Наталья Калинина - Кто-то смеется Страница 23

— Мисс, я говорю вам абсолютно серьезно. В прошлом году они задрали теленка мистера О’Хара, который случайно забрел сюда. Вам не поздоровится, мисс.

Два сытых добермана выскочили из-за кустов и бросились к мужчине. Он велел им сидеть, и они послушно устроились рядом с ним на траве, то и дело поглядывая в сторону Элли.

— Уходите, мисс. При мне они вас не тронут. Ворота направо.

Она встала, держась за спинку скамейки. Казалось, над головой занесли какой-то тяжелый предмет и он вот-вот опустится на нее.

— Я сейчас.

Она набрала в легкие воздуха и сделала шаг вперед. Под ногами разверзлась земля и все вокруг потемнело.

…Она подняла веки и огляделась. Комната была небольшой. Перед раскрытым окном цвели магнолии. В их ветках щебетали птицы. Где-то далеко куковала кукушка.

Она попыталась встать, но тело было негнущимся. Все-таки ей удалось спустить ноги с кровати. От усилий спина покрылась липким потом.

— Привет, — сказал чей-то хриплый голос. — Доброе утро!

Она вздрогнула и зажмурила глаза. Кровь с шумом ударялась в виски. Противно ныл затылок.

— Доброе утр-ро! — повторил тот же голос. — Пор-pa вставать. Кофе готов.

По комнате на самом деле был разлит аромат кофе. Послышались шаги. Элли медленно открыла глаза и увидела мужчину в джинсах и клетчатой рубашке.

— Папа, — сказала она. — Как я соскучилась по тебе, папа!

— Ну и дела. — Мужчина растерялся. — Если ты и впрямь моя дочка, то скажи хотя бы, как тебя зовут.

— Элли… Элен… Элина… Леля. Одно из этих имен должно принадлежать мне. Только я забыла — какое.

— Хорошо хоть что-то вспомнила. Я уж думал, тебе совсем мозги отшибло. Доктор Буш сказал, тебя нужно определить в психиатрическую лечебницу. Ты тут такое молола, когда в бреду лежала. Принести кофе?

— Да. И что-нибудь поесть. Я ужасно проголодалась.

Он вернулся через несколько минут с подносом, на котором дымилась чашка с кофе и аппетитно желтели тосты и мед. Он поставил поднос на столик возле кровати и сел в кресло напротив.

Пальцы не слушались ее — они были словно деревянные, а в подушечках покалывало. Она поперхнулась горячим кофе и закашлялась. Кашлять было больно, словно внутри кровоточило и саднило. И тем не менее она с аппетитом позавтракала и в изнеможении откинулась на подушку.

— Так ты говоришь, я твой отец. Занятно. — Мужчина усмехнулся. — Все может быть. Я никогда не считал, сколько сделал за свою жизнь детей. Делать-то их приятно, а вот растить хлопотно. Одному оно куда вольготней живется.

— Дай мне зеркало, пап.

— Ишь ты, а оно, оказывается, приятно, когда тебя так называют. — Он встал, снял со стены небольшое зеркало в деревянной раме и протянул Элли. — Лола… Красивое имя. Может, ты мексиканка? Была у меня одна девушка… Она работала в цирке — висела на трапеции вниз головой. Помню, мы славно с ней времечко провели. Потом она укатила к себе домой и вышла замуж за какого-то богача. Если мне не изменяет память, он торговал недвижимостью и рогатым скотом. Может, ты дочка той циркачки?

— Не знаю. — Она разглядывала себя в зеркало. Большие темно-зеленые глаза лихорадочно блестят, скулы заострились, и кожа на них так бледна, что, кажется, сквозь нее просвечивают кости. На носу появились мелкие серые точки угрей. Она брезгливо поморщилась и вернула зеркало.

— Хороша ты, Лола, ничего не скажешь. Эй, а сколько тебе лет? — осторожно спросил он.

— Я родилась в семьдесят шестом году, десятого июля, — сказала она словно с чьей-то подсказки.

— Что ж, сходится. Помню, мы с этой Роситой всю осень любовь крутили. Правда, она не говорила мне, что беременна. Ну да, наверное, у нее уже был на примете тот богач. Она еще трепалась про какого-то кузена, который вроде бы рисовал картины и продавал их за большие деньги. Я тогда не верил ей — все женщины любят прихвастнуть своими родственниками и знакомыми. Славная была девочка эта Росита.

— Пап, я долго болела? — Она плохо слушала его.

— Два месяца без малого, вот как долго.

— И ты все это время за мной ухаживал?

— А что оставалось делать? Класть тебя в больницу обошлось бы ой как дорого. Доктор Буш так и сказал: как распорядится Бог. Вижу, Бог, если он есть на самом деле, свойский парень.

— Спасибо тебе, пап.

Она почувствовала, как на глаза навернулись горячие слезы.

— Не стоит, Лола. Я одинокий человек. Если ты вправду моя дочка, это замечательно, ну а если нет, то все равно хорошо. Как-никак, живая душа.

— Пап, а ты не будешь заставлять меня лежать с тобой в одной кровати? — вдруг спросила она и почувствовала, как вспыхнули от возбуждения щеки.

— Да что ты такое мелешь? — Он вскочил с кресла и стиснул кулаки. — Мне скоро пятьдесят стукнет, а тебе еще и двадцати одного года нету. Что, я не найду себе подружку по возрасту или, на худой конец, проститутку? Вдруг ты на самом деле моя дочь? Уж тогда Господь точно меня покарает.

— Я твоя дочь. Я соскучилась по тебе.

Он встал на колени перед кроватью и неуклюже обнял ее за шею. У него были сильные руки человека, выполнявшего нелегкую физическую работу. От него пахло лошадью и еще чем-то очень знакомым. Она не помнила, что это за запах.

— А что с мамой, Лола? — спросил он, медленно вставая с колен. — Она в порядке?

— Мама умерла, когда мне было одиннадцать лет.

— Дела… — Он отошел к окну, чтоб она не видела внезапно набежавших слез. — Небось, упала-таки со своей трапеции…

— Мама вскрыла себе вены. Отец гулял, она не вынесла этого.

— Вот мерзавец. Я бы с удовольствием скрутил ему шею.

Ей вдруг показалось, что голова ее состоит из двух половинок, каждая из которых хранит воспоминания о прожитом. Но они были отрывочные и противоречивые, и ей никак не удавалось связать их между собой. Для этого нужно было, чтоб зажила эта болезненная трещина в затылке.

— Моя сестра… Я не знаю, что с ней случилось. Это было где-то не здесь. Я не помню, как называлось то место.

— Верно. У Роситы была пятилетняя девочка от первого брака. Она отдала ее на воспитание монашкам. В Колумбии или в Пуэрто-Рико, я точно не помню.

— Пап, помоги мне все вспомнить. Я… мне кажется, я живу не своей жизнью.

Он обернулся от окна и сказал хриплым от слез голосом:

— Ларри Иванс клянется тебе, дочка, что сделает это. Ты должна верить слову Ларри Иванса, потому как он всегда его держит. Моя бабушка была из племени чероки. Она говорила мне: держи язык за зубами, а уж если высунул его, то держи слово, иначе в следующем воплощении будешь безголосой тварью вроде червя или гусеницы. Лола, клянусь тебе, ты вспомнишь все, начиная с пеленок. И расскажешь мне. Уж я доберусь до твоего мерзавца отчима, пусть даже он живет в Антарктиде.