жертву во имя красоты пришлось принести бедной звезде.

Она вздохнула. Да, это только кажется, что звезды эстрады сродни небожителям. Что в жизни у них все замечательно и вообще без проблем. На самом деле они, точно так же, как все земные люди, банально тоскуют иногда по жареной картошке. Разница лишь в том, что земные люди чаще всего тоскуют по картошке недолго. Просто берут картошку, жарят ее и перестают тосковать.

Звезды такой роскоши позволить себе не могут.

Певица исчезла с экрана, подарив на прощание всем поклонникам своего творчества и любителям жареной картошки еще одну грустную улыбку. Ведущая стала рассказывать почему-то о курсе валют Центробанка. Для Лены курс валют практического интереса не представлял, поэтому она переключила телевизор на другой канал.

– Травма черепно-мозговая, моя любо-о-овь… – донеслось с экрана.

Лена не любила эту песню. Потому что знала точно: песня – про нее.

Ее любовь – это именно черепно-мозговая травма, случившаяся почти двадцать три года назад, когда Лена была еще первоклассницей. Вся ее дальнейшая жизнь – лишь печально затянувшееся последствие той травмы. Любовь у всех начинается по-разному. А у Лены она началась с сотрясения мозга.

Из-за особенного, чересчур трепетного отношения к датам Лена всегда знала точный срок своей любви. На сегодняшний день продолжительность этой любви составляла двадцать два года, два месяца и четыре дня, что приблизительно соответствовало продолжительности ее сознательной жизни. Семь лет, прожитых без любви, не в счет. Они были не такими уж и сознательными.

В тот день Лена, как и полагается любой девочке, достигшей или почти достигшей семилетнего возраста, пришла учиться в первый класс. Отстояла вместе с другими первоклассниками торжественную линейку и под руководством учительницы, за руку с другой, пока еще не знакомой, первоклассницей, направилась в классный кабинет.

На пороге классного кабинета это и случилось.

Лена споткнулась о порог. И споткнулась так неудачно, что упала назад, раскинув руки, прямо на спину. Да так саданулась затылком о мраморный пол коридора, что потеряла сознание.

А очнувшись, увидела его.

Мальчик с черной кудрявой головой, в точно таких же, как у нее, очках с толстыми линзами, склонился над Леной и широко и радостно улыбнулся, увидев, что Лена открыла глаза.

Вокруг толпились дети и взрослые – Лена видела множество ног в белых носочках и ажурных гольфиках, стрелки на брюках, уходящие куда-то в потолок, а может быть, еще выше – в небо. Она как-то сразу поняла, что все эти дети и взрослые сейчас не имеют никакого отношения к ним двоим. К ней и кудрявому мальчику в очках. Во всеобщей суете никто и не заметил, что Лена пришла в себя, а мальчик, склонивший свое лицо над лицом Лены, тихо сказал ей:

– Привет.

– Привет, – ответила она, стараясь говорить бодро, потому что ясно видела тревогу в глазах у кудрявого мальчика. Ей захотелось почему-то его успокоить.

Но по всей видимости, этот ее «привет» прозвучал удручающе. Потому что мальчик вдруг нахмурился и попросил ее жалобным шепотом:

– Ты только не умирай, ладно? Потерпи еще немного, сейчас Катерина Федоровна придет и тебя вылечит.

– А кто такая Катерина Федоровна? – все тем же бледным голосом спросила Лена.

– Это врач. За ней наша учительница побежала. Так ты не умрешь?

– Не умру, – пообещала Лена, хотя и не была в этом уверена. Голова страшно болела, и к горлу подступала тошнота. Может быть, именно так и умирают люди?

В ожидании Катерины Федоровны, за которой побежала учительница, они продолжали тихонько шептаться, не замеченные никем из одноклассников.

– Меня Женькой зовут, – сообщил кудрявый мальчик.

– А меня – Леной, – ответила Лена, подумав, что имя Женька – самое замечательное из всех мальчишеских имен, которые ей доводилось слышать.

– У тебя тоже зрение плохое? «Плюс» или «минус»?

– Минус три, – сообщила Лена, очень надеясь, что у мальчика Женьки зрение тоже окажется «минус».

– И у меня «минус», – обрадовал ее Женька, деловито пояснив: – Это называется близорукость.

Лена и без него знала прекрасно, что ее зрение называется близорукостью, но умничать не стала.

– Я часто в темноте читаю, – продолжал Женька, а Лена с интересом его слушала. – И телевизор много смотрю, мультики и разные взрослые фильмы. Поэтому у меня и близорукость. А у тебя?

– У меня… – Лена не знала, что сказать в ответ. Было как-то несолидно признаваться Женьке, что взрослые фильмы ей смотреть не разрешают, а читать она еще пока вообще не умеет. От стыда ей даже захотелось снова потерять сознание – чтобы не пришлось отвечать на вопрос.