Эллина Наумова - Мужчины из женских романов Страница 23

До дома оставалось протащиться еще квартал. Света зябла, но по лбу, как насекомые, ползали увесистые капли терпкого пота. Смахнуть их она брезговала. Но, слава российскому филологическому образованию, девушка продолжала шевелить мозгами. В ресторане директора питаются! Не все, а только генеральный, владелец, Олег. Так у него богатый папа. Он, и работая по блажи дворником, завтракать, обедать и ужинать поедет в кабак на Тверскую. А технический директор Виталик, который лично принимает у автослесарей каждую машину, ходит в таких джинсах, что от него бомжи шарахаются. И коммерческий директор Дима является из офиса совсем голодным, что ни молодым обменом веществ, ни беготней то за заказчиками, то от них этого не объяснишь. А ужины и завтраки его ждут очень скромные. Даже если он скрытый безумец и задался целью уморить голодом женщину, то себя, много зарабатывая, пожалел бы. Защитнице любви еще не доводилось видеть сумасшедших, которые планомерно действовали бы себе во вред. Таких, и только таких держат в психушках. Кстати, невооруженным глазом видно, кто что ест. Олег вальяжный, франтоватый и полноватый, а Виталька с Димкой юркие, ободранные и тощие. Кроме того, и Олег, и Виталик бывали у них, угощались за их столом, знали их вещи. В этом кошмаре можно дорассуждаться до того, что все трое в сговоре и проводят над ней какой-то чудовищный эксперимент. И Дима каждое утро бежит не в офис, а к маме. Переодевается там в дорогой костюм, завязывает на шее французский галстук и в служебной иномарке катит на работу. А вечером делает то же в обратном порядке. Разве это не может быть правдой? Нет, скорее паранойей.

Свете опротивела эта тема. Как все стройняшки поневоле, она долго внушала себе, что легче не заходить в магазины и держать холодильник пустым из-за отсутствия денег, чем бороться с искушением возле залежей жратвы, когда сумку распирает толстый кошелек. А когда в ладонь просится карточка, еще хуже: неосязаемые траты самые разорительные. Наконец поверила. И ей не хотелось подвергать эту веру былым сомнениям. Оставалось заняться подругой Могулевой. Она всегда мечтала выйти замуж и сменить фамилию. Говорила, что больше не в силах отвечать на вопрос, кто такой Лева и что она ради него может, с виду нормальным половозрелым мужикам и бабам. Надо же, ей организация позволяет безлимитные телефонные разговоры. А в издательстве рабочие мобильники есть только у владельца и юриста. Считается, что даже экономист перебьется.

Им необходимо было чаще видеться. Мужчины мужчинами, налаживание быта своим чередом, но зачем друзей терять. Света успела поблагодарить Леру за заботу, но не сказать, насколько шокирована. Не вероломством Димы, а заскоком подруги. Неужели она действительно опустилась до того, что шарит по карманам своего парня? Одна надежда, ляпнула, чтобы облегчить униженной женщине рывок из порядочности в сволочизм. Мол, если тебе никуда не деться от проверки сведений обыском, то я с тобой. Она всегда презирала баб, которые удерживали мужиков любыми способами – делали вид, что забыли про измены и рукоприкладство, терпели хамство и детей этому учили. Высмеивала тех, кто разыскивал своих гуляк по барам и тащил домой на горбу, ехал на окраину города после классического анонимного звонка: «Ваш муж сейчас ублажает любовницу по адресу…» Говорила, что ржа подозрительности деформирует личность, разъедая душу. И, если нет доверия, партнера надо бросать немедленно. Твердила о самоуважении как основе основ. «Та» подруга рассказала бы мужчине о встрече с избыточно получающей девицей, выслушала его комментарии и доверилась своему шестому чувству – искренен он или нет. Что с ней творится? Как она выразилась: «Пошлость оказалась не тем, что мы ею называли»? А чем? Неужели желанием употреблять слово «пошлость»?

Света вошла в квартиру. И сразу же из прихожей увидела кухонный стол с букетом ромашек, огромной пиццей и бутылкой вина, а рядом счастливо улыбающегося Диму. Она заплакала. Ненавидела себя за эту демонстрацию своих мук, но остановиться не могла. Любимый человек испугался, потом кое-как выяснил, что у нее температура, растворил в кипятке какую-то гадость, напоил, закутал в плед, уложил на диван. Но она вскочила и принялась искать маску по ящикам. Нашла, закрыла половину лица и смело бросилась к Диме. Он сорвал с нее одноразовую бумажную гарантию избежать заражения и начал целовать как бешеный. Света сопротивлялась, хрипя, что он заболеет и она себе этого не простит. Но парень клялся в готовности хворать с ней, сколько оба выдержат. Горячие, попеременно теряющие сознание, они будут любить друг друга вот на этой простыне (быстро расстелил), вот на этой подушке (точно бросил в изголовье), вот под этим пледом (она сдернула с себя шерстяной клетчатый утеплитель). Им будет казаться, что еще одно движение, и они умрут, но как будет хотеться испустить дух вместе, чтобы смешался и стал единым.

Учитывая то, что девушка нафантазировала об извращенном эксперименте над собой, после таких Диминых слов надо было выползать из дома на лестничную клетку, царапать ногтями соседскую дверь и звать на помощь. Но она увлеклась идеей совместной гибели в оргазме настолько, что не заметила, как они оба разделись.

Потом Дима грел пиццу и откупоривал бутылку. Влюбленные ели, запивали, снова падали на диван. У Светы создалось впечатление, будто он что-то с ней празднует. Свой беспрепятственный уход на ночь? Свое возвращение? А этот ласковый мальчик действительно пас брата или отдыхал от нее? С кем? Где? Через минуту она забывала о своих подозрениях. Но они успевали превратить наслаждение в удовольствие, радость в веселье, четкую надежду в расплывчатую мечту, а благодатное отсутствие суетных мыслей в тупость. И наконец, уткнувшись в плечо спящего Димы, закрыв глаза, она вспомнила, как они впервые поругались. Он не принес картошки, за которой она попросила его сходить. Обычное дело – надо бульон заправлять, а в корзинке для главного овоща пусто. Человек вроде бы понял про срочность, но шлялся по магазинам два часа, разыскивая батарейки для своих часов. Уязвленная Света кричала, что он эгоист, что его любовь – всего лишь слова, а когда надо делом доказать… Дима слушал молча и вдруг заплакал настоящими крупными частыми слезами. Перепуганная скандалистка бросилась в кухню и вернулась с миской недоваренного, так и не дождавшегося картошки борща. Зато в него вывалилась целая банка сметаны – рука дрогнула. Она умоляла парня есть, тыча в сжатые губы обжигающей ложкой. Но он отворачивался. Света пала на колени, старалась его обнять. Он вырывался. Она просила прощения. Клялась в любви. Дима не скоро вытер лицо салфеткой. И растерянно, вряд ли понимая, какую бурду жует и глотает, отобедал. Теперь, когда время приглушило обиды, даже Свете казалось, что то варево было слишком жестокой местью за забывчивость. Но тогда Дима сказал: «Вкусно». Потом: «Спасибо». И опять всплакнул.