Контракт на гордость (СИ) - Гранд Алекса Страница 22

Стоит мне только подойти к толпе танцующих, как ярким светом вспыхивает желание вырвать руки с ногами тому дизайнеру, который придумывал ультракороткое черное платье, болтающееся на Лизе. Но я держусь и даже не собираюсь вправлять нос застывшему напротив нее шкафу. Я подхватываю ее на руки, как будто она ничего не весит, и выношу на улицу. Легкий ветер холодит кожу и немного приводит в порядок горячую голову.

– Я ведь тебе никогда не врал, Лиз, – набрасываю ей на плечи свою куртку и замираю сантиметрах в двадцати от Истоминой, рассматривая острые выступающие ключицы, подведенные черным и оттого ярче сияющие зеленые глаза и аккуратный чуть вздернутый нос.

Какая она красивая, аж дух перехватывает. Сказать многое хочется, объяснить, только слова прилипают к небу, отказываясь вылетать изо рта. Да и Лизка совсем мне не помогает, обвивает руки вокруг шеи, и я уже сам не замечаю, как проваливаюсь в стирающий все мысли поцелуй. Ее губы мягкие и податливые, дыхание жаркое и прерывистое, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не посадить ее на капот и прямо перед зданием клуба не сдернуть с нее блестящую тряпку к чертовой матери.

– Я же не железный, Лиз, – отрываюсь от ее рта и утыкаюсь носом в ямочку на шее. Как же сложно-то, а. – Ты пьяная и завтра пожалеешь.

– А раньше тебя это не останавливало, – озорно смеется Лизавета и как будто специально меня провоцирует, отчего хочется плюнуть на образ английского джентльмена и утащить ее к себе.

– Садись, Истомина, домой тебя отвезу. Позже обо всем поговорим, – к моему удивлению, она не спорит. Только медленно опускается на пассажирское сидение, демонстрируя изгиб тонкой талии и офигенные стройные ноги.

 Салон бэхи (имеется в виду автомобиль марки BMW – прим. автора) моментально пропитывается запахом ее цитрусовых духов, а я сглатываю слюну, не в состоянии вытряхнуть из головы картинки нашего с Лизой поцелуя и с силой вдавливаю пальцы в кожаную оплетку руля. Злюсь на себя, на Калугину и на весь белый свет и не нарочно проезжаю нужный поворот.

– Как хорошо, что ты все-таки не так сильно изменился, Саш, – тихо-тихо роняет Истомина и наклоняется, чтобы снять грубые черные ботинки на шнуровке и отставить их в угол. Грациозным движением она закидывает ноги на приборную панель и лениво, по-кошачьи потягивается.

Ее б***ские черные чулки с кружевной резинкой только усугубляют ситуацию, и я уже совершенно точно не собираюсь никуда разворачивать, гадая, какой комплект надет сегодня на Лизе. В конце концов, я живой человек, а не слепой безэмоциональный робот.

– Это нормальное поведение нормального мужика рядом с девушкой, которая ему очень нравится, – раздраженно сообщаю Истоминой и продолжаю беситься, потому что благородного рыцаря из Саши Волкова не вышло.

А дальше все как на засвеченной фотопленке. Неясные кадры. Подземная парковка. Все понимающий консьерж. Лифт с зеркалом до пола. И Лизина дрожащая ладонь в моей руке.

Долго ищу чертовы ключи, матерюсь, а Истомина улыбается краешком губ. И без единого слова достает их из заднего кармана моих джинсов, как фокусник – кролика из шляпы. Притягиваю ее к себе, утыкаюсь носом в макушку и будто сам пропитываюсь едва уловимым цитрусовым ароматом.

– Не пожалеешь? – не знаю, зачем спрашиваю, отпирая замок, потому что для себя давно уже все решил. Еще там на парковке. Или раньше – в тот самый день, когда контракт подписывал и мечтал сорвать чужое кольцо с ее безымянного пальца.

– Нет, – выдыхает твердо и уверенно мне в шею, отчего тепло расползается по всему телу.

С диким гвалтом вваливаемся в прихожую, роняем торшер и смеемся, как два подростка, обманувшие родителей и попавшие в кино на сеанс «восемнадцать плюс». Помогаю Лизе выпутаться из больших рукавов моей куртки, бережно веду ладонями по нежной коже и застываю у тонких запястий. Наваждение какое-то.

Истомина облизывает пересохшие губы, смотрит на меня доверчиво и подается вперед, пристав на цыпочки. Красивая такая, хрупкая и слабая, несмотря на всю ее браваду и немаленький штат подчиненных. Не меньше других, если не больше нуждающаяся в ласке. И я целую ее медленно, растягивая удовольствие, и, подхватив на руки, несу в спальню, чтобы там распластать по темно-синему шелковому покрывалу.

– Все по-настоящему, Лиз, – мне очень важно сказать ей это сейчас, до того, как окончательно снесет крышу и рванут уже искрящие предохранители. Потому что теперь у меня за плечами огромный багаж из опыта и разочарований, а еще я научился отличать алмазы от пустых стекляшек, пусть на это и ушли долгие семь лет.

И я отчаянно пытаюсь быть терпеливым, аккуратно стаскивая с Истоминой платье, но она сама торопится. Сдергивает с меня толстовку, подается навстречу и обвивается ногами вокруг бедер, в считанные секунды сжигая мой хваленый самоконтроль. И вот я уже жадно впиваюсь в ее рот, клеймя и стирая любые воспоминания о тех, кто был до меня. 

– Саша, я тебя очень…, – ее тихое странное признание слышится громче крика. Отдает под ребрами, покалывает кончики пальцев и высоковольтным разрядом бьет прямо в сердце. А еще заставляет чувствовать себя стопроцентным кретином, который так долго отказывался от невероятной девушки.

За окном рассветает, небо окрашивается в нежно-розовый цвет, а я все никак не могу ей надышаться и совершенно точно не хочу ее никуда отпускать. Никаких ранних такси, раздельных ночевок и прочей ерунды, в конце концов, мы давно не дети. Меня уже не ждет до утра мама с извечным вопросом, где я шатался, а Лизе вряд ли что-то скажет строгий отец, находящийся больше, чем за тысячу километров и наверняка мечтающий о внуках.

Я проваливаюсь в сон под Лизино мерное дыхание и пропускаю все пять заведенных будильников, зато чувствую себя предельно бодрым и отдохнувшим. Только вот отсутствие Истоминой под боком наждачкой проходится по нервам – неужели уехала? Но спустя пару минут из кухни доносится звук кофеварки, и я расслабленно откидываюсь на подушки.

– Кофе будешь? – Лиза балансирует с накрытым на двоих подносом, а я не могу оторваться от наброшенной на голое тело рубашки. Моей рубашки. Теперь я точно знаю, как выглядит висящий на завоеванной крепости флаг.

– Лиз, у меня к тебе серьезно, – забираю у нее из рук дымящийся американо и считаю нужным повторить на случай, если я не был достаточно убедительным вчера.

– Волков, – она пристраивается рядом и, вгрызаясь зубами в гренку с сыром, бормочет: – если ты думал, что я с утра буду выедать тебе мозг ложечкой, то ты не по адресу. Завтракай.

Глава 23

Лиза

Совесть? Это ты про ту штуку, которая

дает о себе знать, когда нет логичных

причин вести себя так, как от тебя требуют?

(с) к/ф «Доктор Хаус».

– Завтракай, – бросаю, кажется, переставшему дышать Волкову и с трудом прячу ухмылку, когда он отмирает и утаскивает с тарелки тост с черничным вареньем. К моей радости, обнаружившимся в холостяцком холодильнике вместе с приличным куском Маасдама, сливками и брикетом масла.

Вчерашние события проносятся перед глазами пестрыми картинками, но я совершенно ни о чем не жалею. Ни о мятых простынях, ни о порванных в порыве страсти чулках, ни о треснувшем стекле упавшего на пол айфона. Уж если я чему и научилась к двадцати восьми годам, так это гулять на широкую ногу и никогда не жалеть о последствиях принятых решений. Да и Сашка совсем не похож на любовника, мечтающего выскочить на балкон и сбежать при первой удобной возможности.

– Лиз, – сексуальная хрипотца его низкого голоса завораживает, окуная в волны тепла и ласки, и буквально вынуждает ответить «да» на любой даже не заданный еще вопрос. – А ты меня простишь за то, что пришлось так долго ждать?

Я бы простила его и за убийство Кеннеди, и за скачок курса доллара и бог знает, за что еще. Но об этом я скромно умалчиваю, утыкаясь носом ему в грудь и очерчивая пальцем треугольник из родинок на правом боку. Наша близость такая уютная и такая настоящая, что мне и самой не верится. И, конечно, она не может длиться вечно, потому что у Волкова как обычно горят сроки, лажают сотрудники и срывают сдачу работ подрядчики.