Барбара Делински - Загадка неоконченной рукописи Страница 23

Мальчишку звали Джоуи Баттл, и, хотя его семья упорно отрицала такое предположение, Дженни была уверена, что они состоят в каком-то отдаленном родстве. Только три человека из всех, кого она знала, имели волосы такого цвета – ее мать, она сама и Джоуи. Будь он постарше, Дженни могла бы вообразить, что он – ее биологический брат, усыновленный при рождении. Но Джоуи было всего пять; когда он появился на свет, ее матери уже два года как не было в живых.

Крепко держась за ее руку, мальчик втиснулся между Дженни и креслом. Она присела на корточки и проговорила:

– Привет, Джоуи. Что случилось?

– Мама меня ищет, – прошептал он.

– Ты что-нибудь натворил?

– Она говорит, что мне можно быть здесь только до девяти. Но еще никто не уходит. Я не понимаю, почему я должен самым первым отправляться в постель.

«Потому что твоя мама крутит шашни с братом твоего папы», – подумала Дженни. До нее доходили слухи. Сложно было не знать о том, о чем судачили на каждом углу. Нельзя сказать, чтобы Дженни это удивляло. Она училась в школе с Селеной Баттл. Она видела эту девицу в действии. К настоящему моменту она обзавелась тремя детьми от трех разных мужчин и, по всей видимости, работала над четвертым. Понятно, что ей не хотелось, чтобы Джоуи путался под ногами.

– Наверное, твоя мама считает, что тебе нужно спать, потому что ты ходишь по утрам в садик, и все такое.

– Джоуи Баттл, куда ты пропал? – Его мать сграбастала мальчишку за футболку и вытащила из убежища, бросив нервный взгляд на Дженни. – Привет, Мэри-Бет. Он приставал к тебе? – И прошипела ему на ухо: – Что тебе от нее надо? Она пришла сюда не для того, чтобы нянчиться с тобой.

– Он мне нисколько… – начала было Дженни, но Селена уже тащила Джоуи прочь; большие часы над сценой показывали девять.

Дженни смотрела на часы и старалась не волноваться. Пока не появилось ни одного нового лица. «Но это еще ничего не значит, – успокаивала она себя. – Он просто задерживается». Она вообразила, что его задержали дела или пробки на трассе. Она даже представила, как в последний момент он обнаружил, что у него нет чистой рубашки, – и почти видела, как он мечется с одной из них от стиральной машины к сушилке, а потом гладит ее – или, по крайней мере, пытается это сделать, так как не слишком хорошо умеет обращаться с утюгом. Нет, он действительно нуждается в ком-то вроде Дженни, кто будет гладить ему рубашки. Она прекрасно умела гладить рубашки.

Предположив, что он задержится еще ненадолго, она на время перестала улыбаться, чтобы дать отдых мышцам лица. Люди вокруг нее делали то же самое с мышцами своих ног.

Она прислонилась к стене, по очереди слегка вынимая из туфель то одну, то другую ногу, и изо всех сил старалась выглядеть так, словно, как все вокруг, утомилась от танцев и радуется перерыву.

– Дамы приглашают кавалеров, – объявил преподобный Патти, и женщины со всех сторон начали подходить к своим мужчинам и выводить их на танцплощадку.

«Пригласи кого-нибудь», – твердила себе Дженни, быстро оглядывая зал. «Кого угодно», – говорила себе она, но, как ни старалась, не видела никого, с кем ей хотелось бы станцевать.

Спустя минуту даже оглядываться вокруг показалось ей глупым. Поэтому она прикоснулась пальцами к горлу, демонстрируя жажду, и вдоль стены направилась к столу с закусками и напитками. Вокруг него толпились люди. Всякий раз, когда подходила ее очередь, кто-нибудь более жаждущий оттирал ее назад, но возмущаться не имело смысла. Когда, наконец, она получила свой сидр, она со стаканом направилась в новый укромный уголок на другой стороне зала. Она отхлебывала из стаканчика и то притопывала ногой, то постукивала пальцами по бедру, то кивала в такт музыке.

Она только успела допить стакан, как танцоры вновь встали в цепочку для «Электрической дорожки». Поспешно, чтобы не успеть испугаться, она пересекла полоску пола и присоединилась к остальным. Даже если ее сердце и стучало вдвое быстрее, чем обычно, никто бы не догадался, потому что «Электрическая дорожка» была ее танцем. Ее тело знало все движения. Ей не требовалось обдумывать их. Прежде чем она успела заметить, кто смотрит и кто не смотрит на нее, и с какой степенью недоверия, она уже двигалась по танцплощадке, не нарушая строя.

Расслабившись впервые за этот день, ее тело поймало ритм. Руки, ноги, бедра – она двигалась непринужденно, и как это было радостно! Она не думала ни о своих веснушках, ни о волосах, ни об отце. Она улыбалась преподобному Патти и людям, которые были рядом. Невероятно, но они улыбались в ответ. В это мгновение она была такой, какой никогда не была в Литтл-Фоллз: красивой, счастливой и одной из толпы.

Она танцевала, пока не отзвучала последняя нота, а потом вместе со всеми остальными зааплодировала. Цепочка в мгновение ока распалась на мелкие группки, которые разошлись кто куда. Она неожиданно оказалась одна, все уже разошлись.

Краснея, она направилась к дверям. Выйдя на веранду, она мгновенно ощутила свежесть вечернего воздуха. Оглядевшись и наконец найдя свободное место, Дженни направилась туда и облокотилась на старые деревянные перила.

– Привет, Мэри-Бет.

Она обернулась. В метре от нее стоял Дадли Райт Третий. Он был высоким, тощим и до сих пор походил на подростка, хотя по ее подсчетам ему должно было быть двадцать шесть, так как в школе он учился на два класса старше.

Как бы то ни было, не об этом мужчине мечтала Дженни. Дадли был репортером местной газеты, основанной его дедом и в настоящее время издаваемой отцом. Каждый знал, что Дадли Третий мечтает к тридцати годам стать главным редактором, но его карьера зависела от того, сочтет ли его дед, Дадли Старший, удалившийся на покой, но оставивший за собой право принимать и одобрять все решения, достаточным для поддержания семейной традиции его упорство, воображение и писательский талант.

Иногда Дженни с сочувствием думала, какое же давление приходится переносить бедняге Дадли. Но сейчас был не тот случай.

Прекрасно представляя, какой единственный интерес может быть у Райтов к Клайдам, она приготовилась к обороне. Он приблизился еще на шаг.

– Я видел, как ты танцевала. Ты выглядела вполне счастливой. Это из-за танца или из-за того, что Дарден выходит на свободу?

Дженни дотронулась до своей шеи и обнаружила пряди, выбившиеся из прически. Она заправила их обратно.

– Там душновато.

– Вторник – знаменательный день, да?

Она не желала думать об этом. Только не в этот вечер.

– И как ты себя чувствуешь? Сколько там прошло… пять лет? Она полагала, что ему известно, что это было не пять, а шесть лет. Она полагала, что он говорил об этом со своим отцом. Его отец следил за всем ходом дела, от ареста до решения суда.