Ирина Мазаева - Тетрис с холостяками Страница 22

– Я так ждала вашего звонка...

– Да я просто сижу, пятница, нечего делать, дай, думаю, в редакцию звякну... – пояснил Профсоюзник скучным голосом, но Эллочка его настроения не заметила и продолжала свое:

– ...Мы так странно с вами поговорили в прошлый раз...

– Как – странно? – Бесстыжий Профсоюзник прикидывался, что ничего особенно не произошло.

– Ну, э-э... Вы говорили про коллективный договор... и вы тогда сидели рядом... и...

– А, вас так задело, что коллективный договор – это фикция? – лениво протянул он и даже, кажется, зевнул в трубку.

Эллочка обалдела.

– ВЫ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ НЕ МОЖЕТЕ, КАК МЕНЯ ЗАДЕЛА ЭТА ВАША ФИКЦИЯ! – взревела Эллочка, как взлетающий «Боинг», и кинула трубку на рычаг.

Бубнов, со своей стороны, довольно, как муха, севшая на варенье, потер ручки и, закинув голову назад, стал мечтательно почесывать кадык. Мировые законы были на его стороне.

Глава двенадцатая,

в которой Эллочка окончательно теряет голову

Все было бы очень хорошо, если бы в пятницу все на этом и закончилось. Но! Но вечером, когда Эллочка уже выключила компьютер, три раза посмотрелась в зеркало, пять раз подкрасила губки, в дверь ее кабинета постучали. Сердце – этот уникальный датчик – тут же зашлось дробью, ножки подкосились, и Эллочка, еле живая, с трудом выдавила из себя:

– Да-да...

И вошел Профсоюзник.

И не просто вошел – вкрался, втерся в узкое пространство между приоткрытой дверью и косяком, просочился, как неприятный запах из гальванического цеха, внедрился, как шпион.

– Элла! – Он нервно схватил Эллочку повыше локтей и прижал к стене. – На заводе творится что-то неописуемое, кругом интриги, готовится теракт – черт знает что творится в этом мире! Какая разница! В жизни, в жизни моей творится что-то непонятное и пугающее. Мне нужно с вами поговорить!

Эллочка еще билась поначалу в его руках, уворачивалась от взволнованного шепота, обиженная на «фикцию», а потом сдалась, прошептала:

– Садитесь, поговорим...

– Что вы! – Отпустив ее, театрально заломил руки Бубнов. – Не здесь! Надо срочно уезжать, убегать отсюда! – схватил ее в охапку и потащил.

На белой профсоюзной «Волге» они прикатили в ресторан. Профсоюзник заказал вина и еды и все подливал и подливал Эллочке... Эллочка сидела уже вся никакая от нахлынувших на нее чувств и мучительно вспоминала, какое на ней белье: то, новое, в кружавчиках, или ей снова с утра второпях подвернулись мамины хлопчатобумажные запасы. Профсоюзник же снова, как в кабинете, стал хватать ее за руки и шептать:

– Вы слышали что-нибудь про ОЯТ? – прошептал Бубнов.

– О-о! – обессиленно выдохнула Эллочка, не понимая ровным счетом ничего.

– Ну? – Профсоюзник сжал ее руки еще сильнее. – ОЯТ – отработанное ядерное топливо! Вы слышали, что наша страна начала принимать отходы на хранение?

Эллочка, всеми силами пытаясь собрать в кучу остатки интеллекта, кивнула.

– Контейнеры будут делать у нас на предприятии, поэтому Окунев и заинтересовался нами и стал вкладывать деньги. Ведь и в советское время в обстановке повышенной секретности на предприятии работал специальный цех. Делали КНМ – каркасно-надувные макеты, имитаторы военной техники. Каркас из труб, сверху брезент. Загрузят такими целый поезд и везут открыто. Американцы отследят и в ужасе рапортуют: русские технику повезли, что-то замышляют... Официально завод не военный, а на самом деле... К нам и «головастики» приезжали... Я с ними виделся.

– Кто?..

– Ну, те, кто боеголовки ядерные привозит.

– Ядерные боеголовки! – ахнула Эллочка.

Профсоюзник молча многозначительно кивнул. Остальное дорисовало Эллочкино воображение.

Эллочка неожиданно вспомнила свое детство.

В советской стране первоклассники знали такие слова, как «облучение», «радиация», «атомный гриб», и умели шить ватно-марлевые повязки, надевать противогазы. Эллочка хорошо помнила вой сирен за окном школы, помнила, как все бежали в бомбоубежище, чтобы, когда начнется всамделишная атомная война, быть к этому готовыми.

Она не хотела быть готовой к атомной войне. Слушая, что падать на землю на открытом пространстве следует не головой к взрыву, а обязательно – ногами, сутью своей, детской наивной тягой к жизни она понимала, что в любом случае – умрут все...

Но детство – на то оно и детство: все быстро забывается. Стали забываться слова «радиация» и «атомный». В 1986 году – это потом, гораздо позже, Эллочка вспомнила этот год, соотнесла даты, – в 1986 году, в мае, ее родителям случайно достались три дешевые путевки на Украину. На юге все было так ярко, необычно. Там вовсю продавали крупную спелую клубнику, и вода в реке уже была теплая. Только местные почему-то не купались, стояли и смотрели с берега, но ничего не говорили.

И вот теперь здесь, на предприятии, где она работала, у нее под боком, кто-то собирает ракеты с ядерными боеголовками! У Эллочки в голове это не укладывалось. Она разволновалась. Схватила бутылку и залпом опустошила ее.

– Вы думаете, ваш Пупкин – просто фотограф? – добил ее Профсоюзник.

Из ресторана поехали в казино. Эллочке казалось, что все, завтра непременно начнется война и все умрут. И не будет балов, скачек, прогулок... Не будет завода, ее, Маринки, Бубнова... Вообще – завтра не будет, а есть только сегодня, и нужно жить.

Сели за покерный стол с самыми мизерными ставками. Но Эллочке все это было непонятно. К тому же и денег на столе не было, а только фишки разных цветов. Ставишь на кон фишку, а сколько это денег? Сколько выигрываешь, сколько проигрываешь? Но каждой новой фишке в их общей кучке Эллочка радовалась, как ребенок. Начинала смеяться и хлопать в ладоши. Профсоюзник притягивал ее к себе рукой, засунутой под кофточку и даже под бюстгальтер, и целовал в шею. Эллочке было щекотно, и она смеялась еще громче. За соседним столом, где ставки были намного больше, люди проигрывали машины, дачи, состояния... Молча и сосредоточенно. Сердито оглядываясь на Эллочку.

Напротив Эллочки сидела полная дама со множеством перстней на пальцах, а рядом с Эллочкой – она только сейчас заметила – тощий юноша с бородкой и в очках. Впрочем, он тут же встал и отошел к рулетке. Эллочка потянула Бубнова к рулетке. Фишек у них было уже гораздо меньше.

Кто-то всунул бокал Эллочке в руку. Ей было жарко, и она выпила его залпом, ожидая свежести. Эллочка так волновалась, так волновалась, ноги не держали ее.

– У вас есть любимое число? – спросил Профсоюзник.

– Нет... А зачем вам?..

– Надо на что-то ставить. И у меня нет...

– Ставьте на зеро, – сказал кто-то рядом.

Эллочка быстренько вытащила фишки из рук Профсоюзника и шлепнула все на зеро. Он испуганно хотел было забрать, оставить одну, но Эллочка тут же повисла на нем, а крупье сказал: