Елена Гайворонская - Роман с небоскребом Страница 22

– А что тебя удивляет? – Я знала, что отвечать вопросом на вопрос дурной тон, но мне было не до политесов.

– А муж есть?

– И муж есть. А что, – съязвила я, – по-твоему, на мне нельзя жениться?

– Нет, но… – замялся Кузьмин.

– Ну, пока. – Я предприняла очередную попытку отправиться восвояси, но бывший одноклассник бесцеремонно удержал меня за локоть.

– Садись, подвезу.

– Вообще-то я почти пришла.

– Значит, здесь живешь? Где раньше?

– Да.

– Чем занимаешься?

– Учусь в институте. – Я не стала распространяться про торговлю.

– Значит, замуж вышла… А я-то думал, почему ты мне тогда не ответила… – Кузьмин нехорошо ухмыльнулся. – Видишь, освободился досрочно. Теперь у меня все в ажуре.

– Коль, – сказала я, собрав остатки терпения, – я очень за тебя рада, но сейчас тороплюсь. Извини. В другой раз поболтаем.

Казалось, он меня не слышал. И мне на миг сделалось не по себе от пристального сумрачного взгляда.

– И чем же занимается твой муж?

– Он научный работник.

– Ученый… – Его губы покривились в злой пренебрежительной усмешке. – Небось получает три копейки? Кому сейчас нужно ваше хваленое высшее образование?

– Не твое дело! – сорвалась я. – Сколько ни есть, все наши, у тебя взаймы не попрошу.

– Да ты посмотри на себя! – выдохнул Кузьмин, приблизив свое лицо к моему так близко, что я ощутила запах сигарет, смешанный с противно-приторным одеколоном. – В кого превратилась?! Ты же была принцесса! Королева! А сейчас? Моль бледная! Я на тебя молиться был готов! Я и сейчас готов… – Он задышал тяжело, точно бежал в гору. – Брось своего неудачника мужа. Возьми ребенка, и поедем. У тебя будет все, что захочешь: квартира, машина, бабки… Махнем на Канары…

Он говорил что-то еще, но я словно выключилась. Я не слышала, потому что в тот момент вдруг осознала, чем ужасна бедность. Не отсутствием деликатесов за столом, не дешевыми шмотками, не облупленными стенами, не невозможностью что-то приобрести или отправиться летом на курорт… даже не высокомерно-снисходительными взглядами жен внезапно разбогатевших слесарей и таксистов. Все это нестрашно. И простая еда может быть не менее вкусной, чем ресторанный ужин. И в рыночной одежде можно выглядеть лучше, чем в дорогих безвкусных тряпках. Ночи любви в хрущевке не менее сладки, чем в пентхаусе. На Волге можно отдохнуть и загореть не хуже, чем на модном курорте. А на глупых баб просто не нужно обращать внимания. Это все мелочи по сравнению с тем, что некое тупое ничтожество, обладающее единственным сомнительным достоинством – тугим кошельком, которое прежде и подойти бы не решилось, вдруг, осмелев, пытается назначить тебе цену, купить, словно ты изысканный деликатес, авторская шмотка, шикарная игрушка…

Наверное, он принял мое молчание за размышление, поэтому тоже умолк, продолжая сверлить меня жадным горячим взглядом, в котором разгоралась надежда.

– Коль, – медленно проговорила я, – не пойму, у меня на лбу что, ценник прилеплен? Или объявление: ищу спонсора? Ты не по адресу обратился. Я проституцией не занимаюсь. Хочешь, открою секрет? Трясти перед женщиной бумажником начинает только тот, у кого нет ни одного другого достоинства. Тебе самому не противно сознавать, что любят не тебя, а твои драгоценные бабки? И если вдруг ты завтра их лишишься, станешь на фиг не нужен? Деньги приходят и уходят, а чувства – любовь, уважение, дружба, преданность – неизменны, и в магазине их не купишь ни за рубли, ни за доллары. Я люблю своего мужа и не променяю его даже на Ротшильда. Понятно? Тогда до свидания. Отойди с дороги.

Наши взгляды скрестились, и мне вдруг показалось, что Кузьмин меня ударит – столько злого отчаяния отразилось на его лице. Я даже рефлекторно дернула рукой, чтобы заслониться – жест самозащиты, засевший глубоко в подсознании на инстинктивном уровне, выдающий отвратительный тайный страх, который я так и не сумела изжить с раннего детства. Усилием воли я оборвала это движение, затем оттолкнула Кольку с дороги и продолжила прерванный путь.

– Дура! – заорал мне вслед Кузьмин. – Ты просто дура набитая! Сука! Стерва!

Тысячи ответных ругательств клокотали у меня на языке, щеки яростно горели. Но я удалялась молча, вздернув подбородок, выпрямив спину, развернув плечи, не оглядываясь, как уходила бы Лидия Соколова. Мне хотелось думать, что она поступила бы именно так.

Дома я, наконец, дала волю эмоциям, высказала все, что думала о государстве, законах, реформах и милиции. Про встречу с Колькой Кузьминым упоминать не стала – он того не стоил. Мама не перебивала, понимала, что мне надо выговориться. Наверное, я громко орала, потому что Ванечка проснулся и заплакал. Мама взяла его на руки, а мне сказала:

– Ложись спать.

Я ответила, что полежу десять минут, а потом встану и пойду разыскивать мужа. Упала на кровать и бессильно заснула. Очнулась от мягкого скольжения теплых губ от щеки к уголку рта. Открыла глаза, бросилась мужу на шею, зарылась лицом в пропахшую сигаретным дымом рубаху.

– Все в порядке, – сказал Сережка.

– Что они тобой сделали?!

– Да ничего, – он погладил мои спутанные волосы, – взяли штраф за торговлю в неположенном месте. Ну и договорился, подарил пару маек и шорты, чтобы долго не держали. А то там народищу… Можно сутки проторчать. И позвонить не дают. А ты испугалась? Бедная моя… – пробормотал растроганно.

– Сейчас чего только не пишут про бесчинства милиции…

– Что с нас взять, кроме китайских футболок? – улыбался Сережка. – Не того полета птицы. Завтра рынок откроют, продадим остатки. Давай я сам, а ты передохни, выспись, побудь с Ванькой.

– Нет, я тоже поеду. – Я упрямо насупила брови.

Сережка потрепал меня по голове.

– Помнишь, в день, когда мы познакомились, с нами был Дима? Ему еще твоя подруга Зоя понравилась.

– Блондинчик в очках? Помню, конечно. И где он теперь?

– Науку бросил. Пытается заняться бизнесом. – Сережка печально усмехнулся. – Все потихоньку уходят, уезжают… Неужели – все, конец? Наверное, пора и мне в это поверить… Вот только бизнесмен из меня вряд ли получится… Я никогда не стремился делать деньги… Но образование и мозги сейчас никому не нужны.

Я тяжело вздохнула, опуская голову на подушку.

Блондинчик Дима, Зайка… Персонажи из другой жизни. Словно из старого кино – доброго, наивного, нереального…

На днях Зайка прислала счастливое суматошное письмо, в котором описывала приготовления к свадьбе. Единственное, о чем она сожалела, – о нашем с Крис отсутствии на торжестве. К письму прилагались фотографии улыбающихся Зайки и Эдика, шелкового платья, стоившего кучу денег, перчаток по локоть, изящных туфелек, сногсшибательного белья и эйлатского пятизвездника, в люксе которого молодая чета собиралась провести медовый месяц. Отель стоял на берегу моря, вид из окон верхних этажей обещал быть великолепным.