Екатерина Риз - Квартирный вопрос Страница 23

Стало нестерпимо стыдно. Не из-за того, что она говорила, гадостей от Раи я наслушалась в избытке, но сейчас, было особенно стыдно. За спиной стоял Глеб и с некоторым удивлением наблюдал этот спектакль. А ещё я взгляд его чувствовала и…

— Пойдём, — попросила я и, не дожидаясь его ответа, направилась к выходу.

Бегом спустилась по широким ступеням и остановилась, глупо озираясь, и не зная, в какую сторону дальше бежать. Глеб догнал меня и схватил за плечи.

— Эй, эй, ты куда собралась?

— Отстань, — всхлипнула я.

— Ты плачешь, что ли? Жень. Из-за этой крашенной стервы?

— Отстань, сказала. — Ладонью вытерла слёзы и попыталась выскользнуть из-под его руки. — Ты ничего не понимаешь…

— Может, и не понимаю, — не стал спорить он, — но стоять посреди улицы и реветь — глупо. Тебе так не кажется? Пойдём. Ты же домой хотела.

Я хотела домой, действительно, хотела. И была очень Глебу благодарна за то, что с вопросами не полез. Даже не смотрел на меня, видимо, чтобы не смущать. Я глядела за окно, на знакомые улицы, на огни, которых теперь в нашем городе ночью было в избытке и думала, почему же я такая дура? Почему снова промолчала, почему ни слова в свою защиту не сказала, почему к чёрту её не послала, в конце концов? Сколько можно чувствовать себя виноватой? Почему Димка своей вины перед женой не ощущает, а я за нас обоих переживаю и терплю. Почему Рая его давно не выгнала, раз ей так надоели его измены… и я.

Дома Глеб сразу отправился к холодильнику, а я ушла на крышу и присела на маленький топчанчик. На улице заметно посвежело, ветерок прохладный подул, и вскоре я почувствовала озноб. Зябко поёжилась и вздрогнула, когда хлопнула балконная дверь. Глеб принёс мне плед, я закуталась, а он уселся напротив и протянул мне тарелку с куском яблочного пирога.

— Не хочу, — отказалась я.

Мартынов лишь плечами пожал и откусил сам. Он жевал, я смотрела на тёмное небо, и оба молчали. Потом Глеб всё-таки спросил:

— Вина хочешь? Или ты не держишь алкоголь в доме?

— В холодильнике водка есть.

Он хохотнул.

— Серьёзная девушка. Налить тебе водки?

Я, наконец, оторвалась от своих мыслей и на него взглянула удивлённо.

— Зачем?

— Может, тебе полегчает?

— Глеб, я тебя прошу…

— Да ладно тебе расстраиваться. Что ты слёзы льёшь? Было бы из-за чего.

— Что ты знаешь о моей жизни?

— А что тут знать-то? Всё и так ясно.

— Неужели? — огрызнулась я.

— Я проницательный.

— Замолчи и катись отсюда. Дай помучиться в одиночестве.

Он дожевал пирог, вытер руки о кухонное полотенце, которое было перекинуто через его плечо, и сказал:

— А по какому поводу мучиться? Гордись.

— Это чем, интересно?

— Ну как… Мужа у этой стервочки увела. А у таких трудно что-то вырвать, они зубастые, вцепятся — и, считай, конец. А ты её за пояс заткнула, вот она и бесится.

— О Господи, великая мужская логика! Это не соревнование, Глеб!..

— Именно соревнование. Как же иначе? За ценный приз. Приз-то, кстати, ценный?

— Не твоё дело.

Он усмехнулся.

— Ясно… Ну, такие, как она, за неудачников замуж не выходят, так что, думаю…

— Ты заткнёшься или нет?

Глеб замолчал. Мы посидели в тишине, внизу шумели машины, а мы молчали.

— Иди спать, — сказал он, когда заметил, что я ещё плотнее закуталась в плед.

— А тебе не холодно?

— Нормально. Брось его.

— Что? — я непонимающе посмотрела.

— Если ты несчастлива с ним, если тебе сложно, тогда брось его. И мучиться не придётся.

— Всё так просто, да? — не удержалась я от язвительности.

Глеб уверенно кивнул.

— Конечно. Если радости никакой, а одни неприятности, то какой от них толк?

— Почему ты думаешь, что никакой радости?

Он странно посмотрел, а потом легко поднялся, и на меня уже взглянул с улыбкой.

— Действительно. Это тот мужик с фотографии? Презентабельный.

— Какой мужик? — нахмурилась я.

— На книжном шкафу фотография, я видел. С тобой в обнимку.

— А-а, — я от облегчения даже рассмеялась. — Нет, это дядя мой. Они с Сонькой в отпуске сейчас.

— А Сонька кто такая?

— Подружка моя.

— Как интересно, подружка с дядей, ты мужа уводишь… А говоришь, что в твоей жизни ничего не происходит.

Я разозлилась, как посчитала, совершенно справедливо, поднялась и подхватила края пледа, а на Мартынова взглянула с таким достоинством, словно была, как минимум, царственной особой.

— А кто тебе дал право говорить о моей жизни в таком тоне? — Глеб выразительно закатил глаза, а я заявила: — Я иду спать!

— Самое время, — согласился он и в спину мне поинтересовался: — Спокойной ночи?

— Иди к чёрту!

— Замечательное пожелание на сон грядущий, — вздохнул он.

Наутро мы с Димкой поругались. По телефону, то есть. Он позвонил рано утром, за что я уже на него разозлилась. Потому что почти до утра проворочалась с боку на бок, в ожидании его гневного звонка. Почему-то мне казалось, что он непременно позвонит сразу, как только узнает… а узнать, по моим предположениям, должен был сразу, как только мы с Раей расстались в ресторане. Но ничего этого не произошло, и отзвонился Калинин только утром. И сразу начал с обвинений. Я пыталась ему объяснить, пробовала перебить, но у меня, как всегда, ничего не получалось. А у Димки выходило так, что я чуть ли не предательница. Хотя, при чём тут — чуть? Совсем не чуть. Я вдруг, в один день, превратилась в коварную изменщицу. Кто бы мог подумать?

Димка всё спрашивал — кто он, кто он? А мои доводы и объяснения до него вроде бы и не долетали, я даже со злостью уставилась на телефон, который, кажется, работал только в одном направлении — я Калинина слышу, а он меня нет.

— Ты поэтому отказалась ехать в Москву? Потому что у тебя кто-то появился?

Я стояла на крыше, ветер дул в лицо, а я смотрела на серый, какой-то неприветливый этим утром город.

— Дима, ты меня не слушаешь… Это просто мой знакомый!

— С которым ты ходишь по ресторанам и обнимаешься у всех на глазах!

— И что? Я же с ним не целовалась у всех на глазах!

— Ева, ты меня удивляешь, — глухим, безжизненным голосом пожаловался Димка, а я вдруг усмехнулась, причём довольно громко.

— Правда?

— Да! Я здесь… я всё для нас делаю, ночей не сплю, можно сказать!..

— И чем же ты занят? — поинтересовалась я.

Повисла тяжёлая пауза, и я даже расслышала еле слышно играющее в трубке радио. Стало не по себе, и пока я пыталась придумать, как ситуацию разрулить, как попытаться Димке объяснить, а может и быстренько с ним помириться, Калинин заявил: