Мой любимый враг - Елена Алексеевна Шолохова Страница 22

Последние дни только Диана мне и написывала там. С друзьями из Питера мы общались преимущественно в телеге или вайбере. А вконтактом я уже давно не пользовался. Снести, что ли, акк совсем? Или лучше поменять настройки, чтобы никто не писал…

Но это оказалось сообщение вовсе не от Красовской. Точнее, даже не сообщение, а заявка в друзья от Тани Ларионовой…

20

Таня

Девчонки наши – идиотки! Непроходимые, упертые, слепые. Зеленцова их надурила, а они поверили, сразу, безоговорочно, ни на секунду не засомневались. Даже Филимонова, которая мнит себя наимудрейшей, и та купилась на выдумки Зеленцовой.

Только беда в том, что это их она надурила, а меня подставила…

И теперь они как стая заполошных кур верещат, какая я подлая, двуличная, злобная и завистливая. Потому что, оказывается, я в переписке с Женькой писала про всех сплошные гадости. Не Зеленцова, а я. Всех своих одноклассниц и одноклассников якобы полоскала за спиной.

Причем сначала они молчали, а я недоумевала, что случилось. Потом выловила Ленку Баранову в туалете и приперла к стене.

– Не выйдешь отсюда, пока не скажешь, что за фигня творится, – пригрозила я, схватив её за локоть.

Угрожала я, разумеется, не всерьёз, но Баранова поверила. Занервничала сразу, руку попыталась выдернуть, но в итоге сдалась:

– А ты думала, что никто не узнает? Всё рано или поздно всплывает. Всё когда-нибудь становится явным!

– Ой, давай только без философии. Ну, соврала я про отца. Вам-то какая разница?

– Да при чем тут твой отец? Хотя это тоже, знаешь ли, показатель… но, по большому счету, всем плевать на твоего папашу. А вот то, как ты нас за глаза обсирала…

– Что? Кого это? Когда?

Баранова взвела глаза к потолку с выражением: «Ну да, ну да, так она мне и поверила». Потом посмотрела на меня и как будто что-то процитировала:

– Эта Баранова строит из себя не пойми кого, а у самой ноги как турецкие сабли. Я б на ее месте носила бы только шаровары или макси. Или вообще убилась бы.

– Что за бред? – всё ещё не понимала я.

– Скажешь, не твои слова?

– Конечно, не мои!

Она достала из сумки телефон, поводила пальцем по экрану, затем показала мне.

Это был скрин какой-то переписки из ВК. Правда, давней, судя по дате, но все равно я такого не писала. Никому и никогда. И ни про кого. Однако имя возле сообщения стояло моё.

Как это возможно? Ну не отшибло же у меня память! А заодно и сознание.

– Я этого не писала!

– Ну, конечно, кто-то другой от твоего имени все эти годы обсирал наш класс. Какие мы все убогие, тупые, стремные. Женька нам показала твое творчество.

– Какое творчество? – тупила я.

– Скрины твоих сообщений. Про кого и что ты писала.

– Это бред какой-то! Зеленцова просто врет!

– Да ну? И про папашу твоего тоже Зеленцова врала?

– Это тут при чем?

– При том, что ты – лживая и завистливая. Мы к тебе все нормально относились. И я тоже. А ты…

– А что я? Лена, ты – глухая? Я не писала ничего такого. Я даже не знала, что у тебя кривые ноги.

Баранова вдруг вспыхнула, резко метнулась к двери.

– Да пошла ты! Сама ты кривая! Правильно Женька сказала – сучка ты... подлая и двуличная.

Она выскочила из уборной, оставив меня переваривать услышанное.

Позже оказалось, что половина класса получила такие вот скрины. Даже Гольц. Хотя нет, ему Женька отправила не фальшивый скрин, а переслала настоящую переписку, только частичную и выдернутую из контекста.

Да, к сожалению, мои высказывания о Гольце были и правда мои. Но стародавние! Это когда он мне ещё не нравился, а Женька его расхваливала безостановочно, аж до тошноты. Ну и я в шутку иногда писала ей назло, что он… немного мямля и ничего в нем примечательного нет. Ну и потом, когда мы на пару с ней ругали его за то, что встречается с Ингой Седых… мол, гад какой. И если уж на то пошло – Женька куда больше его ругала, а я так, поддакивала. Поэтому и эта правда была не совсем правдой.

Но всё остальное – это уже совершенно точно не моих рук дело. Только все думали иначе. Полуправда о Гольце убедила всех, что я действительно такая, что всякие гадости про всех пишу, что сплетни распускаю… А из-за моей лжи про отца меня сразу записали в лгунью, и никто, вообще никто, даже слушать меня не хотел.

Я даже предлагала почитать переписки в своем телефоне, хотя там много личного, не для чужих глаз. Но эти дуры только отмахнулись:

– Угу. Ты же давно всё подчистила.

Невозможно было до них достучаться! Хоть из кожи вон выпрыгивай.

И как правдоподобно изображала праведный гнев Зеленцова! Я даже не догадывалась, какая она талантливая актриса. Да и мне до последнего не верилось, что она вдруг стала такой сволочью…

Я понятия не имею, как она всё это устроила. В фотошопе, наверное, поработала. Так больно было от её предательства, до слёз... но ещё хуже – вот эта несправедливость. Меня обвиняли в том, в чем я не виновата, презирали за это и ненавидели, тупо не веря ни одному моему слову. От этого меня буквально разрывало.

В беспомощном отчаянии я сорвалась на крик:

– Да пошли вы!

Хотела им крикнуть, какие они дуры и ещё много всего, но тут увидела новенького из 11 «А». Он спускался по лестнице и смотрел прямо на меня. На его взгляд я и напоролась – по-другому тут не скажешь. И сразу, как тогда с ашками, все ругательства застряли в горле. Даже