Дарья Волкова - Большие люди Страница 22

- Почему? - она вдруг мечтательно улыбается. - Уже второе воскресенье у меня свободное. Завела себе практику по воскресеньям не работать. Мне понравилось!

- Значит, до воскресенья?

- Ну, надо же, - она качает головой. - Вариант отказа не рассматривается?

Далее следует миниатюра "глазки котика из "Шрека"" в исполнении Георгия Александровича Жидких.

- Лютииик.... Неужели ты мне откажешь?..

Люся не выдерживает и смеется.

- Ладно, сиротка. Будет тебе кино и попкорн.

- Чудненько!

- А скажи-ка мне, Гоша...

- Что?.. - он мгновенно настораживается, чувствуя подвох.

- Неужели ты разыскал меня и приехал только ради того, чтобы извиниться?

- Ты что, мне не веришь? - он показно обижен. - Между прочим, я человек с тонкой душевной организацией и обостренным чувством справедливости! Это Гришка - Шрек бесчувственный.

- Ну-ну... - Люся смотрит на него недоверчиво. А потом, придя к каким-то выводам: - Ты гимнастику делаешь?

Ответом ей смущенное молчание.

- Тааак... Спина болит?

Снова молчание.

- Руки? Руки немеют?

Судя по тишине на кухне, на Георгия нашел внезапный приступ немоты.

- Раздевайся.

- Что, догола? - он снова пытается бравировать.

- Догола! И ремень из штанов вытащи. Пороть тебя буду!

- Лютик, ну ты чего?..

- Рубашку снимай! - она шутить не настроена. И, после того, как он растерянно, но послушно исполнил требуемое: - Спиной ко мне повернись.

Ее ладони прошлись по спине, где-то мягко, где-то прижимая. На ее короткие: "Тут больно?" он отвечает преимущественно стонами. Опытные пальцы надавливают именно туда, где больнее всего. Точно знают, куда надавливать.

- Гоша, Гоша... Ну, ты же взрослый человек...

Он отвечает ей вздохом, поворачивается лицом.

- Что, все плохо, Лютик?

- А то ты не чувствуешь?! Мы вернулись к тому, с чего начали! Гоша, ну нельзя так! Ты же так никогда не восстановишься полностью! Лучше сейчас потратить время на нормальную реабилитацию, чем затянуть вот такое состояние на неизвестно сколько времени!

- Я понимаю... Но вот сейчас мне нужно быть на работе... Мне очень нужно...

- Нет, ты НЕ понимаешь! - она неожиданно резка. - Не знаю, как уже тебе объяснять, Георгий! Ты вроде бы взрослый, умный человек. Ты просто гробишь себя! Ты что, хочешь слечь? Чтобы не иметь возможности даже с кровати встать?

- Не хочу, - голос его тих и серьезен. - Пробовал. Не понравилось.

- Ну вот... - ей снова становится его так жалко, что хоть плачь. - Гош, пожалуйста...

- Что здесь происходит? - в дверях кухни - местная полиция нравов. Которая явно недовольна открывшей на кухне картиной - дочь и по совместительству внучка полиции нравов и голый по пояс мужчина.

- Ой, - первым реагирует Гоша, подхватывает с табуретки рубашку, - Фаина Семеновна... Антонина Вячеславовна... это совсем не то, что вы подумали...

- Да мы уж и не знаем, что думать, - это бабуля. Смотрит, недовольно поджав губы.

- Это по работе. Клиент, - в отличие от Гоши Люся и не думает смущаться. Она этих двоих знает как облупленных.

- Что-то я не помню, чтобы ты раньше работу на дом брала, - не унимается бабушка.

- Как видишь, работа сама на дом приезжает, - пока она разговаривает с родственниками, Гоша рядом торопливо застегивает пуговицы. - Перестаньте человека смущать. Ему и так непросто.

- Что такое? Что случилось? - обе дамы тут же переключают свое внимание на Гошу, причем осуждение в глазах тут же меняется на любопытство пополам с сочувствием.

- Врачебная тайна, - пресекает вопросы Люся. - Ма, ба, нам закончить разговор надо. Десять минут, хорошо?

- Хорошо, - кивает Фаина Семеновна. - Но недолго. А то поздно уже. А Георгий потом как добираться домой будет? Поди, и автобусы уже не ходят.

- Да не переживайте, я на машине, - встревает Гоша, он уже полностью одет и сразу обрел былую уверенность.

Их снова оставляют одних.

- В какой-то момент мне показалось, что я сейчас получу скалкой в лоб, - теперь Гоша позволяет себе усмехнуться. - Серьезные женщины. Вон как тебя стерегут.

- Угу. Считается, что за мной присматривать надо. Дите же еще... Ладно, - прерывает саму себя Люся. - Вернемся к делам нашим скорбным... Гош, у меня до Нового года все плотно. И люди там такие... Не могу я никого двинуть. Если только заболеет кто-то или как-то по-другому сорвется... форс-мажоры какие-то...

- Люсь, да я понимаю Я же не за этим приехал, чтобы тут к тебе без очереди влезть...

- Слушай, а может быть, другого тебе специалиста найти? У меня есть пара на примете, хороших. Правда, не факт, что и у них что-то выкроить получится на ближайшее время...

- Нет! Не хочу никого другого. Я буду тебя ждать.

- Эх, бросить бы тебя, такого непослушного, к чертовой бабушке!

- Лютик, ну, не бросай! - они говорят вроде бы в шутку, но что-то в его глазах есть... Угу, она сентиментальная корова, она в курсе. Жалостливая дура.

- Хорошо, - решительно кивает. - Или на ноги тебя поставлю, или самолично добью. Чтоб не мучился. Но учти, Гошенька... - она берет с холодильника блокнот, отрывает листок. - То, что я тебе сейчас напишу, ты должен запомнить намертво, как "Отче наш", и выполнять беспрекословно. Хотя... какой "Отче наш"? Что там у вас, у финансистов, самым важным документом считается?

- Ну... не знаю... может быть, Налоговый Кодекс.

- Вот, Гоша, - она садится за стол и начинает быстро писать мелким, убористым почерком. - Это твой Налоговый Кодекс. И за нарушения будут такие санкции, что ремень брата покажется тебе сладким воспоминанием.

- Сурова, матушка, ох, как сурова...

- Ты еще пожалеешь, что со мной связался.

- Думаю, что не пожалею.

___________________

- Где тебя, больного, черти носят на ночь глядя?!

- Почему у меня ощущения, что мне десять лет, а ты - моя мама? - Гоша аккуратно раздевается в прихожей. В последнее время даже такие простые действия, как одеться-раздеться, даются ему непросто.