Красив. Богат. Женат - Ольга Рузанова Страница 22

Есть. Грандиозные.

- Занят, Оль, - отвечаю, чувствуя, как по телу проходит дрожь нетерпения.

- Ой, прости. Позже тогда встретимся, да? У меня Вадик во вторник в командировку на Дальний Восток улетает.

- Да, я наберу.

- Хорошо. Пока.

Отключившись, бросаю телефон на консоль между сидениями и давлю на газ. По дороге заезжаю в цветочный магазин за букетом белых роз. Вспомнилось мне, как Маришка в доме своих родителей, довольно жмурясь, совала нос в бутоны.

Останавливаю машину во дворе дома и набираю ее номер.

- Да?.. – слышу тонкий голосок.

- Спускайся, малыш, я приехал.

- Я не смогу сегодня, Арсений Рустамович…

- Спускайся, крошка, я соскучился.

Глава 20.

Еще полчаса назад я была уверена, что никуда с ним не поеду. Но сейчас, глядя на его машину из окна, моя решимость тает как снег на мартовском солнце.

Мне нужно подумать еще раз.

Боже… я думала об этом всю неделю. Я ревела каждую ночь, и каждое утро просыпалась с решимостью прекратить с Кравцовым все контакты.

Я думала о своих родных, я пыталась лечить себя фотографиями со страницы его жены. Я даже вчера разрешила Мирону себя поцеловать, но…

Он приехал за мной снова.

Нет, нужно идти. Спуститься, чтобы серьезно поговорить с ним, иначе он так и будет рвать мне душу.

Я скажу ему, что встречаться с ним больше не стану и сразу уйду.

Голоса в моей голове ехидно смеются, но я успешно прикидываюсь глухой.

Разглаживаю руками подол узкого платья, поправляю завитые в локоны волосы, надеваю пальто и, взяв сумку, выхожу из квартиры.

Пока иду до машины, смотрю исключительно себе под ноги. Мне стыдно и страшно, но больше всего я боюсь, что он прочтет в моих глазах, как сильно я ждала этой встречи.

- Здравствуйте, Арсений Рустамович… - говорю, опускаясь в теплое кожаное сидение, - я подумала и решила, что нам не стоит больше…

Договорить мне не дают.

Рывок за ворот пальто, жесткий захват на затылке и наглый сильный язык у меня во рту.

Самостоятельно переключившийся тумблер мгновенно превращает меня в послушную, на все согласную, девочку.

Вцепившись друг в друга, спаиваемся с ним губами и языками. С такой жадностью, словно оба не ели и не пили всю эту неделю.

Она его не любит! Не любит!.. Я видела ее сторис – она снова улетела в Европу. Как она так может?! Я не понимаю! Разве это семья, разве можно так надолго бросать любимого мужа?..

- Привет, - бормочет с улыбкой.

О, Боги!.. Что мы творим?

- На сколько она улетела?

- Не знаю… недели три… - проговаривает хрипловато, обводя контур моих губ подушечкой большого пальца.

- А потом?

- Давай не будем про «потом», ладно?

Сглотнув, моргаю в знак согласия. Всего три недели, а потом он снова про меня забудет.

Смотрю в его безумно красивые глаза, потом на губы. В груди все плавится, а сердце становится огромным – преогромным. И дышать почти невозможно.

Я согласна на эти три недели.

- Но если кто-нибудь узнает…

- Никто не узнает, малыш. Только ты и я.

Обвив его шею руками, прижимаюсь щекой к его щетине, царапаюсь, отвлекая себя от боли в груди. Я не хочу думать о том, что будет потом, не хочу думать о том, как он провел эту неделю со своей женой.

Эти три недели Арс будет только мой.

А потом… От меня все равно ничего не зависит.

Притянув меня к себе второй рукой, Кравцов склоняется и припадает ртом к моей шее. Целует так порочно, так откровенно лижет языком, что я буквально чувствую, как пропитываются влагой мои трусы. В низу живота оседает сладкое томление, нарастает, увеличивается и, наконец, превращается в жуткую потребность, о которой даже думать стыдно.

- Как твои дела, малыш? – как сквозь толщу воды доносится до слуха хриплый шепот.

- Хо… все хорошо… - выдыхаю шумно, услышав, как звякнула моя серьга о зубы Кравцова.

- Вспоминала обо мне?

- Иногда.

- Иногда? – смеется тихо, заглядывая в мои глаза.

Потому что не надо задавать глупых вопросов, Арсений Рустамович.

- Куда мы поедем? – спрашиваю, касаясь пальцами его щетины.

- Туда же.

- В ваш дом? – переспрашиваю, улыбаясь, - не боитесь, что соседи увидят?

- Не боюсь, Мариш. Погнали.

Пока едем загород, Кравцов постоянно говорит по телефону. Иногда, словно забыв о моем присутствии, включает громкую связь. Обсуждает с кем-то работу и какие-то инвестиции. Потом заказывает доставку еды из ресторана.

- Кстати, - вспоминает вдруг, когда машина останавливается на перекрестке, - это тебе.

Тянется одной рукой назад и кладет на мои колени нежный букет из белых роз.

Я вообще-то привыкла к цветам. В родительском доме всегда были свежие букеты, но этот… он купил специально для меня?..

Откуда он знает, какие я люблю?

- Спасибо, - утыкаюсь носом в благоухающие бутоны, чувствуя, как от удовольствия нагреваются щеки.

Сегодня дом выглядит несколько иначе, чем в прошлый раз, не таким опасным и пугающим. Сегодня он мне даже нравится.

Я иду по тропинке следом за Кравцовым и зачем-то тащу с собой розы.

Переступаю порог, слышу, как за спиной закрывается тяжелая дверь и замираю.

Арсений Рустамович обходит меня, забирает букет из моих рук и, положив его на комод, стягивает пальто.

Мое дурное сердце срывается с места в карьер. По спине скатывает мелкая дрожь, а колени опоясывает слабость.

Я превращаюсь в безвольную куклу.

Позволяю снять с себя пальто, ботинки, послушно поворачиваюсь спиной, чтобы он расстегнул молнию платья.

- Арсений Рустамович… - лепечу испуганно, когда черная ткань с шелестом падает к моим ногам.

Прохладный воздух тут же принимает меня в свои объятия. Но идущий изнутри жар вступает в схватку с холодом и обостряет чувствительность моей кожи.

- Тшш… будь послушной девочкой…

Пробегается кончиком пальца по моей скуле, очерчивает подбородок, спускается по шее, проходит вдоль ключицы и тормозит у кромки черного кружева бюстгальтера, которое неприятно царапает камушки сосков.

Я поднимаю глаза, и проваливаюсь в омут. Мне катастрофически не хватает воздуха и его рук.

- Арсений… Руста… - берусь за полу его пальто, но в этот же момент оказываюсь развернутой к нему спиной.

От неожиданности ахаю и хватаюсь руками в поверхность комода. Окружающая действительность растворяется, мое тело автоматически настраивается только на него.