Барбара Картланд - Увлекательное приключение Страница 23

— Забудь обо всем, и еще раз спасибо. Теперь я твой должник.

При этих словах безудержное счастье наполнило все ее существо. Они почти в расчете, подумала Вентура. Он так много сделал для нее, а теперь она смогла хоть как-то отплатить ему за его доброту.

Глава 5

— Все еще дуешься? — спросила донья Алькира своим мягким, вкрадчивым голосом.

Мужчина, стоявший перед зеркалом, ничего не ответил. Он любовался своими широкими плечами, узкими бедрами, тонкой талией и правильными чертами смуглого лица. Его незаурядная внешность не менее, чем его мастерство, способствовала тому, что он был признан самым выдающимся матадором во всей Испании и заслужил прозвище Миахадо Великолепный.

Донья Алькира капризно передернула плечиками. На фоне изысканно расшитых покрывал и подушек низенькой кушетки она была похожа на статуэтку, вырезанную из слоновой кости. Изящным жестом она закинула руки за голову и рассмеялась.

— Так значит, ты злишься на меня? — насмешливо спросила она.

Миахадо обернулся.

— Злюсь? Разумеется, я злюсь! А ты чего ожидала? Я что, игрушка, которую в любую минуту можно отбросить за ненадобностью? Кто этот англичанин, о котором столько говорят? Почему он смеет претендовать на твою руку, в то время как мне дозволено довольствоваться лишь твоим телом?

— Да ты ревнуешь, любовь моя!

Донья Алькира призывно протянула к нему руки. Её губы полуоткрылись, в глазах вспыхнула страсть. Она была так прекрасна в своей нескрываемой, безудержной чувственности, что трудно было представить, чтобы какой-либо мужчина мог устоять перед ней. Но Миахадо даже не двинулся с места.

— Я хочу знать, — повторил он.

В эту минуту он был похож на избалованного ребенка, которому неожиданно в чем-то отказали. Он нахмурился и обиженно выпятил нижнюю губу. Донья Алькира уронила руки на кушетку.

— Ты мне надоел! — сказала она. — Какое тебе до всего этого дело? Этот англичанин никоим образом не помешает нам.

— Но он станет твоим мужем!

Донья Алькира сделала неопределенный жест руками.

— Может быть, да, а может, и нет, — ответила она. — Я пока еще не приняла его предложения.

— Ты не посмеешь ослушаться приказа королевы, — с издевкой произнес Миахадо.

— Как ты можешь знать, что я посмею и что не посмею сделать? — лукаво спросила донья Алькира и снова рассмеялась. — Ну, улыбнись же мне, — принялась уговаривать она. — Мы с тобой так счастливы здесь, отгороженные от всего мира этими четырьмя стенами. Какое нам дело до того, что происходит там, снаружи? Этот англичанин — всего лишь марионетка, которую королева намеревается использовать в своих интересах.

— Каких интересах? — мрачно спросил Миахадо. — Можно не сомневаться, что эти интересы не касаются Испании. Королева — итальянка[20]. Она думает только об Италии, покровительствует лишь итальянцам. А я испанец! Меня не волнует, что происходит за пределами моей страны!

Донья Алькира улыбнулась. Она отлично знала, что Миахадо лишь высказывает вслух то, что думают все испанцы. Нескрываемая симпатия королевы к Италии повсюду вызывала негодование. Итальянцы наводняли Испанию, проникали во все сферы общественной жизни, занимали самые высокие должности в правительстве. Но донью Алькиру не волновало то, что не касалось ее лично.

— Возможно, в данном конкретном случае королева поступает правильно, — сказала она. — Мне действительно нужен муж, а раз так, почему этим мужем не стать англичанину, брак с которым принесет и мне существенную выгоду?

Миахадо топнул ногой.

— Муж! — взорвался он и в сердцах плюнул на пол. Потом, угрожающе нависнув над ней, закричал: — Каково, по-твоему, мне выслушивать подобные вещи от тебя? Как я смогу перенести то, что ты станешь принадлежать другому мужчине? Я знаю, что в прошлом у тебя были любовники, много любовников, но ни один из них не был таким, как я. Почему я не могу жениться на тебе? Почему я не могу безраздельно обладать тобой, так, чтобы больше ни один мужчина не смел дотронуться до тебя?

Он бросился к ней, схватил в объятия и принялся осыпать жгучими поцелуями ее губы, глаза, шею и груди. Почувствовав, как она всем телом прильнула к нему, он понял, что пламя, бушевавшее в нем, зажгло в ней ответный огонь. Их охватила всепоглощающая страсть, заставившая их забыть обо всем на свете...

Прошло довольно много времени, прежде чем донья Алькира, завернувшись в накидку из алого бархата, подошла к туалетному столику и взглянула на свое отражение в зеркале, вставленном в позолоченную раму и украшенном летящими купидонами и переплетенными сердечками. Только что пережитые мгновения страсти оставили след на ее лице, отчего оно стало еще более прекрасным. Томные тени легли под глазами, которые казались огромными и необычайно глубокими на фоне ее нежной, как Лепесток магнолии, кожи. Губы, припухшие от страстных поцелуев, были полураскрыты, обнажая прелестные жемчужные зубки.

Она отбросила волосы со лба и взглянула через плечо на своего любовника, который наблюдал за ней, лежа на кушетке.

— Мы должны сохранять благоразумие, — сказала она, и внезапно ее голос прозвучал холодно и жестко.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что нам следует быть очень осторожными. Никто не должен даже заподозрить о том, что ты бываешь здесь. У меня найдется немало врагов, которые с радостью сообщат этому англичанину о нашей связи. Кроме того, англичане рассчитывают, что их жены будут вести исключительно добродетельный образ Жизни.

— Это относится и к испанцам, — тут же парировал Миахадо.

Он поднялся и направился в гардеробную.

— Неужели ты полагаешь, — донесся его голос через открытую дверь, — что хоть один мужчина захочет связать свою жизнь с женщиной, которая не с ним впервые познала науку страсти? Мужчина должен быть не только хозяином, но и учителем.

Донья Алькира расхохоталась.

— Ты старомоден, Миахадо, или, может быть, провинциален?

Она намеренно хотела причинить ему боль, зная, что больше всего матадора задевает существующая между ними пропасть из-за разницы в общественном положении.

Она была королевской воспитанницей, дочерью герцога Каркастилло, владелицей огромных поместий и одной из самых влиятельных женщин в Испании.

Он же был выходцем из народа, сыном лавочника из крошечного провинциального городишка, человеком, который стал знаменитостью только благодаря своему искусству матадора.

Несмотря на то, что Филипп V[21] и Елизавета Фарнезе косо смотрели на бои быков и прилагали немалые усилия, чтобы воспрепятствовать их проведению, испанцы не желали отказываться от своего излюбленного зрелища.