Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь Страница 23

— Никого не волнует, что происходит у тебя в голове, когда ты стоишь на сцене, дорогая. Там ты показываешь себя и должна произвести незабываемое впечатление.

«Незабываемое, — думала Ева, стоя перед огнями рампы, слепящими глаза. — Все, что мне нужно сделать, это произвести незабываемое впечатление. А для этого в моем распоряжении всего пять минут». Она глубоко вздохнула и вспомнила бесконечный горизонт, который видела из корзины красного воздушного шара, а также и тот момент, когда она на миг почувствовала себя одним из дерзких летчиков — участников великого аэрошоу. «А почему бы нет? — спросила себя девушка. — Ведь лучше всего стать незабываемой? Я сделаю для этого все. По крайней мере, у меня хватит смелости попытаться…»

Ева дала аккомпаниатору знак начинать, и когда в пустом театре зазвучали первые ноты «Говори мне о любви», Морис протянул патрону ладонь за своим выигрышем, а Жак Шарль начал рыться в кармане в поисках банкноты. Однако, когда Жак услышал голос Евы, легко заполнивший пространство между ними, ее богатое, глубокое контральто, отнюдь не заставлявшее его напрягать слух, несмотря на огромную дистанцию между сценой и вторым балконом, он замер и прислушался.

Этот голос вызвал у него никогда ранее не возникавшее желание слушать, а вместе с тем оставлял его неутоленным; он звучал как биение любимого сердца и, казалось, заключал в себе бесценный, но еще не раскрытый дар. Импресарио внезапно понял, что, привыкнув слушать эту милую мелодию в исполнении сопрано Прентан, он никогда не обращал внимания на слова, тогда как теперь лирические стихи словно молили его вспомнить о нежности и любви. Его вдруг охватила сладкая любовная тоска, пробужденная пением девушки в красном.

Когда Ева закончила первую песню, Морис о чем-то заговорил, но импресарио приложил палец к губам.

— Пожалуйста, продолжайте, мадемуазель, — крикнул он, и Ева запела «Мой».

Эта лирическая песня, по мнению обоих мужчин, принадлежала великой, известной своей вспыльчивостью Мистингет так же неотъемлемо, как ее голос, и столь же полно, как принадлежал ей юный Шевалье. «Какое счастье, — подумал Морис, — что Мисс не слушает сегодня вместе с нами эту дерзкую девчонку, так легко овладевшую ее собственностью, которая отныне никогда не будет принадлежать Мистингет столь же безоговорочно, как прежде». Жак Шарль, в свою очередь, досадовал, что здесь нет его доброго приятеля Шевалье, который не преминул бы ухватиться за возможность прервать бурную во всех отношениях связь с Мисс. Вернее, он порвал бы с Мисс, чтобы попасть в новое рабство, ибо ни один мужчина, услышавший пение девушки в красном, не покинет театр тем же человеком, каким он в него входил.

Ева закончила петь, и мужчины оторопело посмотрели друг на друга, внезапно осознав, что они хлопают и кричат: «Еще!» Им не пристало шумно восхищаться и вызывать на бис, подобно завсегдатаям кафе, — они не новички в мюзик-холле.

«Еще! — восторженно думала Вивьен де Бирон. — Мадлен споет им еще, но все в свое время. Сначала надо обговорить условия контракта. Если бы они не увлеклись, то могли бы заполучить ее на очень выгодных условиях, но теперь… теперь совсем другое дело».

— За работу, Морис, — шепнул ассистенту Жак Шарль. — Пусть Бирон решит, что мы хлопали только из вежливости.

— Вы всегда можете попытаться представить дело таким образом, патрон.

— Но не перед Вивьен де Бирон. Я и пробовать не стану.

— Потому что она была великолепной «прогуливающейся девушкой»?

— Потому что она рассмеется мне в лицо, идиот. Я сказал, что она никогда не беременела, но я не говорил, что она была дурой.

4

С бессердечной жестокостью, проявляемой порой этой, без сомнения, испорченной женщиной, Вивьен де Бирон размышляла, что совсем неплохо и, может, очень даже удачно, что Ален Марэ поправляется не так скоро, как он надеялся. Доктора настаивали, чтобы Ален оставался в больнице, пока его состояние не станет удовлетворительным, а поскольку в Париже продолжалась типичная для этого города влажная, с частыми заморозками зима, дело шло к тому, что он мог проваляться там до дня взятия Бастилии в июле. Поэтому не было опасности, что он внезапно вернется домой и узнает, что его Мадлен стала дебютанткой «Олимпии» — прославленной «Олимпии», куда он никогда не попадет иначе как зритель.

Вивьен посоветовала Мадлен ничего не рассказывать Алену о новой работе, и девушка послушалась ее. «Она, должно быть, сердцем поняла, как поет Фрегсон. Да это и неизбежно, ведь они теперь на одной сцене, участвуют в одном представлении, и Мадлен каждый день репетирует в театре новые песни. Она пока ничего мне не говорила, — рассуждала Вивьен, — однако даже друзья обсуждают далеко не все».

Пожав плечами, Вивьен задумалась о будущем Мэдди — так назвала Мадлен дирекция театра. Как объяснил Вивьен Жак Шарль, «Мадлен» звучит несколько религиозно[5], тогда как очарование ее голоса явно под стать Венере, а не монахине.

Он решил выпустить свою дебютантку в первой части нынешнего ревю, которое предстояло заменить новым только к лету.

— Я не хочу так долго ждать, — сказал он Вивьен, едва контракт был подписан, и они снова стали друзьями. — Она готова хоть сейчас выйти на сцену… Я сделаю так, чтобы о ее появлении узнали критики. Новый номер — всегда безотказный способ привлечь их в театр в середине сезона. Мэдди я выпущу после «Девочек Хоффмана» и перед чародеем. Затем, до перерыва, будет, как и прежде, петь Фрегсон… Да, лучшего не придумать.

— Как ты намерен ее одеть? — быстро и требовательно спросила Вивиан, готовая, если понадобится, биться за свою протеже.

— Конечно, в красное, как это сделала ты. Чутье не обмануло тебя. Хоть ты и не одевалась на сцене, но отлично понимаешь, что соответствует тому или иному сценическому образу. С такими волосами, как у нее, она всегда должна одеваться в красное, но уж, конечно, не в ночную сорочку. Ни одна женщина не осквернит больше мою сцену, появившись на ней в платье без талии. Даже наволочка сексуальнее такого платья. У Мэдди, слава Богу, именно такое тело, какое обещает ее голос. Я отдам ей должное, как всегда поступал и с тобой, пока ты не стала профессиональным импресарио.

— Неблагодарный!

— А ты стала типичной опекуншей молодых дарований, — рассмеялся Жак Шарль, целуя Вивьен руку. — Жаль, ты никогда не могла идти в ногу с другими, но теперь я вижу, что твои таланты применимы в иной сфере. Разумеется, я глубоко благодарен тебе, Вивьен, и ты это знаешь, не так ли?

— Ничего другого я от тебя и не ожидала. Но учти, патрон, я присмотрю за ее сценическим гардеробом и глаз с нее не спущу!